Страница 21 из 30
Он снова почесал затылок и встал. Отыскав топор, он отправился в лес вырубать мачту.
В Прибрежную усадьбу страшный пират вернулся лишь к вечеру с одним топором. Уже солнце зашло, а он все еще сидел на крыльце и сосал давно потухший окурок.
— М-м-м, — мычал он про себя. — По правде, говоря, надо бы разузнать, не идет ли из Мирмагонии какой-нибудь кошачий корабль? Во всяком случае, это следует обдумать!
О мирмагонском кошачьем корабле страшный пират думал до полудня следующего дня. Потом он снова взял топор и исчез в лесу. На этот раз он возвратился, неся на плече мачту.
На крыльце сидел господин Белопуз. После несчастной червяковой ночи гость и хозяин не перекинулись ни одним словечком. Теперь гость явно хотел загладить это.
— Ах вот как? — широко улыбнулся он. — Какой прелестный сосновый черенок вы срубил для ваших граблей!
Одноглазый Сильвер не ответил ни слова. Он снял мачту с плеча и прислонил к стене.
— Я, кажется, слышал, что в другой местах для граблей предпочитайт еловый дерево? — продолжал господин Белопуз.
— И что же? — спросил Одноглазый Сильвер. Он всем корпусом повернулся к собеседнику.
— Ах вот как! — сказал господин Белопуз. — Ах вот как! Может быть, тогда я мешаю вам, когда сижу здесь со своим Песик?
— С Песиком? — спросил Одноглазый Сильвер и вдруг любезно заулыбался. — Почему же с Песиком?
Быть может, с Рамапурой?
Улыбка исчезла с лица господина Белопуза.
— Нн-нет! — он энергично покачал головой. — Я вас не понимает. — Он встал. — Не понимает вас! — Он бросил озадаченный взгляд на нежившегося на солнце зверька, но, по-видимому, не решился его разбудить. — К сожалению, я вас не понимает! — в третий раз сказал он Одноглазому Сильверу. И, переступив порог, ушел в дом.
— М-м-м-м… — промычал Одноглазый Сильвер и внимательно посмотрел ему вслед. — Как только я поставлю компресс на мой бедный глаз… — Он не закончил свою мысль и сел на крыльцо. Подвинувшись поближе к спящему зверьку, страшный пират принялся изучать его пристальным, но каким-то подозрительным взглядом.
— М-м-м… Мне вспоминается, что Марианна как-то подозревала, что ты слизываешь сливки, — припомнил Одноглазый Сильвер. — Да-а… только она не сумела этого достаточно убедительно доказать… Когда она налила тебе молока, ты равнодушно отвернулся от блюдца. Но ведь и песик мог бы иногда полакать молока… «И чем эта тварь питается! — сказала тогда Марианна. — Мне еще не приходилось видеть, чтобы она досыта ела!»…
— Да-а. А я бы спросил у тебя, божья тварь: не может ведь быть, чтобы твой хозяин там, на берегу, съел половину сырой щуки?
— И я не слыхивал, чтобы и щенок мог справиться с таким делом, в особенности такой как ты, который и лаять-то не умеет? Что же ты мне на это ответишь, Рамапура?
Услышав свое имя, Рамапура потянулся, не открывая глаз. Затем свернулся клубочком, положил мордочку на хвост и издал такой звук, словно заработал крошечный моторчик.
— Кошачье отродье! — Одноглазый Сильвер услышал у себя за спиной злорадное восклицание Марианны. — Ну разве я этого не говорила уже давно!
— М-м-м, — промычал Одноглазый Сильвер. — М-м-м.
— Кот! Кот! Рамапурра — кот! — подхватил попугай Плинт. — Кот! Рамапурра — кошачий компрресс! Прреисподняя, кот, Сильвер, компресс!
Рамапура поднял голову. Его глаза горели красноватым огнем.
— Кот! Кот! Прреисподняя, кот! — злобно шипел попугай. Одноглазый Сильвер поймал его шляпой и сунул в карман.
— Чего ты еще ждешь? — сказала Марианна. — Компресс валяется у тебя под ногами!
Одноглазый Сильвер молчал.
— Или ты опять передумал?
— Нет! — хрипло сказал страшный пират. — Только этот компресс пока на его теле.
— Может, ты ждешь, что я его раздену? — спросила Марианна.
— Не считаешь же ты, что я это сделаю? — отозвался Одноглазый Сильвер.
Они смотрели друг на друга испепеляющими взглядами.
— А еще страшный пират! — бросила Марианна, повернулась и исчезла в дверях.
— Чтоб меня черти съели! — сказал страшный пират. — Чтоб меня черти съели! — Он чесал то затылок, то бороду. — Чтоб меня черти съели!
Глаза Рамапуры снова засветились голубым огоньком. Он потянулся и положил нос на хвост.
В сенях послышались шаги Марианны.
— Так я пошла! — сказала Марианна.
— Куда? — спросил Одноглазый Сильвер.
— А на восточный берег. Там, я слыхала, живет Фельсландский Птицелов.
— ???.
— У него есть ружье! — сказала Марианна. — И, наверное, сердце мужчины! — И после короткой паузы:
— Одноглазый Сильвер, ты получишь желанный компресс уже сегодня вечером!
Одноглазый Сильвер был нем, как рыба.
И как раз в этот напряженный момент к Одноглазому Сильверу приблизилась ликующая процессия. Она включала целых четыре участника.
— Одноглазый Сильвер! — сказала Катрианна. — Мы опять оставим Адмирала с носом!
— Хи-хи, тебе совсем не надо будет уходить в море! — хихикнула Малышка.
— Так решили Лика и Вика! — объявили обе в один голос.
— Они у нас такие молодцы! — похвалилась Малышка. — Они что угодно придумают!
— А теперь они сказали: мы больше не Лика и Вика, мы теперь будем подзорной трубой!
И тут же у всех на глазах Лика и Вика превратились в длиннющую подзорную трубу, а Мальвина, счастливо хихикая, протянула драгоценный прибор страшному разбойнику.
— Я думаю, Одноглазый Сильвер, хи-хи, что эта подзорная труба сделает твой глаз острее, чем какая угодно кошачья шкура!
— Чтоб меня черти съели! — воскликнул страшный разбойник, и даже борода и усы засияли у него от счастья. — Ни о чем в жизни я так не мечтал, как о хорошей длинной подзорной трубе!
Он поднял трубу к глазу и стал изучать горизонт.
— Поразительно хорошая штука, просто замечательная! — в восторге закричал он. — Марианна, чтоб меня черти съели — никаких птицеловов, никаких компрессов, ни из кошачьих шкур, ни из ромашки!
Попугай Плинт страшно завозился в кармане Одноглазого Сильвера. Страшный пират выпустил его на свободу.
— Пр-реисподняя, Сильвер! — шумел попугай. — Дур-рень! Дуррень! Дуррень!
Но страшный пират только смеялся. Он со всех сторон разглядывал подзорную трубу и вдруг стал ужасно серьезным.
— Но…?! Чтоб меня черти съели! — воскликнул он. — Что это значит?
— Это? — Малышка хихикнула. — Это осталось от Викиного фартучка. Фартучек на ней плохо сидел, и Катри его немного приклеила.
— Черти и преисподняя, Катрианна! — закричал Одноглазый Сильвер. — Откуда ты взяла это… эти… для фартуков?
— Нашла! — засмеялась Катрианна. — Нашла на полу, когда была эта веселая червяковая ночь!
— М-м-м… — вздохнул страшный пират и с сожалением посмотрел на клочки бумаги, приклеенные к подзорной трубе. — Ну зачем я не пошел в гости к Лике и Вике? — На клочке бумаги была нарисована бутылка, на бутылке было написано: «Порториканский ром».
— Нас постигло роковое несчастье! — заявил страшный пират ужасно мрачным голосом. — Это была карта, Катрианна, карта запрятанных Мирмагонских сокровищ! Теперь я уже не смогу отказаться от своего слова. Ты меня понимаешь, Катрианна?
Катрианна поняла. И побледнела.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
В уголках Мальвининых глаз блестят слезы. Тайные опасения жабы Порру сбываются. Попугай Плинт теряет из хвоста два пера, а Марианна проигрывает сражение. Старине Плинту вспоминается Вениамин второй Коротышка. Он читает мораль и в награду угощается сахаром и печеньем. «Теперь я верю этому бесповоротно, хи-хи!» Катрианна заявляет; что знает; что делает.
Катрианна все еще была бледная.
— Малышка, — сказала она. — У меня есть страшная тайна! Мальвина хихикнула.
— Я просто не знаю, что делать, — сказала Катрианна. — Ведь тайны нельзя разглашать. Ведь нельзя, Малышка?
— Хи-хи, — хихикнула Мальвина. — Если уж ты говоришь, нельзя, то обязательно разболтаешь.