Страница 2 из 14
И.К Балюта. Военнопленный, «Дахау». Командир партизанского соединения «Чапаев».
Г.А. Малахов. Сын. Продолжатель дела Отца. Музей » Победные дни России».
2. Перед началом сражения
Закат на Западе, тревожный закат, солнце в пучину садится. Что будет завтра, взрыв на заре, иль новый рассвет в лучах восходящего солнца. Чем он обернётся, и сердце тревожно стучит в предчувствии новой эпохи, эпохи борьбы и тревог. А может возможной беды, беды нового воскресного дня 22-го июня, когда начиналась война. Так чувствовал новую эпоху молодой 19-ти летний артиллерист, Иван Зайченко недавно прибывший в «Киевский Особый военный округ», после окончания артиллерийского училища. Он ещё не знал, что в лучах восходящего солнца 22-го июня округ станет Юго-Западным фронтом, под командованием генерал-полковника Кирпоноса М.П., и войдёт в Юго-Западное направление, которым командовал маршал С.К. Тимошенко, а затем С.М. Будённый.
Лейтенант Зайченко прибыл в 124 дивизию 5-й армии, расположенной на Львовском направлении. И принял командование зенитной артиллеристской батареей 76-ти миллиметровых зенитных орудий, в то время отвечавших требованиям новой военной эпохи. Батарея стояла в 30-ти километрах от границы в деревне Подберезье, Пустомыстовского района, Этот район прикрывал железнодорожную линию Львов – Старый Оскол невдалеке от деревни Славянки, за которой уже располагались немецкие войска. Кроме того наши зенитчики, прикрывали 50 километровую запретную зону, в которой были запрещены всякие полёты и не только немецкой но и нашей авиации. Это было сделано, чтобы не дезориентировать зенитчиков при плохой видимости, прикрывавших важные объекты. И мы сочли удобным расположить свои артиллерийские позиции в небольшом селе с аналогичным названием, расположенным Юго-Западней польской границы, – вспоминал Зайченко. Именно тут командование ожидало основной танковый удар в направлении на Львов.
Кстати, в этой группе войск находилась и 12-я армия, которой, в начале войны, командовал генерал-майор Понеделин; на этом же направлении находилась и 5-я армия, которой командовал генерал – полковник М.И. Потапов и наша, 124 стрелковая дивизия, входившая в состав 5-й армии. Командиром нашей дивизии был генерал– майор Ф.Г. Сущий. Генерал Сущий, при удобном случае, не стеснялся замечать о своей совместной учебе в военной академии имени Фрунзе с начальником оперативного отдела, а затем и начальником штаба округа И.Х. Баграмяном и даже об их дружеских отношениях. Но перед самым началом войны они получили назначения в места, расположенные на разных участках фронта. И первые вихри войны их разбросали так, что положение каждого было трудно определить. Тем более не только дальняя связь, но и ближняя связь были сильно повреждены. Дружеский обмен мнениями больше распространялся по слухам и офицерами связи. Нападающая немецкая сторона приобрела возможность нанести главный удар где она пожелает. По данным, хорошо проверенным нашей разведкой, удар будет нанесен там, где его меньше всего ждут. И, чтобы не предполагал начальник оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта И.Х Баграмян, главный удар был нанесен не на Львов, а на Луцк.
Мне повезло, я давно вслед за Отцом и его воспоминаниями о войне, собирал материалы о начале военных действий. Но все кто был рядом, в своём большинстве, приняли первый бой уже на Днепровской линии обороны. Конечно, встречались и люди различных военных профессий, встретивших свой первый бой 22-го июня, но они были не многословны и полной картины никак не складывалось. А меня интересовали события начала военных действий, приграничное сражение, предвоенное время и первые дни боёв, вызывавшие так много противоречивых толкований. В особенности приёмов психологической войны и либеральных пропагандистских демаршей, стремящихся опорочить имя верховного главнокомандующего и свалить на него все неудачи, первого периода войны и, тем самым, либо оправдать самих себя, своё неумение, растерянность и несостоятельность, либо опорочить тот строй и Державу, победивших в громадной схватке Титанов.
Зайченко И.И. я встретил в больнице, его привезла скорая помощь, ему было уже 84 года, но он был хорошо сложен, и казалось ещё по-юношески крепок, но стимулятор сердечной деятельности, расположенный на его груди уже говорил о многом. О большом жизненном пути, который прошёл этот человек. И всё военное, солдатское сквозило во всём его облике. Врач Павел Толстов, молодой кандидат медицинских наук, подающий надежды сосудистый хирург, быстро осмотрел его, определил диагноз:
– Оторвавшийся послеинфарктный тромб, застрявший в бедренной артерии. И коротко сказал: – На операционный стол, будем спасать участника «Великой Отечественной войны», бывшего полковника Генерального штаба Советской Армии, конца шестидесятых годов.
Это сразу заинтересовало меня, ведь участники войны были такие неразговорчивые и так тяжело рассказывали о своём боевом опыте, и об интересных военных эпизодах, в которых они принимали участие, а они были так нужны мне, что бы составить полное представление об этом периоде военных действий. Три после операционных дня он, конечно, молчал, да и я его не тревожил расспросами. Я проходил консервативное лечение, и лёжа на жёсткой больничной койке, редактировал свою новую книгу – «Эпоха победителей», где я описывал некоторые аспекты обороны Киевского укрепрайона и так называемого, в военных кругах, «Киевского выступа».
Эпизоды этого сражения и трактовка этих вопросов, которая до настоящего времени, имеет противоречивый характер, заинтересовала его. И он разговорился, чувствуя во мне единомышленника в оценке событий. Тем более что ему пришлось воевать на этом театре военных действий Конечно, Иван Иванович Зайченко – это во многом типичный образ человека прошедшего через всю войну. Мне приходилось встречаться с участниками первых дней войны на Юго-Западном и Западном направлениях. Таких как летчик, летавший на самолётах И-15 и И-16 – А. Демьяненко, танкист, хорошо знавший машины Т-26, Т-28, Т – 34А и английский танк «Валентайн» – И. Проскуряков, и многие другие. Но говорить о многих я не счёл нужным, ввиду того, что каждый из них поведал мне не весь свой военный путь, а отдельные эпизоды своей фронтовой жизни. Но все они были так похожи по характеру мышления и взглядам на эпоху, что, в общем, слились в один образ солдата и офицера начального периода войны.
Вгляд на картину сверху, со всей глубины позиций, которые складывались в Генеральном штабе и в ставке Верховного командования, мне уже дало изучение источников и опубликованных документов той эпохи, в разные периоды, начиная с 40-х и 50 –х годов и вплоть до нашего времени. Всё это позволило представить ту реальную картину боёв и, в конечном итоге, определиться был ли этот период – трагедией Красной Армии и страны, или это были, конечно, драматические события естественного развития схватки фашистской Европы, с нашей Советской страной. Такой термин как фашистская Европа некоторым покажется и тенденциозным и обидным. Но от действительности никуда не уйдешь, когда почти все страны Европы предоставляли Фюреру свои армии или отдельные корпуса для захвата Советской России. И такие факторы в этом крупномасштабном событии, как сражения 1941 года, оказывали влияние, в тот или иной период, на ход боевых действий всей Восточной кампании, и её окончательного результата. Тем более что, начиная с хрущёвского периода, выхватывались отдельные эпизоды сражений 1941 года, и шился из них пропагандистский кафтан, на потребу тем или иным политическим, или личным интересам отдельных участников событий. Что остро волновало и участников боевых действий и людей интересующихся этим вопросом, когда стало известно, что в справке Шверника, готовившейся к двадцатому съезду КПСС, многие факты либо не брались в расчёт, либо вычеркивались из хода изложения, что искажало общую картину предвоенных и военных действий, и начального периода войны.