Страница 76 из 78
Узумаки почувствовал, как распадается дзюцу Водяной Тюрьмы, но бушующая стихия не смогла сокрушить островок спокойствия, в котором он находился. Мутная вода вытолкнула его, словно поплавок, на поверхность. Тем временем взрывы утихли и Наруто сделал несколько шагов по поверхности воды. Бой закончился. Противники стояли, почти обнявшись, и если бы не окровавленный кусок иззубренной металлической полосы, торчащий из спины Конан, их можно было бы принять за друзей или любовников. Маска Мануке была покрыта трещинами и частично разрушена, открывая измождённое лицо, в одной глазнице которого пылал Мангекё Шаринган, а второй глаз поблёк и угас. Похоже, это было то же дзюцу, что использовал Данзо, чтобы избежать смерти.
Это было настолько нелепо, настолько неправдоподобно, что спокойствие едва не разлетелось осколками от желания впечатать ладонь себе в лицо. Все эти усилия, все печати, вся чакра, были бессмысленно растрачены впустую, это при том, что их хватило бы, чтобы в одиночку уничтожить все Великие Деревни или выиграть несколько Мировых Войн.
Плавным неторопливым шагом Наруто подошёл к Конан и ухватился за иззубренный осколок металла, вырывая его из спины куноичи. Кулак его сделал широкий замах, и устремился к лицу Мануке. Искусство читать эмоции на лице людей, чья половина лица закрыта, Наруто постиг на примере Какаши-сенсея. Лицо Мануке и презрительный прищур его глаза, выражали самоуверенность. Она быстро сменилась изумлением, как только кулак Наруто ударил в треснутую маску и разнёс её на тысячи осколков, отправляя противника в стремительный полёт. Умом Наруто понимал, что требовалось добить эту мразь, окончательно уничтожить, чтобы прекратить войну, не дав ей начаться. Но дзюцу вело Наруто по единственному пути, над которым он был не властен. И пока нукенин исчезал в спирали искажённого пространства, Узумаки повернулся к умирающей Конан и быстрым движением руки разорвал одежду у неё на груди, краем сознания регистрируя гладкость кожи и совершенство форм. Рука его потянулась к рваной безобразной ране.
Медицинские техники никогда не были его сильной стороной, даже после того, как Цунаде и Сакура показали нужные дзюцу. Ирьёниндзюцу было невозможно одолеть, направив полчище клонов, для практики требовались пациенты. И если с некоторыми из них решить вопрос можно было просто скупив улов у рыбаков, то остальные представляли проблему.
Но на этот раз всё получилось не хуже, чем у Ино, Хисаме, Хинаты, или даже Сакуры-чан. Чакра Наруто приняла ярко-зелёный цвет, извлекая из раны грязь и осколки, сращивая сосуды и смыкая кожу, рассасывая рубцовую ткань. И когда Наруто убрал руку с груди изумлённой Конан, о месте раны напоминало лишь розовоё пятно новой кожи.
Конан хотела что-то сказать Наруто, но увидев его взгляд, осеклась. Рука Наруто обрушилась ей на лицо.
— Пойдём, Конан-чан! Сейчас мы проверим могилу Нагато, а потом поговорим о тактике и рациональном использовании ресурсов. Нам предстоит война, которую следует выиграть.
========== Эпилог ==========
Если сравнивать эту войну с предыдущими тремя Мировыми Войнами, то отличия были самыми разительными. Четвёртая Мировая сильно выделялась как масштабом и количеством используемых дзюцу, так и поразительно малым количеством жертв, если не считать за таковые несметные полчища Зецу. Да, у врага были козыри — воскрешённые из мёртвых каге предыдущих поколений и многочисленные могучие шиноби, погибшие в прошлом, но и со стороны войск Альянса воевали мертвецы, призванные Орочимару.
Змеиный Саннин утверждал, что он воспользовался Эдо Тенсей исключительно для того, чтобы уравнять шансы — у мертвецов никогда не заканчивалась чакра, а значит в войне на истощение у противника были все козыри.
Наруто считал это дерьмом для простачков: слишком уж доволен был Орочимару, вновь пользуясь работающими руками, и слишком уж демонстративно складывал ручные печати — удовольствие, которого был лишён последние три года. Да и алое сияние Шарингана в глазницах намекало, что странную руку Данзо, которую Наруто отдал на исследование, Орочимару использовал не совсем в научных целях. Впрочем, Наруто был слишком рад вновь увидеть папу и быть с обоими родителями, так что его это не очень волновало, как и не волновала потрескавшаяся пергаментная кожа отца и реально жутковатые чёрные склеры глаз. Ну а то, что вместе с папой вернулись дедуля Хирузен, Джирайя-сенсей и Нагато, вообще наполняло душу покоем и счастьем.
Наруто не был уверен, каким образом Орочимару смог воскресить Нагато-семпая. То ли у него были образцы тканей ещё со времён Акацуки, то ли он вскрыл могилу с отрубленной футондзюцу Наруто кистью руки (единственным, что им с Конан-чан удалось не позволить похитить Мануке своим пространственным дзюцу), это было неважно. Конан-чан вновь ходила молчаливой тенью за своим другом детства, и её не особо беспокоило что он мёртв. Наруто считал, что мёртвым он был гораздо здоровей, чем живым, и, по крайней мере, избавился от инвалидного кресла, что было значительным прогрессом.
Сама война была выиграна практически в одиночку. Все эти сборы, переговоры даймё и каге, требования и уступки, — всё оказалось ненужным. Достаточно было одного Наруто, делящегося чакрой с Конан-чан и новых ста миллиардов её взрывных печатей. У армады Зецу не было ни единого шанса — им было не укрыться от сенсорной чувствительности режима отшельника Наруто, а значит и шанса пережить все эти взрывы. Некоторую сложность доставили ожившие мертвецы, но и тут армии Альянса было что показать. Печати Конан-чан могли быть не только взрывными, её дзюцу могли и запечатывать, так что мёртвых шиноби нужно было лишь на время остановить. И с этим прекрасно справлялись Нагато, пятеро Хокаге, четверо каге Великих Деревень, мама и Карин-чан со своими цепями чакры, Гурен со своими кристаллами, Хаку с ледяными зеркалами, Фубуки-чан, чья броня делала неуязвимой к любым ниндзюцу и гендзюцу, Саске, шагающий в доспехе Сусаноо, Кисаме с Самехадой в руках и многие, многие другие друзья, знакомые и любимые. Единственным мертвецом, сражение с которым так и не состоялось, был Дейдара — бывший член Акацуки, нукенин из Ивагакуре. Он, словно завороженный, смотрел на яростную симфонию уничтожения, на рвущиеся миллионами взрыв-тэги, а потом его окутал свет, и он развеялся хлопьями взлетающего в небеса пепла с блаженной улыбкой высшего счастья на лице.
Кратковременное появление Мануке едва не стоило жизни нескольких дорогих Наруто людей. Он явился в компании четырёх погибших джинчурики, и пока те сеяли хаос и разрушения, призвал какую-то уродливую деревянную статую, выстрелившую фиолетовыми цепями. Наруто едва сумел спастись, воспользовавшись Хирайшином, но Гаара, Югито и Фуу не убереглись. Цепи пронзили их тела и втянулись назад в статую, увлекая за собой ревущих и беснующихся биджу. И пусть Наруто успел вернуться и спасти жизни друзей, дав себя укусить, восстановив чакру и здоровье, это едва не стало величайшей потерей войны. И, самое мерзкое, что Мануке, совершив своё злодеяние, вновь исчез в спирали искажения, недоступный ни для зрения, ни для мощнейших сенсорных дзюцу.
Большие опасения вызвало появление Мадары Учиха, на этот раз настоящего. Мадара вернулся многократно более сильным, он владел Мокутоном и у него был Риннеган. Он успешно противостоял совокупной мощи армии, использовал безумно сильные техники Риннегана и даже однажды чуть не уничтожил штаб Альянса (Нагато едва удалось изменить траекторию огромного метеора, грозящего его уничтожить). Единственным положительным моментом появления древнего монстра было то, что Курама, ненавидевший Мадару более всего на свете, перестал дуться на Наруто и позволил воспользоваться своей чакрой во всей полноте. Это решило судьбу схватки. По просьбе сына, отец запечатал в него вторую половину Курамы и, пылая золотой чакрой покрова биджу, Наруто обрушил на Учиху всё, что когда-либо знал и умел, всё, чему обучился за эти годы у друзей, врагов, союзников и учителей. У Мадары не было шансов — сенпо-разенсюрикены всех пяти стихий, запущенные одновременно руками чакры покрытого чёрными узорами золотого гиганта, были слишком разрушительны, чтобы их смог выдержать даже Сусаноо легендарного Учиха. Ну а пока тело мертвеца собиралось из пепла, его успели облепить печати Конан-чан.