Страница 60 из 81
Отношение подавстрийской украинской интеллигенции к собственному этнониму объяснил проф. Львовского университета О. Огоновский: «Мы являемся народом самостоятельным и носим название русины, начиная с десятого столетия, аж девять веков. Наряду с названием „Русь“ появилось название „Москва“ в веке двенадцатом, когда на север от Руси образовалось отдельное княжество суздальское, а после большое княжество московское, которое в шестнадцатом веке стало называться царством московским. Названием „Русь“ определялась наша родина вплоть до века семнадцатого, когда цари московские прозвали этим именем свои земли, а также Украину по левому берегу Днепра. Тогда-то наша родина потеряла свое название по воле сильных царей и однако была вынуждена назваться другим именем, чтобы не пропасть без следа между народами Европы. Но всякие другие названия означали только часть нашей родины и не могли быть устойчивыми. Такими названиями были: „Малая Русь“ (против Великоруси, или Москвы), „полуденная Русь“, „Гетманщина“ (название от казацких гетманов Украины). Наилучшим названием является „Украина“, потому что означает большую часть нашей вотчины. Потому-то некоторые патриоты русские зовут Украиной целую Русь, галицкую, украинскую и подольскую, а затем русский язык называют украинским»[818].
На крайнем западе русской этнической территории, там, где сходятся ее границы со словаками и поляками, где эти три народа жилы перемешанными между собой, возникла форма «руснак» или «русняк», по аналогии с этнонимическими формами: «словак», «поляк»[819]. Как свидетельствуют языковеды, термин «русняк» — чешского происхождения[820]. И. Верхратский локализовал эти термины в западной части Закарпатья на Пряшевщине[821]. Чешский поэт (словак по происхождению) Ян Коллар опубликовал древний стих в словацкой транскрипции, где впервые звучит этот термин «руснак» (руснаки):
Рецензируя работу немецкого этнографа Кайндля, В. Гнатюк отмечал, что термин «русняк», употребленный здесь, «не оправдывается ни наукой, ни традицией, ни ничем другим»[823].
Локальная, пограничная этнонимичная форма «руснак» («Русьняк») не нашла широкого распространения и исчезла из обихода. Против термина «руснак» выступили все украинские языковеды. В 1829 г. Могильницкий утверждал, что название «руснак» является «вздорным и его не следует употреблять»[824]. То же самое повторил Левицкий в своей грамматике в 1834 году, заметив, что название русняк совсем безосновательное[825]. Так в дальнейшем на пространствах Галиции, Буковины и Закарпатья в публичном обиходе оставался извечный термин «русин».
Сформированная в революционном 1848 г. во Львове Главная Русская Рада обратилась с пламенным призывом к народу, из которого четко и ясно вытекала национальная идентичность русинов. «Мы Русины Галицкие, принадлежим к большому русскому народу, который говорит на одном языке и 15 миллионов насчитывает, из которого треть миллиона землю Галицкую населяет»[826]. Руководство Главной Русской Рады во главе с епископом Яхимовичем осознавало целиком то, что галицкие «русины» и «русины-малороссы» по ту сторону австро-российской границы — один и тот же народ. Еще в 1837 г. языковед И. Лозинский писал: «Руська мова сягає від середини Галичини і північної Угорщини аж по ріку Кубань»[827]. Одним из наиболее ценных памятников украинской политической мысли того времени является брошюра «Слово предостережения» молодого священника Василия Подолинского, которая вышла в г. Сяноке (Лемковщина) 1848 года на польском языке[828]. Подолинский пророчил: «В самом деле, мы являемся русинами и верим крепко в воскресение свободной, независимой Руси, раньше или позже, нам это неважно и нас совсем не беспокоит срок, в который нам и воля и независимость судились. Потому что чем же есть столетие в жизни наций? Хотим быть народом и будем им, потому что глас народа это глас Божий»[829]. Все наши западные соседи называли нас тогда русинами.
Например, в 1849 г. наши западные соседи — словаки обратились с воззванием к закарпатцам, в котором, в частности, говорится: «Братья Русины! Соседство наше с Вами, кровная связь народная, связующая нас с людьми Вашими… побуждают нас, словаков, согласиться с Вами, степенными и бодрыми Русинами»[830]. На Закарпатье, где дольше всего сохранялся старый этноним, долго пели как гимн такие слова местного просветителя О. Духновича:
«„Я русин был, есьмы и буду!“ — это то решительное слово, которое прорекла раненая Подкарпатская Русь за целое XIX столетие устами Духновича. — Вы мадяризуйте, вы старайтесь стереть наш народ с лица земли — напрасна ваша работа! Я русин был, есть и буду. Против вашей воли, против вашей силы. — Я русин был, есть и буду! Этот протест — это и есть сила, которая сделала имя Духновича дорогим для всех подкарпатских русинов»[832]. Другой поэт, буковинский соловушка — Федькович писал о судьбе жителей своей родной Буковины:
На Буковине термин «русин» в официальном употреблении был аж до 1918 года, когда его заменили новым термином «украинец». После Первой мировой войны к Румынии отошла бывшая подроссийская Бессарабия, где проживало в восточной ее части 650 тыс. украинцев. Они не знали даже, по свидетельству современников, каким именем себя называть. «Одни говорят мы „руські“, вторые „малороси“, третьи „русіни“, в основном те из Хотинского уезда… Самая большая часть бессарабских украинцев называет себя еще „рускими“. Однако надо заметить, что это имя „руський“, „руські“ не является для бессарабских украинцев то же самое, что московский или российский. Если вы скажете, например, нашему мужчине: „Вы руський, значит Вы москаль“, то он вам тотчас ответит: „Я є руский, але я не москаль, я малорос“. Значит, что здесь выходит путаница относительно национального названия, и этот хаос относительно названия существует, к сожалению, и дальше среди бессарабских украинцев. Наши люди осознают то, что между ними и москалями существует различие; путаницу вызывает здесь только название „руский“, „руські“»[834].
818
Огоновський О. Маркіян Шашкевич, про его життє і письма. — Львів, 1886.— С. 93–94.
819
Багринець В. Що в імені твоїм, Україно? // Державність. — 1995.— № 1.— С. 46.
820
Ковалев Г. Ф. Этнонимия славянских языков. Номинация и словообразование. — Воронеж, 1991.— С. 92.
821
Верхратський І. Знадоби до пізнання угроруских говорів // ЗНТШ. — 1901.— Т. 40.— С. 3.
822
Українська література XVIII ст. — К., 1983.— С. 91.
823
Гнатюк В. Рецензія // ЗНТШ. — 1898.— Т. 26.— С. 46.
824
Маковей О. З історії нашої філології — три галицькі граматики (Іван Могильницький, Йосиф Левицький і Йосиф Лозинський) // ЗНТШ. — 1903.— Т. 51.— С. 14.
825
Там само. — Т. 54.— С. 69.
826
Зоря Галицька. — 1848.— № 1.— С. 28.
827
Маковей О. З історії нашої філології — три галицькі граматики (Іван Могильницький, Йосиф Левицький і Йосиф Лозинський) // ЗНТШ. — 1903.— Т. 51.— С. 45.
828
Стеблій Ф. І. «Слово перестороги» В. Подолинського // Український історичний журнал. — 1966.— № 12.— С. 50.
829
Podolinski Bazyli. Słowo przestorogi. — Sanok, (1848). — S. 17; Ленцик В. Духовна семінарія у Львові // ЗНТШ. — 1996.— Т. 211.— С. 298.
830
Кревецький І. Оборонна організація руських селян на галицько-угорськім пограничу в 1848-49 рр. // ЗНТШ. — 1905.— Т. 64.— С. 52.
831
Духнович О. Твори. — Пряшів, 1968.— Т. І.— С. 248.
832
Бірчак В. Літературні стремління Підкарпатської Руси. — Ужгород, 1937.— С. 98–99.
833
Федькович О. Ю. Твори. — Львів, 1914.— Т. І.— С. 114.
834
О. К. Басарабські українці // Калєндар-альманах «Самостійності!» на рік 1937.— Чернівці, 1936.— С. 87.