Без предела

Тяжко вздохнув, Карл взглянул на часы – пять минут десятого. То есть у него было чуть меньше десяти минут на то, чтобы попытаться возбудить у себя аппетит, поесть, выпить кофе, побриться и вздремнуть, причем в последнем пункте он нуждался больше всего.

– Роза, я думаю, тебе надо позвонить в народную школу и перенести мой визит. Сначала мне нужно сделать еще кое-что.

Она улыбнулась, как будто ждала такого ответа.

– Можно и перенести, но тогда уже на послезавтра, потому что завтра школа закрыта в связи с экскурсией. Однако если ты желаешь провести в гостинице пару лишних ночей, я не против. На другом берегу нас вроде никто не ждет.

Карл кивнул, смирившись с тем, что бесполезно предлагать этой зазнайке перенести визит на более позднее время в рамках текущего дня. В данный момент она символизировала для него одновременно нюрнбергского палача, гвоздь в гробу и камешек в ботинке.

– А когда вы выполните свои задания, думаю, вам стоит приехать ко мне в Листед, чтобы помочь с упаковыванием. Вероятно, ты освободишься первым, Ассад. Тогда возьми такси. Что скажешь?

– Скажу, что я никогда не пробовал такого чудесного кофе, – ответил Ассад, размахивая перед коллегами кофейной чашкой. Карл вынужден был признать свое поражение.

– Ассад, мне кажется, тебе лучше поехать со мной, – выдавил он из себя. – А сестра Юны Хаберсот пусть пока подождет.

Вдруг у Карла зазвонил телефон. Он взглянул на дисплей с враждебностью и благоговением в равных долях.

– Да, мама. Что такое?

Она ненавидела эту фразу. Иногда эта фраза даже была способна полностью парализовать ее, и разговор заканчивался, не начавшись. К сожалению, на этот раз слова Карла не вызвали ни малейшего раздражения – она продолжила говорить как ни в чем не бывало.

– Есть новости от Сэмми из Таиланда. Ну да, он позвонил домой за счет адресата, но бог с ним, главное – то, что он рассказывает, не лезет ни в какие ворота, если хочешь знать мое мнение. Он отправился туда, чтобы уладить все дела, – и что бы ты думал?

Карл откинул голову назад. Слава богу, воспоминания о Сэмми и о причине, по которой ему в данный момент приходилось мотаться по одному из излюбленных мест для отдыха, принадлежащих датской короне, улеглись где-то в той части мозга, которую Карл редко беспокоил.

– Сэмми жутко недоволен, и я прекрасно его понимаю, ибо Ронни уже отправил свое завещание какому-то третьему лицу. Выглядит так, будто он не мог положиться на собственного брата, правда?

Завещание Ронни. Оставалось надеяться, что в данном документе тот ограничился исключительно распределением незаконно нажитого имущества. Но у Мёрка не было стопроцентной уверенности в этом.

Почему всякий раз, как только всплывает имя Ронни, у Карла появляется неприятный привкус во рту?

– Если б Сэмми был моим братом, я предпочел бы уйти жить в приемную семью, – отрезал Карл.

– И-и, Карл, засранец ты этакий… Ты всегда был мастер выдумать какую-нибудь ерундовину. Мы с отцом ни за что не позволили бы тебе так поступить.

Народная школа располагалась в очень подходящем месте – в окружении полей и лесов, как раз напротив живописного Эккодалена, вероятно, основной достопримечательности Борнхольма, посмотреть на которую стекались толпы школьников со всей Дании в период пребывания в неизменно организуемых в этой местности лагерей. Карл не раз слышал об Эккодалене, однако никогда здесь не бывал, потому что там, где он вырос, было принято ездить не на Борнхольм, а в Копенгаген, и пиком развлекательной программы считалось до рвоты укататься на американских горках в Тиволи.

Флагшток с плавно танцующим на солнце вымпелом и огромный булыжник с выгравированной надписью встретили их согласно званию. «Народная школа», – гласила надпись. А дальше по ландшафту было раскидано несколько красных и белых зданий, выстроенных в разное время, между которыми росли кусты и живая изгородь; в одном месте возвышался самодельный тотемный столб, чуть поодаль виднелся миниатюрный кофейный павильон.

Перед входом в административное здание их ожидала миловидная рыженькая девушка, при виде которой Ассад сразу же приосанился, насколько это было возможно.

– Добро пожаловать, – поприветствовала она их и сразу предупредила, что во времена Альберты еще не работала в школе, в отличие от завхоза. – У нас остались журналы с того самого года, а наша прежняя директорша еще и вела дневник на протяжении всего долгого периода руководства заведением. Правда, сомневаюсь, что у нее нашлось много комментариев к делу об Альберте.

Ассад закивал, как одна из плюшевых собачек, которые болтаются у заднего стекла в некоторых автомобилях.

– В таком случае нам бы очень хотелось поговорить с тем самым завхозом, – высказался он, полуприкрыв глаза и явно заигрывая с девицей. – Но, может быть, вы могли бы провести нас по окрестностям, чтобы мы получили представление о том, как здесь жилось Альберте?

«Черт его знает, на фига я вообще сюда приперся, они и без меня прекрасно справятся», – подумал Карл, наблюдая усердие Ассада. Возможно, ему все же удастся прокрасться вечером на борт парома, оставив помощников справляться с заданием без его руководства. Еще одна ночь под рулады Ассада доконает его.

– Многие здания построены гораздо позже, как вон те два дома у дороги, в одном из которых расположена стекольная мастерская, – продолжала девушка. – Но вы можете посмотреть, где Альберта ела, рисовала и ночевала.

Экскурсия затянулась, и Ассад пребывал в восторге.

– Что они ели на завтрак? Они пели по утрам? Когда сидели у камина?

И только с появлением завхоза Йоргена, прекрасно сохранившегося малого со слегка седеющими висками и подтянутой фигурой ремесленника, экскурсия действительно обрела какой-то смысл. Этот человек, по всей видимости, обладал отменной памятью, и интерес Карла обострился. Йорген работал в школе аж с 1992 года, но 1997 год запечатлелся в его памяти гораздо ярче остальных в связи с исчезновением Альберты и поднятой впоследствии кутерьмой.

– Она пропала в день праздника в честь окончания строительства новой мастерской; у меня было полно работы, и я хорошо запомнил эту дату. – Он повел их к скоплению низеньких бунгало из желтого кирпича. – Вот тут. Она жила здесь, в здании под названием Стаммерсхалле. У всех зданий забавные названия – Хеллидоммен, Дёндален, Рандклёве… Только не спрашивайте меня, откуда они взялись, иначе придется долго объяснять.

– Ладно. Комната для одного человека, – заметил Карл. – Окно выходит на полянку. То есть она запросто могла принимать ночных гостей с этой стороны, верно?

Завхоз улыбнулся.

– Все возможно, когда молодежь веселится по ночам, не так ли?

Карл на секунду вспомнил про Розу и покачал головой. Он и думать не смел о том, как бы она повела себя в подобной ситуации.

– Однако полиция допросила других девушек, проживавших в том же домике, и никто из них не считал, что по ночам к ней приходил мужчина. Они услышали бы, ведь стены-то совсем тонкие.

– Какой вы ее помните? В ней было что-нибудь необычное?

– Ну, как сказать… Вероятно, она была одной из самых красивых девушек среди тех, что приезжали в школу. И не только из-за фантастических черт лица и глаз, но и потому, что она двигалась как настоящая принцесса. У нее была особая походка; она, как Грета Гарбо, почти что порхала над землей. Она была не очень высокой, и все-таки, я думаю, ее всегда выделяли из толпы, если вы понимаете, о чем я.

Карл кивнул. Он видел фотографии Альберты.

– Кто такая Грета Гарбо? – полюбопытствовал Ассад.

Завхоз посмотрел на него так, словно этот араб свалился с Луны; а может, так оно и было. Кто знал хоть что-нибудь об Ассаде? И что мог знать Ассад? Два неизвестных в одном уравнении.

– И еще она очень красиво пела. Во время пения на утренних собраниях ее голос всегда выделялся на фоне остальных.

– В общем, вы говорите, что она была чрезвычайно привлекательной и «вещью в себе». Вы не припомните, с кем в школе она флиртовала? – спросил Карл.