Страница 4 из 7
Звонил старший сын.
- Слушай, зачем ты отключаешь мобильный?! С утра места себе не нахожу! Ну как? Что случилось?!
- А что должно было случиться?
- Обследовали? Что сказали?
- Сказали все отлично!
- Хорошо обследовали? УЗИ сделали?
- И УЗИ сделали и все анализы проверили.
- Так и сказали - отлично?
- Да!
- Ничего... нет?
- Ну да, сказали - ничего нет. Легкая простуда, пройдет. Сказали - все чисто! - Мусеиб рассмеялся. - А что должно было быть? Я так и зналпустое!..
- Вечером приеду.
И Мусеиб живо представил себе, как его старший прослезился от радости и, представив это, Мусеиб сам прослезился.
Не успел он положить трубку, как телефон зазвонил снова.
Звонил младший сын.
И почти слово в слово повторился первый разговор, и Мусеиб опять будто воочию видел, как глаза младшего наполняются слезами радости, как беспокойство покидает сердце сына, проясняется озабоченное выражение на лице его.
Оба сына работали в полиции. Старший был майором, но исполнял должность полковника, и со дня на день его должны были вне очереди представить к этому чину - Мусеиб уже уладил этот вопрос.
Младший еще был капитаном.
* * *
Порой на Свалке (как и во дворах многоэтажных домов) появлялись конкуренты Алигулу, но это были не профессиональные "бутылочники", потому что у профессионалов, как у лесных зверей, у каждого была своя территория, и они старались не нарушать границ чужого участка, не лезть в чужие дела, а случайно возникавшие конкуренты, как правило, были алкоголики, торопливо, воровато рассовывающие бутылки по карманам, стараясь поскорее сбыть их в какой-нибудь винной лавке в обмен на пиво, а если повезет и найденных бутылок будет достаточное количество, то и портвейн, и в отдельности эти алкоголики были самыми беспомощными и несчастными существами на свете, но стоило им оказаться вдвоем или втроем, как они становились по-настоящему опасными и даже могли убить из-за пустой бутылки; и Алигулу в то жаркое июльское утро, сойдя с поезда и под палящим, будто выжигавшим дырку на темени солнцем, направляясь к Свалке, еще издали заметил две черневшие на ней фигурки, и настроение у него резко испортилось, а приблизившись, он ясно разглядел, что эти две фигурки принадлежали двум русским женщинам-алкоголичкам, у каждой в руках было по длинной палке, которыми они ковырялись в мусорных кучах Свалки.
Одна из этих женщин-алкоголичек, подняв голову, прищурившись под яркими лучами солнца, поглядела своими бесцветными глазами под опухшими веками на этого заморыша - Алигулу и произнесла таким тоном, будто давно его поджидала здесь:
- А-а-а! Пришел-да?! Ограш! - и смачно матерно выругалась.
И вторая тоже поглядела на Алигулу, но казалось, у нее не было столько энергии, как у первой, по краям высохшего с растрескавшимися, подчерневшими губами, рта застыла пена, и она довольствовалась только одним словом:
- Сволочь!
На большее ее не хватило.
Конечно, для этих двух женщин сейчас дороже всех ценностей дурацкого, непостижимого мира было найти на свалке пяток пустых бутылок и на вырученные на них деньги купить холодного хырдаланского пива и выпить по стакану-другому, и главное - Алигулу было искренне, от души жаль этих женообразных существ, что под палящим июльским солнцем Апшерона еле стояли на ногах и изнывали, сгорали, умирали от желания выпить пива, и если б сейчас, покопавшись в мусоре Свалки, он нашел бы бутылку, ей-богу, может, даже вполне добровольно отдал бы этим несчастным.
Но две русские женщины-алкоголички, естественно, и не подозревали об этих прекрасных мыслях Алигулу, и сейчас он был для них только конкурентом, претендующим на их добычу, и потому от них можно было всего ожидать, и Алигулу не стал приближаться к ним, а пошел по периферии Свалки, и кто знает, может Аллах нарочно послал туда двух женщин-алкоголичек, чтобы Алигулу прошел по окраине Свалки?
Алигулу прошел за Свалку и только хотел ткнуть своей палкой в мусорную кучу, когда заметил кусок желтого металла, ярко горевший на солнце.
Сейчас выпускали разнообразные напитки в разнообразных бутылках, и на тех разнообразных бутылках были разнообразные крышки, в том числе и из желтого мягкого металла, и эти крышки порой вот точно так искрились и сверкали под солнечными лучами, но в этот раз, заметив блеск, Алигулу с замершим сердцем вдруг почуял, что это не бутылочная крышка, и в волнении отбросил палку, даже не притронувшись ею к мусорной куче, шагнул, протянул дрожащую руку и взял этот кусок желтого металла.
Он и раньше что-то находил в мусорных ящиках на этой Свалке: то мелкие деньги, то позолоченное колечко, или сережку и другую подобную мелочь, а как-то, в последние дни уходящей Советской власти он нашел зеленую пятидесятирублевую купюру; больше всего сбивали с толку лотерейные билеты, их выбрасывали в мусор целыми, и нельзя было понять, проверили их, или выбросили по ошибке, и потому, найдя в мусорке лотерейные билеты, Алигулу отправлялся к сберкассе возле кинотеатра "Араз", и у входа в сберкассу сверял свои билеты с вывешенным списком выигрышных номеров, но до сих пор он еще ни разу ничего не выиграл, видимо, хозяева этих лотерейных билетов прежде, чем выбросить, все же сверяли их и выбрасывали только убедившись, что на билет не пал выигрыш.
Но в этот раз было совсем другое: в ладони Алигулу...
Сколько их там?..
Один ... два... три...
Шестнадцать...
... был протез, состоявший ни много ни мало из шестнадцати золотых коронок.
Алигулу, словно не веря глазам своим, сжал кулак и одновременно зажмурился, потом раскрыл ладонь и глаза - протез из шестнадцати коронок был по-прежнему у него на ладони.
Сначала Алигулу показалось, что он совершает нечто вроде воровства, но очень скоро это чувство прошло, потому что даже если б он захотел вернуть, где можно было отыскать хозяина этого протеза на такой огромной территории Апшерона, включая Баку? - безнадежное дело; потом на смену этому чувству пришло беспокойство - интересно, кто был хозяин этих зубов? Может, его убили, а зубы вытащили и выбросили сюда? Может, злой рок таится в этих зубах? Потом беспокойство сменилось смятением...
... однако, напрасно...
хозяин этих зубов человек не бедный - это первое...
... во-вторых, это человек пожилой, потому что сейчас молодые люди не вставляют себе столько золотых коронок...
... и в-третьих, это - его судьба, везение, счастье, и отказываться от этой судьбы, везения, счастья было бы, конечно, неправильно.
Алигулу, поднявшись на цыпочки, с опаской посмотрел поверх мусорных куч в ту сторону Свалки, где возились две русские женщины, словно они могли сейчас с воплями, кулаками отнять выпавший на его долю подарок судьбы, но куча была так высока, что тех женщин было не видать, да и вообще, зачем они нужны?..
Надо было поскорее уходить отсюда.
Алигулу спрятал золотой протез в боковой карман пиджака, но для надежности руку из кармана не вынимал, а протез держал в крепко сжатом кулаке, как будто стоило ему выпустить из рук свое сокровище, как оно тотчас выпадет из кармана и затеряется.
Во рту у Алигулу оставалось всего семь зубов, а у жены его - пять, или шесть, и Алигулу и думать не смел вставлять себе или жене зубы, потому что, как-то раз, когда сосед их кларнетист Фатулла играл в нарды под тутовыми деревьями у ворот, Алигулу был рядом и видел, как Фатулла ощерившись и показывая на новую золотую коронку во рту, похвастал: "Ала, знаете почем это мне обошлось? Двести тридцать тысяч манат! Ала, ровно пятьдесят долларов, не шутка! А что делать? Я - музыкант, артист, нельзя мне с дырявым ртом! Вот и оторвал, отнял кусок от детей своих, говорю, где наша не пропадала - давай-э!" Цифра в пятьдесят долларов так потрясла Алигулу, что он после этого разговора даже не вспоминал ни о своих, ни о жениных зубах, и жена его, сидя у ворот на своей табуретке, продавая жаренные семечки, время от времени отправляла семечку-другую в беззубый рот, но не умея разгрызть их, предварительно очищала кожуру ногтями, а потом уже старательно перемалывала деснами и, таким образом, насыщалась.