Страница 9 из 15
– Что ты, что ты, госпожа моя? – стала она успокаивать Кутти, гладя ее по волосам. – Ты ведь уже взрослая, а плачешь, как маленькая…
– Я боюсь… – сквозь слезы проговорила царевна.
– Тебе нечего бояться, госпожа моя. Твой отец и твои подданные защитят тебя от любых врагов.
– Но я видела во сне, как меня приносят в жертву… Меня хотели заколоть кинжалом.
– Во сне? – повторила Лебину изменившимся голосом. – Тебе надо рассказать об этом отцу и немедленно пройти обряд очищения от зла. Иди к царю, а я позову «старую женщину».
Табарна с тревогой выслушал сбивчивый рассказ Кутти.
– Я помню, однажды, когда была совсем маленькой, я подошла утром к постели мамы, и она вдруг сказала: «Во сне меня коснулась рука божества» – а вечером она умерла. Мне кажется, я тоже скоро умру.
– Ты не должна сравнивать, дочка, – с тяжелым вздохом ответил царь. – Твоя мать была очень больна. Я умолял всех хаттских богов вернуть ей здоровье, но они не захотели. Забудь свой ночной кошмар, «старая женщина» снимет с тебя зло.
Вскоре Кутти в черной до пят рубахе и черной обуви стояла посреди небольшого квадратного зала, освещенного семью медными светильниками, рядом с жертвенником из хафальки, а одетая в белое жрица водила над ее головой сделанным из тростника крылом хараса15, произнося заклинания:
– Боги страны установили это: Страх и Ужас – два божества для вразумления смертных, богиня Цифури ведает ими. И вот царевна, охватил ее Страх, охватил ее Ужас. О господин страны Хатти, великий Вурункатти, с тонким хлебом, крупой и вином обходим твои священные места вокруг чистой воды. Сотри гневный взгляд с царевны! Сотри пристальный гневный взгляд! В темную землю пусть скроется плохое!
С этими словами жрица положила крыло на поднос из тростника и медленно обошла вокруг жертвенника с ритуальным хлебом и вином, распевая медленным речитативом:
– Как лодку река унесла –
Следов не найти ее больше,
Так точно река унесет
Всех тех, кто виновен в заклятьях.
Как лодки следов не найти –
Зло не существует для бога!
Пусть будут свободны от злых
Заклятий и боги и люди!
Затем она подняла над головой Кутти две фигурки из воска и бараньего жира.
– Какие бы люди ни стремились сделать царевне зло, я теперь держу их в руках. Какие бы люди ни желали царевне зла, да будут они раздавлены точно так же! – «старая женщина» сжала в руках фигурки и бросила их в огонь куззана16.
Пламя очага взметнулось вверх, и Табарна, вместе с Лебину наблюдавший за обрядом, облегченно вздохнул:
– Ну вот, Кутти, теперь все будет в порядке. Великий Вурункатти отведет от тебя злые силы.
После того как с нее сняли черную одежду, чтобы, как полагается, зарыть ее в землю, царевна почувствовала, что чары окончательно рассеялись, и повеселела. Даже сломанная сережка уже не казалась зловещим предзнаменованием. Наоборот, Кутти с удовольствием подумала, что теперь у нее есть законный повод заглянуть в медницу.
Выйдя из своей небольшой, но очень уютной горенки в коридор, она открыла дверь в гардеробную комнату, расположенную прямо напротив входа в горницу. Сменив мягкие домашние туфли на себ-себ – сандалии на высокой деревянной подошве с загнутыми кверху носами и шнуровкой из двух тонких кожаных ремешков, украшенных самоцветами из Мелуххи, она надела высокий тюрбан со свисающими концами, завернулась в длинную льняную накидку нежно-голубого цвета и, захватив сережки, направилась к западным воротам дворца.
Выйдя на улицу медников, царевна обернулась: личная охрана, состоящая из двух высоких людей жезла в остроконечных шлемах и коротких туниках, следовала за ней на расстоянии двух вытянутых рук в строгом соответствии с дворцовым протоколом. Плечи телохранителей крест-накрест опоясывала кожаная перевязь, скрепленная на груди большой медной бляхой, за поясом у каждого торчал короткий меч-кинжал с расширенным в центре лезвием и костяным эфесом в виде головы льва.
«Хорошо хоть боевые топоры не догадались взять», – с досадой подумала Кутти, не любившая персональную охрану, без которой, как она часто ворчала, человеку шагу ступить нельзя за пределами халентувы.
– Не ходите за мной! – приказала она телохранителям прежде чем переступить порог медницы.
Те не стали перечить, поскольку все мастерские, где работали с хафальки, как стратегически важные объекты находились под наблюдением специального отряда людей жезла, и замерли в ожидании недалеко от входа.
В меднице против обыкновения было тихо. Остывший горн казался в полумраке спящим животным неизвестной породы. Алаксанду Кутти нашла за перегородкой колдующим над наконечником копья, который он старался через узкие прорези прикрепить к загнутым язычкам, вбитым в древко.
– Что ты делаешь? – тихо спросила она.
Алаксанду вскочил и в замешательстве поклонился царевне:
– Чиню копье, госпожа моя. Хапрассун приказал срочно привести все оружие в порядок.
– Почему срочно – разве мы собираемся воевать?
– Гисахис сказал, что это подготовка к шествию войска, которое будет на празднике Пурулли.
– Значит, ты не сможешь мне помочь? – спросила Кутти, опуская глаза. – Я сломала сережку.
– Я сделаю все, что в моих силах, – ответил медник и обаятельно улыбнулся. – Не думаю, что какое-то шествие может быть важнее приказаний царевны.
– Я не приказываю – я прошу… – Кутти оборвала фразу и, посмотрев в глаза Алаксанду, молча протянула ему серьги.
Он неловко принял их из рук царевны и, пытаясь скрыть смущение, поспешно поднес к окну, разглядывая ковку.
– Какое необычное крепление, – пробормотал он, по-прежнему не отрывая взгляда от украшения. – Я поставлю на место жемчужинку и вечером принесу серьги во дворец, госпожа моя.
– Хорошо, – холодно сказала Кутти и, резко повернувшись, быстро вышла из медницы.
Вернувшись в халентуву и пройдя в центральный внутренний двор, она застала здесь то оживление, какое бывает лишь перед большими праздниками. Все его огромное почти идеальной квадратной формы пространство было заполнено суетящимися людьми. Непрерывно сновали кравчие с корзинами, наполненными круглыми хлебами, стольники, держащие в руках сразу по нескольку кубков, чашники с кувшинами для вина, среди которых Кутти заметила Тамаса, бережно несущего кубруши – священный золотой сосуд, используемый только раз в году в ритуале Пурулли.
«Что-то рано в этом году началась подготовка к новогодним торжествам, – подумала Кутти, наблюдая за столпившимися вокруг Гисахиса акробатами в цветных головных повязках и с толстыми блестящими кольцами в ушах.
Вообще-то она любила эту предпраздничную суету, напоминавшую ей детство, когда обычно строгий отец разрешал маленькой царевне проказничать и играть с акробатами. Но сегодня у нее было какое-то странное настроение. Она устроилась за огромным розовым кустом у фонтана и молча смотрела, как группа акробатов раскладывает в указанном Гисахисом месте в северном углу двора под финиковой пальмой свои замысловатые лесенки и музыкальные инструменты.
Во двор вышел только сегодня вернувшийся из восточных земель известный торговец зерном Велку, считавшийся главным поставщиком сплетен. Его тотчас окружила толпа побросавших свои дела людей дворца. Он начал увлеченно о чем-то рассказывать, энергично размахивая руками. Кутти заметила, как главный повар Сува с жезлоносцем Хари и казначеем Урду, словно пораженные услышанным, отошли в сторону и тихо переговаривались. Кладовщик Ципадани с маленькой бронзовой гирькой в руке в виде черной уточки, наоборот, старался пробиться поближе к Велку, распихивая столпившихся людей, правда, без особого успеха – некоторые просто отмахивались, другие недовольно ворчали.
Царевна слегка улыбнулась, увидев как Васти, пытаясь навести порядок, начал выпроваживать разболтавшегося купца, который, надувшись от важности, вступил с ним в перепалку. Люди дворца неохотно стали расходиться, разбирая свои корзины и кувшины. В этот момент к начальнику дворцовой охраны подбежал один из людей жезла и о чем-то взволнованно заговорил, указывая рукой в сторону Львиных ворот. Васти немедленно бросил заниматься купцом и быстро направился к тому крылу дворца, где находится тронный зал.
15
Харас (хат.) – орел, священная птица страны Хатти.
16
Куззан (хат.) – очаг.