Дива

— Да ты скажи уж прямо! — не выдержала его жена и, распахнув дверцу, перекрестилась на ёлки, стоящие в темноте, как стрельчатые храмные купола. — Бесов на­слали! Прости, Господи!.. Собираемся по всей Пижме крест­ным ходом идти. Благочинный приезжал, благословил.

— Бесы — не материальные существа, — философ­ски заметил её муж. — Они вымысел попов, чтоб народ в темноте держать. А вот волков развелось! Но охотове­ду некогда хищников истреблять, он королевские охоты проводит, бабки зарабатывает. У Дракониной вдовы пять тёлок зарезали, две из них стельные были. Пока мы собе­рёмся покупать, всех порежут... А ты про бесов лепишь! Хоть раз их видала?

Попутчица не пожелала вступать с ним в дискуссии на тему нечистой силы и веры.

— Ты ежели охотиться едешь на базу, то сразу пово­рачивай назад. Довезёшь нас и в обратку. Охоты нынче не будет. Можешь, конечно, у нас погостить. Мы любим гостей, и дочка приедет, картошку копать...

Это уже было сказано Зарубину и ясности не доба­вило.

— Но у меня лицензия выписана! — нарочито возму­тился тот. — На медведя и кабана.

— Повесь её на сук, — заявил бывший егерь. — И воз­вращайся в свою Москву.

— А что случилось? Почему?

Попутчики заговорщицки переглянулись, и тётка об­речённо вздохнула.

Нечистая сила кругом. Видал Деда Мороза? А есть и почище!.. Как увидишь свет над лесом — знай, или ки­кимора на болоте светится, или леший вышел на про­мысел.

— Если свет, то какая же нечистая сила? — вялова­то возразил её муж. — Говорят, где нечистая, там тьма.

— Уж не знаю, кого ты слушал, — с комсомольским задором отчеканила его жена. — Но старые люди так го­ворили. Увидишь зарницы или ещё от земли свечение — нечисть ходит, себе дорогу светит. Бесовский огонь!

У попутчика было благодушное настроение, ссориться не хотелось.

— Див у нас завёлся. Точнее будет, дива. Борута гово­рил, на Дорийском болоте поселилась и живёт.

Зарубин знал про это сказочное существо, бабушка и детстве пугала, мол, не ходи один в лес, див схватит и унесёт к себе в логово, ребятишкам своим на забаву.

— Это кто? — однако же спросил он. — Что за зверь?

— В том-то и дело, что не зверь, — замялся Баешник. — Если верить попам, то нечисть. По-нашему, так леший, дяденька лесной, див — всяко называют. Леших, кикимор, русалок так и кличут — дивьё лесное. Если женского рода, то дива.

— На Пижме даже иногда девчонок так называют, — призналась тётка которые оторвами растут. Вот мы свою Натаху так и звали...

И оба почему-то тревожно и надолго замолчали.

— То есть у вас настоящий леший завёлся? — спросил Зарубин и побулькал фляжкой.

— Вроде того, лесной дяденька, — боязливо отозва­лись попутчица. — Или, верней, тётенька...

— Раньше как-то незаметно было, — трагично подхва­тил бывший егерь, явно не желая менять своих убежде­ний. —Лешего редко встренешь. Где-нибудь возле Дорий­ской мари только. Он туда к кикиморе ходил...

— Будя языком трепать! — попыталась остановить жена. — У них ведь не как у людей...

Баешника уже понесло.

— Бывало, конечно, — невозмутимо продолжал он. — То зверей из загона выпустит, то морок наведёт и в трёх соснах закружит... А сейчас всюду ходит, многие видали. Я человек образованный и опираюсь на факты. Вынуж­ден признать: дива в нашем краю есть. И русалки из Дора в речки перебрались, в омутах живут. Кикиморы теперь на всех болотах. Пойдёшь за морошкой, непременно ба­ловать начнёт. Или закрутит, или корзину с ягодами от­нимет и выкуп просит.

— Всякой твари развелось! — горько вздохнула по­путчица. — Раз сам губернатор под опеку взял и сделал все наши леса заколдованными. Так однажды при наро­де и сказал, дескать, мы нынче лесов рубить не станем, поскольку все уже вырубили. Мы их заколдуем, и все ту­земцы будут жить счастливо.

— Деду Морозу терем выстроил в Великом Устюге! — подхватил муж. — С ледяными палатами. Туда он местных девок водил морозить. Тоже охотовед знатный! То есть как племенной бык: всегда в охоте, если близко тёлка.

— Многих, гад, поморозил! — с завистливой мститель­ностью добавила жена. — Снегурку себе ищет. Как с цепи сорвался, кобель! Девки-то липнут сами. Они же у нас простые, до сих пор думают: Дед Мороз настоящий. За­муж хотят, так уже и не смотрят, дед — не дед. Главное, чтоб мужик был, и лучше если заслуженный артист... Вон наша Натаха-то, тоже с Морозом сфоталась!..

— И нарвался однажды, — горестно заключил попут­чик, желая перебить жену, дабы не выносила семейных секретов. — В этом деле надо меру знать. А он, будучи выпившим, принародно заявил, дескать, саму лешачи­ху в снегурки возьмёт! Мол, только она по достоинству ему будет! И заставил народ хоровод вокруг ёлки водить и орать:

— Дива, явись! Дива, явись!

— Лешачиха услышала и явилась! — торжественно вставила тётка. — Прямо на ёлку в терем! И так самого поморозила!.. Все достоинство-то и отвалилось. Говорят, теперь он как мерин: не конь, не кобыла...

Мужик не сдержался.

— Ты уж объясни толком! Человек подумает, и правда... Дед Мороз был назначенный, не настоящий. Арти­ста из Москвы привезли, заслуженного. Но дива-то, гово­рят, была настоящая! Вот и отснегурила ему хозяйство, чтоб девок не портил.

— Откуда же она взялась? — спросил Зарубин.

— Наши мужики на Вятку ходили, — по секрету сооб­щил попутчик. — Договорились и привели да поселили и Доре. Это бывшая деревня колдунов на болоте. Теперь он в наших лесах хозяин.

— Бабу привели, то есть лешачиху! — встряла его жена. — Нашли там одинокую и уговорили на Вологод­чину пойти. Она узнала, что губернатор нечистой силе терема строит, вот и согласилась Снегурочкой у Деда Мо­роза послужить... Ой, не к ночи помянуто! Накличу не­чистых духов — не уснуть будет.

Похоже, спор этот у них был давний, потому что оба зажигались, как спички.

— Да ведь толком-то не рассмотрели кого! — драчли­во возразил попутчик. — Нынче среди людей трудно раз­личить, баба или мужик!

— Если Снегуркой служила — какой же мужик? Зато какая весёлая Снегурочка была! И бесплатно ра­ботала. Губернатор нарадоваться не мог вместе с мо­сковским мэром. Народ поездами поехал! А потом вы­шел разлад...

— Всё равно не доказано! — упёрся попутчик. — Дракоши уверяют, лешего привели!

— Дак Борута щупал — лешачиха! Тварь она гулящая!

— Ладно тебе! Боруту если послушать!.. Кто ещё ви­дал, что гулящая?

— А цё к мужикам только пристаёт?

— К кому приставала-то? К Эдику, что ли? Так к Эди­ку и мужики пристают.

— Деда Мороза совратила — терем покинул! Снегур­ку свою назначенную бросил. А она ведь уже с пузом была! Надеялась, замуж возьмёт. Теперь к губернатору иск выставила, алименты платить. Потому как Дед Мо­роз — лицо сказочное, не настоящее, по лесам скрыва­ется, документов не имеет. А губернатор — избранное голосованием.

— Голосованием — значит, тоже сказочное лицо!

— Но алименты пообещал не сказочные...

Эта житейская история как-то приземлила поэтич­ность образов, и попутчик перевёл дух.

— Теперь нового Деда Мороза привезли, — скучно сообщил он. — Нашли артиста ещё здоровей. Такой ле­шак!.. Этого в строгости держат, по договору, там всё прописано. Снегурка ему положена разовая, привозная на праздник. И чтоб с дедом ни-ни! Отснегурила и уехала. Сам губернатор по конкурсу выбрал, чтоб детям нрави­лась, а не Деду Морозу. Прежний-то кроме назначенной ещё десяток местных Снегурок держал. И в своём тере­ме морозил! Поморозит и бросит, разбаловался совсем мужик, развёл бардак.

— Вот и наскочил на лешачиху! — подхватила его жена. — Сейчас весь дедморозовский штат поменялся. Правда, ребятишки новую Снегурку за Бабу-ягу прини­мают...

— Страшная потому что, — вставил попутчик. — На­стоящая нечистая сила. Зато никакого искушения деду.

— А то ведь до чего дошло! — забывшись, воскликну­ла тётка. — Старая-то Снегурка принародно чуть губер­натора не совратила!

— Вот что ты несёшь? — заругался муж. — Откуда гам народ? Никто ничего не видал! А не видал — зна­чит, и не было!