Страница 3 из 14
Фактически она училась экстерном, хотя документально это никак оформлено не было. Благодаря связям и влиянию Элеоноры Бжезинской, на это закрывали глаза, тем более что училась Варя хорошо и вообще была чудесной девочкой.
– Конечно, приду. – Бутакова еще раз улыбнулась, с нежностью глядя на бледные, с едва заметным румянцем щечки, темно-русые волосы и блестящие черные глаза. В ее понимании Варя была похожа на сороку. – Гладиолусы, правда, пока не расцвели, но у нас еще десять дней впереди, так что будь спокойна.
– С тобой я всегда спокойна. Крёска, я во Франции больше всего скучаю по тебе и по Вике.
– А по маме с папой?
– Ну, мама довольно часто приезжает, – девочка говорила немного неуверенно. – Хотя, конечно, я по ней скучаю, но не так, как по тебе.
– Неужто сильнее?
– Нет, – Варя немного подумала, перед тем как ответить. – Просто по-другому. Крёска, я очень-очень тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю. И должна тебе сказать, что очень рада тому, что ты через десять дней уезжаешь.
– Почему? – глаза у девочки округлились. – Что-то должно случиться? Что-то плохое?
Варя была слишком впечатлительной, причем с самого детства. В разговоре с ней это следовало учитывать, и забывшая об этом Элеонора прикусила язык.
– Да ну, что ты, Варежка, – в минуты особой близости она называла девочку так, как звала ее мать. – Что плохого может произойти? Просто у нас с мамой впереди очень много работы. Мы берем важный заказ, будем строить детский сад, так что заняты будем с утра до вечера. А ты ведь скучаешь, когда тебя некому развлечь, правда?
– Да ну, Крёска, – девочка надулась. – Не делай из меня дурочку. Я вполне могу сама себя занять, и мне не нужны няньки. Вы с мамой работаете все время, сколько я себя помню. Так что ничего нового. А точно ничего не случилось?
Элеонора вспомнила события последних дней и легонько вздохнула. Ну как расскажешь четырнадцатилетней девчонке о том, что ее мать совершенно утратила связь с реальностью и вот-вот пустит по миру фирму, которую они все вместе годами создавали с нуля. «ЭльНор» ждали непростые времена, но знать про это Варе совсем ни к чему.
– Точно-точно, – заверила она. – Просто мы с мамой немного поссорились, поэтому у меня плохое настроение. Только и всего.
– Вы с мамой не можете поссориться, – Варя звонко рассмеялась. Россыпь колокольчиков заполнила кафе, в котором они с Элеонорой пили чай с пирожными. – Это совершенно невозможно. Скорее сегодня снег пойдет.
– Все, Варежка, допивай свой чай, доедай пирожное, а я побежала. – Элеонора отодвинула стул и встала, жестом призывая официанта принести счет. – Мне по делам нужно.
– А ты куда сейчас? В отель? – Девочка была в курсе всех дел «ЭльНора» и, бывая в России, с удовольствием посещала строительные площадки. Ее завораживали картины растущего дома, меняющегося ландшафта, изменений внутренней отделки. Варя мечтала выучиться на архитектора, поэтому наматывала на ус все связанное с будущей профессией.
– Да, там нужно плитку в бассейне поменять. Мама смету утвердила, теперь с меня техническая сторона. Меня Наталья Петровна ждет.
Наталья Петровна Удальцова, управляющая отелем, все работы контролировала лично. Для нее не существовало мелких деталей, и Бутакову этот подход одновременно и восхищал, и раздражал. Восхищал основательностью, а раздражал стремлением держать все под неусыпным контролем. Таким же точно качеством обладала Элеонора Бжезинская, что иногда доводило до исступления.
– Я с тобой. – Варя соскочила с удобного диванчика, залпом выпила остывший чай и закинула в рот оставшийся кусочек эклера. – Я обожаю бывать в отеле. Он как волшебное царство.
Минут через пятнадцать они уже входили во внутренний дворик новой гостиницы, где их ждала Удальцова. Варя получила разрешение бродить по зданию, как ей заблагорассудится, а женщины скрылись в пристройке, ведущей в спа-комплекс с бассейном.
Проводив их взглядом, Варя прошла через дверь, ведущую на ресепшен, заглянула в зал ресторана, в котором вешали огромную хрустальную люстру и расставляли столы, посидела на мягком угловом диване в лобби-баре, а затем отправилась в зимний сад. Она помнила, как мама рассказывала, что туда уже начали завозить растения, чтобы те акклиматизировались на новом месте к открытию отеля, и ей было интересно посмотреть, как изменилась огромная пятиугольная комната, словно пропитанная светом и воздухом благодаря большому количеству стекла.
Путь Вари лежал через второй внутренний дворик под прозрачной крышей, и, толкнув дверь в него, Варя застыла от изумления и ужаса. Все пространство дворика было засыпано снегом. Это было невозможно в середине августа, жаркого, удивительного августа, так редко выпадающего на долю центральной части России, но тем не менее это был снег, крупные хлопья которого равномерно усыпали пространство, образовав даже небольшие сугробы.
Снег… Сегодня уже шел разговор про снег, и с ним было связано что-то нехорошее. Варя силилась вспомнить, что именно, но никак не могла. Окружающая белизна пугала, вызывая головокружение. Сквозь наваливающуюся дурноту она услышала звонок телефона. Это была крестная, желающая узнать, где именно находится Варя.
– Варежка, ау? Ты где? – голос крестной был звонок и свеж. – Я закончила и могу отвезти тебя куда скажешь. Хоть домой, хоть к маме.
Слово «мама» словно сорвало пелену, туманом окутавшую мозг.
«Вы с мамой не можете поссориться. Скорее сегодня снег пойдет»… Это сказала Варя каких-то сорок минут назад. И вот он снег. Снег в августе. Значит, мама и Крёска действительно поссорились. А это означает, что все будет плохо, очень плохо. И Варя, не вынеся навалившегося на нее ужаса, пронзительно закричала, теряя сознание и падая в мягко принявший ее снег. Последнее, что она ощутила, это удивление, что он совсем не холодный.
– Господи, девочка, ты что меня так пугаешь? – Элеонора Бутакова пошлепала крестницу по щекам и поднесла к ее носу смоченную нашатырем ватку. – Что с тобой случилось? Тебе плохо? У тебя что-то болит? Я попросила Наталью Петровну «Скорую» вызвать.
– Не надо «Скорую». – Варя попробовала сесть, и у нее получилось. Голова уже почти не кружилась. – Я испугалась, что так много снега.
– Это не снег, – напротив нее присела Наталья Удальцова – приятная женщина средних лет с мягкими серыми глазами. – Это пенопластовая крошка. Мешок разгружали, и он порвался, вот она и высыпалась.
– Пенопластовая крошка? – Варя смотрела непонимающе.
– Ну да. Шарики из вспененных гранул пенопласта, – вступила в разговор Элеонора Бутакова. – Пенополистирольная крошка, если быть совсем точной. Мы ее применяем для утепления стен, полов и кровли. Материал экономичный, долговечный, да еще и экологически чистый. Убирает любые мостики холода. А тут зал большой, продуваемый, вот мы и решили дополнительное утепление сделать. Пара мешков осталась, вывезти не успели.
– Да и не надо вывозить. Мы им часть мебели для подсобных помещений наполняем, – подхватила Удальцова. – Удобно очень. Так что не бойся.
– Девочка очень впечатлительная, – чуть извиняющимся тоном заметила Бутакова – Вы уж простите, Наталья Петровна. Негоже это ребенка на строительный объект брать. Увидела снег летом, испугалась.
«Я не ребенок, и испугалась не того, что снег летом, а совсем другого», – хотела сказать Варя, но язык отчего-то не хотел выговаривать самые простые слова. Она сердито высвободилась из обнимающих ее рук крестной и встала. Впервые в жизни любимая Крёска не поняла, что с ней происходит. До этого Варя всегда именно с ней делилась всеми своими девичьими переживаниями, и Бутакова понимала ее гораздо лучше, чем мама. А сейчас вот не поняла. Что она будет делать, если Крёска перестанет быть самым близким ей человеком? Думать об этом не хотелось, и Варя, глотая непрошеные слезы, не оборачиваясь пошла к выходу из гостиницы.
Глава вторая
1984 год