Страница 5 из 6
Командир уже раздавал ума офицерам, когда мы влились в общий строй. Он долго наблюдал за тем, как молодежь заполняет шеренги. Затем, впрочем как и всегда, скомандовал всем разойтись и построиться заново.
– Как мне надоел этот колхоз! – в сердцах добавил полковник.
Он любил называть свой полк колхозом, а солдат и офицеров рабоче-крестьянской красной армией. Самое удивительное, что каждый раз после подобного командирского сравнения плац содрогался от смеха. У полковника были все основания полагать, что он обладает удивительно-самобытным чувством юмора. Впрочем, мужик он был хороший, и, несмотря на свои преклонные годы, "свинцовые мерзости жизни", всегда мог понять и простить.
Совершенно другим человеком был начальник штаба Скрипин. Редкая сволочь, которая никогда даже не скрывала своей сути.
– Кто такой? – Скрипин наклоняется надо мной и кажется, что через мгновение его большой кулак нарисует мне что-то под глазом.
– Рядовой Носов, товарищ полковник. Прибыл в вашу часть для дальнейшего прохождения воинской службы!
– Я тебе глаза через нос высосу! – орет мне в лицо Скрипин, -…прибыл для прохождения… Очко унитазное драить прибыл, понял меня, солдат?!
Полковник уходит, а из кабинета высовывается замполит Григорьев.
– Ну, с крещением тебя, с боевым. Это наш начштаба. Серьезный мужик, кремень просто. Это он ласково с тобой еще…
Мну шапку в руках, что тут скажешь?
– Падай ко мне в кабинет, а то он назад еще пойдет, – говорит Григорьев, продолжая лукаво улыбаться. – Я тебя скоро с нашим Пикассо познакомлю. Это Мастер, вы подружитесь.
Через некоторое время в дверях появляется Пикассо, сменившийся с наряда. Ему около сорока, он похож на колобка. Лицо такое же круглое, как и все туловище. На плечах замызганной афганки по четыре капитанские звездочки.
– Где тут художник? – нараспев задает вопрос Мастер.
– Я, товарищ капитан, – вскакиваю и замираю, – Рядовой Носов, товарищ капитан.
– Михаил Иванович я, – почти ласково говорит Пикассо и показывает жестом, чтобы я сел, – Понятие о композиции, цвете имеешь?
– Так точно! – отвечаю, вскочив с предложенного мне стула.
– Значит сработаемся. – говорит Михаил Иванович и улыбается в свои желтые усы, – Ради Христа, не прыгай, а? Как зовут-то тебя в миру?
– Дмитрием, товарищ капитан!
– А!.. Брат мой во Христе Димитрий, значит? Очень, очень хорошо.
***
Нам отвели мастерскую в конце большого ангара, где ремонтировали двигатели тягачей. Мы поставили несколько железных столов, накрыли их "Красной Звездой" и загрунтовали листы фанеры.
– Значит для тебя это дембельский аккорд? – пятый раз переспрашивал Михаил Иванович.
– Да, пора домой, – отвечал я и к горлу подступал комок. Не верилось, что скоро, совсем скоро я не буду просыпаться от этого раскатистого "Рота подъем!".
Начали делать подмалевки. Михаил Иванович вооружился большой кистью и небрежно нарисовал на каждом полотне по одинаковому овалу телесного цвета.
– Это будут лица.
Задача перед нами стояла тяжелая – за неделю написать двенадцать портретов выдающихся полководцев. Процесс нашего художества неустанно контролировал Скрипин, неоднократно угрожая вырвать ноги, выдавить глаза и сгноить в болотах.
Какая же дрянь этот Скрипин. Такие вообще не способны на созидание. Солдафон и дурак, правда, Михаил Иванович?
– Хватил, юноша. Да была бы у тебя хотя бы десятая часть его жены – ты бы умер от тоски.
– Он молод для подполковника. С командиром, наверное, мягок?
– Мы со Скрипиным одногодки…
– Вот так. Порядочные люди капитанами ходят, а мурло – в полковники выбивается. Не армия, а бардак. Разве это правильно?
– Зачем Моцарту звания? Подумай сам. Я на Арбате сидел, в Киеве в трубе рисовал. Мир посмотрел, себя показал. А он всю жизнь среди комаров и болот. Не приведи Бог!
Моя пастозная живопись под кистью Михаила Ивановича преображается, на лице Кутузова появляется румянец, единственный глаз начинает блестеть. Всего несколько прикосновений тонкой кистью и с полотна смотрит живой полководец. Я любуюсь танцем Пикассо над картиной. Его движения точны, палитра богата. Очередное прикосновение и он проворно отбегает назад, прищурившись разглядывает холст.
– Вот, брат мой во Христе, каким талантом меня наградил Господь. Видишь? А Скрипина жалко. Он может и рад вот так, а не может.
***
Скрипин смотрит на двенадцать законченных портретов. Мы с Пикассо, затаив дыхание, наблюдаем за ним.
– Да, – говорит начштаб, и неясно, что он этим хочет выразить.
– Плохо? – спрашивает Михаил Иванович.
Скрипин молчит, но лицо его покрывается фиолетовыми пятнами. Рука подполковника опускается в кобуру. Первый выстрел приходится Пикассо между бровей, второй – в сердце. Я бросаюсь к медленно сползающему вниз Мастеру, но он уже мертв. Чувствую, как спину мне обжигает что-то невообразимо тяжелое. В глазах мутнеет. Тысячи Скрипиных дуют в стволы своих пистолетов и, ухмыляясь, прячут их в кобуру.
***
Осеннее утро. Екатеринбургский парк. Букинисты, художники, попрошайки. Зябко. Пытаюсь согреться порцией дешевого, с квасным вкусом "Бархатного" пива. Вижу знакомый профиль. Ба. да это Григорьев, замполит моего полка! Вот это встреча!
– Бывает же! – обрадовано восклицает командир.
Чокаемся, продолжаем общаться.
– Где же Пикассо теперь? Служит? – спрашиваю я, – Поди майора получил?
– Нет, капитан до сих пор, – улыбается замполит, – Он же у нас ископаемое. Лет пятнадцать на одной должности. По-прежнему банчит портретами офицерских жен. Сто рублей – черно-белый, триста – цветной.
– А Скрипин все "глаза высасывает?".
– В местной прессе недавно было… Не читал? – Григорьев убирает со лба несуществующий пот, – У нас в "колхозе" сержант пальбу устроил из автомата, из бойницы на складе у автопарка. Четверых срочников– насмерть. Вся дивизия на уши встала, оцепление выставили. БТР пригнали, перестрелка. В общем, сержант этот сам застрелился – последний патрон в рот…
– А Скрипин-то?..
– Его нашли позже. Говорят, ефрейтор, растерялся. Стрельба. Заметался. Скрипин его повалил на землю и телом своим прикрыл. Погиб, другими словами… К ордену его представили, в общем…
Да я два года топтал!..
– Сивый, подъем! Старье телевизор хочет посмотреть!
Сивый покидает койку и взбирается на подоконник.
– Давай, салага, новости посмотрим!
Молодой театрально дотрагивается правой рукой до кадыка.
– Президент Ельцин, – начинает пародировать новости солдат, – посетил с дружественным визитом Эфиопию, где провел ряд деловых встреч…
Вскоре молодой окончательно теряет всю свою фантазию и замолкает. Тютиков пинает соседнюю койку.
– Эй, салага, иди, почини "ящик".
Разбуженный бросается за шваброй и через минуту колотит ей замолчавшего одногодку.
***
Вокзал будто сошел с ума. Тютиков отвык от гражданской толпы. Глаза его бегали в разные стороны, и он чувствовал переполняющую душу радость. Дома! Оттоптал свое, теперь все.
***
– А кто это там гуляет? – спросил дембель, когда мать несколько успокоилась и налила вернувшемуся в тарелку борща.
– Да это свадьба. Олеська замуж выскочила за твоего дружка Кольку.
Тютиков налился багрянцем. Леська была его первая любовь.
***
Юноша, – начал менторским тоном человек в круглых очках и с крысиной мордочкой, – нам такие не нужны. У нас своих балбесов хватает. Вот если бы вы ремесло какое разумели – другое дело.
Шла вторая неделя, как Тютиков пытался устроиться на работу. Тяжелые же нынче времена!