Волчье время

Пока он размышлял о том, что это может значить, энониц отошел к столу и опустился в кресло, положив Ривален на колени. Алвинн знал, что Крикс встречался с оружейником, чтобы заказать для меча Альдов перевязь и ножны, но заказ еще не принесли, и энониец почти не выпускал Меч из рук. Выходя из комнаты, он брал его с собой, укладываясь спать, пристраивал у изголовья, и не расставался с ним даже за обеденным столом. «Таскает его с собой, словно любимую игрушку» — подумал Алвинн — а пару секунд спустя безмерно удивился собственной реакции. Он затруднился бы сказать, когда у него в последний раз появлялись какие-то шутливые мысли. Но это определенно было до того, как Алвинн стал Шоррэем.

Впрочем, в обществе «дан-Энрикса» Алвинн иногда забывался до того, что вообще не чувствовал себя Безликим.

— Что ты намерен делать дальше? — спросил он, глядя, как Меченый задумчиво ощипывает лежащий на блюде виноград.

— Отправлюсь в Эсселвиль, — ответил Крикс, как будто давно ждал подобного вопроса.

— Потому что Галахос сказал, что Олварг сейчас там?.. — сумрачно усмехнулся Алвинн. — Мне это знакомо… Исключительно паршиво постоянно понимать, что все твои дела и планы так или иначе вертятся вокруг человека, которого ты ненавидишь.

— Я его не ненавижу, — возразил дан-Энрикс, покачав головой. — Когда-то ненавидел, да… но не теперь. Видишь ли, раньше я считал Интарикса единственным виновником всех наших бед и больше всего хотел, чтобы его не стало. Или, еще лучше, чтобы он вообще не рождался. Но теперь я почти рад тому, что Олварг существует.

Алвинн прекратил есть и посмотрел на Эвеллира, как на ненормального.

— Ты рад?..

— Ну да, — пожал плечами Крикс. — Открытая война хороша тем, что она создает определенность. Когда на тебя напал реальный враг, то тебе остается только победить или погибнуть, третьего здесь просто не дано. Ну а теперь представь, что Олварга бы не было. Ведь Смерть и Солнце появились не вчера… На самом деле люди умирали, убивали, ненавидели друг друга и творили фэйры знают что задолго до того, как Олварг сдуру впутался в борьбу двух Изначальных сил. Не будь Интарикса, нам бы сейчас пришлось иметь дело не с ним, а с самой силой Темного Истока, а ведь эта Сила сродни Тайной магии — она есть, и в то же время ее нет. Против одной из Изначальных Сил нельзя бороться напрямую, даже с помощью вот этого меча, — «дан-Энрикс» ласково дотронулся до лезвия Ривалена. — Поэтому-то я и предпочитаю Олварга.

— Кажется, я понимаю твою мысль, — задумчиво сказал Безликий. — В самом деле, жутковатая картина — Эвеллир без Олварга. Ты думаешь, такое в принципе возможно?

— Мессер Ирем любит говорить, что жизнь не терпит сослагательного наклонения, — заметил Меченый, пожав плечами. — Но вообще-то… думаю, что да.

Заметив Ролана, вошедшего в конюшню, Олрис отвернулся и начал с утроенным усердием чистить теплый пегий бок Придиры. На самом деле, шерсть кобылы была уже совершенно чистой, но, если бы он перешел в соседнее стойло, Ролан обязательно увидел бы его распухшее от синяков лицо — а это в планы Олриса определенно не входило. Поэтому он продолжал заниматься своим делом, всем своим видом показывая, что он слишком занят, чтобы вступать в посторонние разговоры.

И чего этому айзелвиту не сидится в кузнице?.. Меньше, чем Ролана, Олрис хотел бы видеть только Ингритт. Но она, конечно, сюда не придет. Плевать она хотела, как он себя чувствует…

Пожалуй, если бы не Ингритт, ничего бы не случилось. С того дня, как он услышал их беседу с Роланом, Олрис думал об Ингритт даже чаще, чем обычно. Он почти поверил в то, что Ролан не просил у Ингритт ничего крамольного или непозволительного, но все равно иногда сомневался, не обманывал ли его старый айзелвит. Следить за Роланом было невозможно — тот проводил почти все свое время в кузнице, а Олрис, разумеется, не мог торчать там безо всяких объяснений. Так что он решил понаблюдать хотя бы за Ингритт. Но, к большому разочарованию, довольно скоро убедился, что она тоже не делала ничего подозрительного. Большую часть дня она, как и раньше, помогала отцу в лазарете, вечерами иногда болтала с остальными женщинами в кухне или у колодца, а все остальное время проводила с Фрейном, которого явно находила крайне привлекательным. Олрис считал это лишним доказательством того, что в жизни не поймет, как мыслит Ингритт и все прочие девчонки. Фрейн выглядел старше своих шестнадцати лет и строил из себя взрослого мужчину, но, за исключением смазливой рожи и широких плеч, ничего заслуживающего внимания в нем не было. Фрейн был всегда непрочь поколотить кого-нибудь, кто был слабее его самого, и Олрис искренне не понимал, как Ингритт могла до сих пор не разглядеть, с кем ее угораздило связаться.

В другое время Олрис, разумеется, счел бы ниже своего достоинства подглядывать за их вечерними встречами у западной стены, но теперь он сказал себе, что Фрейн, как-никак, был подмастерьем Ролана, а значит — он мог быть посвящен во все секреты айзелвита и передавать Ингритт какие-нибудь его поручения, и это веская причина не спускать с них глаз.

Это звучало почти убедительно, и Олрис с чистой совестью решил понаблюдать за следующей встречей Ингритт с Фрейном. Тем более, что в глубине души ему давно мучительно хотелось знать, чем именно они там занимаются.

Как скоро выяснилось — ничем интересным. Сперва эти дворе битых полчаса болтали обо всякой ерунде, никак не связанной ни с Эсселвилем, ни с таинственными королями, а потом нашли такое место, где их невозможно было увидеть с дозорной башни или со стены, присели на каменный парапет и стали целоваться.

Олрис, затаившийся в своем укрытии, скорчил брезгливую гримасу, и решил, что ни за что не станет тратить следующий вечер на такие глупости. Но отвернуться почему-то не сумел.

Наверное, в тот вечер он все-таки делал что-то нехорошее, поскольку все, случившееся дальше, слишком походило на расплату за какой-то исключительно дурной поступок.

Небо над замком совершенно потемнело, и стоять возле стены в одной рубашке стало холодно. Олрис почувствоал большое облегчение, когда понял, что у парочки на парапете дело тоже движется к концу.

— Кажется, мне пора идти, — сказала Ингритт вслух, пытаясь встать. Но Фрейн удержал ее, схватив за талию и притянув к себе.

— Ну куда ты все время так торопишься?.. — пробормотал он странным, как бы полусонным голосом, нисколько не напоминавшим тот, каким он говорил обычно. Потом Фрейн добавил что-то еще, но вышло настолько неразборчиво, что Олрис не сумел расслышать окончания сказанной фразы.

— Фрейн, мне это не нравится. Пусти меня, — с нажимом повторила девушка. Голос Ингритт звучал так же уверенно, как обычно, но Олрису почему-то показалось, что она испугана. Что и не мудрено. Последнюю пару минут Фрейн вел себя, как человек, который слышит только самого себя. Олрис задумался, не пьян ли подмастерье оружейника, и если да, то где он смог стащить вино, чтобы надраться до такого состояния.

Рука Фрейна скользнула с плеча соседки вниз, к вырезу рубашки Ингритт. Девушка отшатнулась от него, а в следующую секунду Олрис услышал резкий хлопок, и догадался, что она влепила подмастерью Ролана пощечину. Надо отдать ей должное — чего-чего, а смелости Ингритт хватало за глаза. Иногда Олрису казалось, что ее даже слишком много — Ингритт не боялась никого, включая типов наподобие Рыжебородого. Да что там! Она не боялась даже короля с его адхарами, которых остальные люди поминали, выразительно понизив голос… Олрис всегда полагал, что рано или поздно это качество сослужит ей дурную службу — и было похоже, что такой момент настал. Вместо того, чтобы угомониться, Фрейн перехватил запястье Ингритт, бывшее вдвое тоньше его собственных, и всем своим весом прижал девушку к стене. Теперь он больше не говорил прежним мурлыкающим голосом, а почти шипел. Олрис расслышал что-то про «два месяца» и «водить за нос».

Сердце у Олриса стучало так, как будто собиралось выпрыгнуть наружу. Он смотрел на подмастерье оружейника, а видел Нэйда, пришедшего в их комнату после очередной попойки. Фрейн вел себя почти так же, как Рыжебородый. Но существовали и отличия. Мать никогда не сопротивлялась Мяснику, а Ингритт отбивалась яростно. Вот только силы были слишком неравны.