Страница 22 из 30
— Только если ты никому не проболтаешься? — колебалась Катрианна.
— А я не проболтаюсь!
— Дай честное слово!
— Ну, честное слово!
Катрианна задумалась. Потом глубоко вздохнула.
— Малышка, — сказала она. — Одноглазый Сильвер хочет похитить тебя!
Мальвина хихикнула. И лишь через несколько минут поняла, в чем дело. Лицо ее стало испуганным и серьезным. Девочки молча смотрели друг на друга.
— Он тебя обменяет на золото, — сказала Катрианна, и голос ее предательски задрожал. — А золото обменяет на ром.
Малышка глотнула. Уголки ее глаз странно заблестели.
— Но ведь я же подарила ему подзорную трубу, — всхлипнула она.
— Но он ведь не может ничего поделать, — всхлипнула Катрианна. — Ведь он же страшный пират и должен получить свой ром. И он бы его получил, но на подзорной трубе так мало осталось от этих фартучков, а раньше на них была карта спрятанных сокровищ Одноглазого Сильвера.
У обеих уже покраснели глаза. Они сидели под смородиновыми кустами и шмыгали носами.
— Когда он меня похитит? — всхлипнула Малышка.
— Я не знаю! — всхлипнула Катрианна.
— А ты знаешь, как похищают?
— Откуда же мне знать?
— А это очень страшно?
— Ведь я же не знаю!
— А вдруг он похитит нас обеих? — мелькнула у Мальвины надежда. Катрианна задумалась. Потом разочарованно покачала головой.
— Не-ет! — сказала она. — Он просто не сможет. Я же его собственная дочка.
Мальвина вздохнула, и обе замолчали.
Время шло. И вдруг Мальвина схватила подругу за руку.
— Катрианна! — воскликнула она. — Но у нас же есть жаба?! Заколдованная жаба!
— Конечно, она принцесса! — с жаром объясняла Мальвина. — Ее нужно освободить от колдовства.
Бедняжка, как ей должно быть страшно одной в темноте и сырости под этим крыльцом! Никто о ней не заботится, никто ее не любит! Но ее нужно полюбить — и она сразу расколдуется. Теперь мы начнем ее любить! И когда она расколдуется, то конечно уж подарит нам много золота — ведь она же принцесса! А мы отдадим золото Одноглазому Сильверу, и он купит на него столько рому, сколько захочет, и ему не надо будет похищать никаких женщин!
Бедная жаба Порру — теперь ее опасения подтвердились! Ужасно непредусмотрительно с ее стороны было строить новую нору под камнем. Гораздо правильнее было бы хотя бы временно сменить квартиру. Правда, Порру и сама не раз об этом подумывала, и, как знать, может быть и осуществила бы свою мысль, если бы Мику-Пака не лишилась общества домового Тыну.
— Любезная соседка, — вздыхая, признавалась жабе лошадка. — Я сознаю, насколько виновата перед вами. За это время я многое пережила и поумнела. Теперь я знаю, милая соседушка: совсем не важно, от кого или от чего ты произошел, а важно иметь сердце. У вас, дорогая, Порру, оно есть, и если бы только я была уверена, что вы на меня не сердитесь и не обижаетесь, хотя я вам и для того и даже для другого дала столько поводов, я была бы самой счастливой лошадью на свете!
Признания Мику-Паки тронули добрую жабу до глубины души.
— Дорогая соседка, — сказала она. — Дорогая соседка!..
Приятные вечерние часы снова вернулись к кухонному крыльцу Прибрежной усадьбы, и беседы стали еще искреннее и серьезнее, чем прежде. И жаба Порру выбросила из головы мысли о переезде.
Теперь все было кончено. Как сказочная принцесса в хрустальном дворце, сидела бедная Порру в стеклянной банке на мягких кукольных подушках. Беспощадные солнечные лучи тысячами острых иголок покалывали чувствительную кожу жабы, ослепительно отражались на стенках стеклянной банки. Малышка и Катрианна, сидя на корточках, с благоговением сторожили эту стеклянную тюрьму.
— Наша прекрасная, милая, маленькая жабочка! — шептала Малышка. — Ты же видишь, ты чувствуешь, как мы тебя любим!
— Как мы тобой дорожим!..
— Мы тебя сразу узнали, — шептала Малышка. — Я сразу сказала Кате — она заколдована! — Теперь мы спасем тебя.
— Спасем тебя! — подтвердила Катрианна. Обе были счастливы.
— Малышка! — прошептала Катрианна. — Посмотри, у нее слезы на глазах.
— Ой, и правда! — ахнула Малышка. — Она счастлива! Ведь она все понимает!
— О, человеческие дети! — приходила в отчаяние бедная жаба. — Почему вы не хотите понять, что каждый есть лишь то, что он есть! — И она в самом деле заплакала, потому что солнце жалило беспощадно и слепило ее непривычные к свету глаза.
— Ой, Катрианна! — спохватилась Малышка. — Мы же совсем забыли: бедная принцесса, наверное, очень голодна!
— Ну конечно же! — она столько времени ничего не ела! — воскликнула Катрианна.
— А чем мы ее покормим?
— Разумеется, печеньем! И конфет она, бедняжка, так давно не ела!
— Но… но разве жабы едят печенье? — усомнилась Малышка.
— Жабы! — презрительно заявила Катрианна. — Ведь она же принцесса! Да, Мальвина, теперь-то мы точно узнаем, вправду она заколдована или нет.
— Вот это верно. Ну конечно же, Катрианна!
И девочки весело умчались.
Бедная Порру совсем задыхалась от жары. Она умела хорошо лазить, эта славная жаба, но стеклянные стенки были круты и скользки, и лапкам не за что было зацепиться. Она долго и бесполезно старалась вылезти, и наконец, обессиленная, упала на тронные подушки своей королевской тюрьмы.
— Милая принцесса, — озабоченно извинилась Малышка. — Нам пришлось чуточку задержаться и придется чуточку — хи-хи! — разочаровать тебя…
— А тут для тебя печенье, — сказала Катрианна. — Очень хорошее печенье, Марианна сама пекла. Я принесла тебе четыре штучки и этого, наверное, хватит… ведь ты же не очень большая.
— А вот конфеты, что мы тебе обещали… — запнулась Мальвина.
— Ты, наверное, знаешь, что раньше у нас было две куклы — Лика и Вика? Они теперь стали подзорной трубой, хи-хи… но раньше, чем стать, съели все конфеты, — хи-хи… Но зато я принесла тебе сахару, тоже четыре куска, а сахар даже лучше конфет, потому что от него не болят зубы… Так что бери, милая принцесса, ничего, что ты еще пока жаба, кушай на здоровье! — И рядом с печеньем она положила четыре куска сахара.
Печенье пахло сильно и сладко. Жаба за всю свою жизнь еще ни разу не вдыхала такого противного запаха.
У нее помутилось в голове. Порру закрыла глаза и поникла.
— Какая она вежливая! — в восторге шептала Малышка.
— Как мило она благодарит!
— Настоящая принцесса! — с жаром подхватила Катрианна.
— Кушай, милая! Кушай! — наперебой угощали они жабу. — Нас не надо бояться, кушай смело!
Жаба не шевелилась. Только веки вздрагивали. Девочки смотрели на нее несколько растерянно.
— Хи-хи… — хихикнула вдруг Малышка. — Катрианна, — чуть слышно прошептала она, — а вдруг она стесняется нас? Понимаешь, она ведь принцесса — а сейчас жаба и… ей трудно прилично кушать… она же не может сейчас красиво есть…
Глаза Катрианны округлились, и она кивнула.
— Конечно! — сказала она. — Я тоже об этом подумала. Приятного аппетита! — сказала она жабе и сделала реверанс.
Мальвина последовала ее примеру и добавила:
— Мы скоро опять придем к тебе!
Взволнованные девочки ушли.
А бедная Порру больше всего хотела сейчас остаться одна. Но ее одиночество оказалось очень недолгим.
Насколько мы знаем попугая Плинта, запас слов у него был очень ограничен. В известном смысле так оно и было, но только в известном смысле. По существу же он был большой болтун. На своем попугайском языке он болтал беспрерывно обо всем, что приходило в голову. Неразговорчивый по натуре, Одноглазый Сильвер иногда просто не мог вынести трескотню своего ядовито-зеленого приятеля. Когда становилось невтерпеж, он просто сгонял его со своего плеча или с рукава. Попугай Плинт в таких случаях ужасно обижался, нахально ругал страшного пирата обнаглевшим дураком и, как он считал, — строго наказывал его, оставляя пирата в одиночестве. По правде говоря, попугаю даже нравилось иногда ссориться с Одноглазым Сильвером, и, разыгрывая смертельно оскорбленного, удирать от него. Ведь попугай Плинт был ужасно любопытен, а в дни ссор ему, на правах оскорбленного, можно было совать свой нос куда вздумается. Обычно в таких случаях он врывался на кухню. Чутьем угадывая, что Марианна его терпеть не может, он все же тянулся к ней, как к магниту, если она возилась на кухне. Так было и сегодня.