Волчье время

— Еще раз?.. — вкрадчиво предложил Ар-Шиннор.

Гость коротко кивнул. Стол раскрутили снова, и, конечно, Шасс легко определил пустой кувшин. Потом носилки Ар-Шиннора удалились, слуги поместили лишних змей обратно в предназначенный для них плетеный короб, и тренировка во дворе продолжилась своим чередом.

Этой же ночью Шасс узнал, что получил очередной заказ, и вскоре уже выехал в Адель.

Прикончить Отта оказалось очень просто, даже несмотря на то, что для правдоподобия пришлось использовать мясницкий нож. Одно движение рукой — и дело было сделано. Переполох, как и всегда в подобных случаях, начался не сразу, и у Шасса оставалось время, равное примерно четырем ударам сердца, чтобы оказаться в нескольких шагах от своей жертвы, проскользнуть за спины ничего не понимающих мастеровых и обронить свой нож.

Выбраться из толпы, не привлекая к себе ничьего внимания, тоже было совсем не трудно. Шасс проделывал нечто подобное десятки раз и знал, что в тот момент, когда случается что-нибудь экстраординарное, вроде внезапного убийства, толпу всегда охватывает лихорадочное возбуждение, которое лишает даже самых сдержанных людей обычной наблюдательности. И если изредка среди свидетелей убийства все-таки окажется представитель того редкого типа людей, которые в опасные моменты сохраняют ясность мысли, то царящий вокруг хаос все равно сведет это достоинство на нет. Призракам приписывалось множество почти сверхчеловеческих способностей, но мало кто догадывался, что их основное преимущество — помимо обостренной интуиции — состоит в том, что человек, прошедший обучение в Айн-Рэме, никогда не теряет хладнокровия. Шасс выбрался из толпы и спокойно, не быстро и не медленно, пересек ту часть площади, которая отделяла памятник Энриксу из Леда от стоявшего на углу улицы трактира «Черный дрозд». Этот момент был для него гораздо более опасен, чем само убийство. Но, пока он преодолевал это пространство в двести — или около того — шагов, где его было видно, будто на ладони, и любой из орденских гвардейцев мог его заметить и задать себе вопрос, почему этот человек, в отличие от остальных, не проявляет никакого интереса к только что произошедшему убийству, сердце Шасса билось так же ровно, как всегда. Свернув на ближайшую улицу, он сделал крюк, обогнув площадь по большой дуге, и через четверть часа вышел к памятнику Энрикса из Леда с противоположной стороны, спокойно присоединившись к группе городских зевак, которые глазели на лежащее за оцеплением тело и блестевшие от крови камни и вполголоса судачили о преступлении, держась на благоразумном отдалении от хмурых, взвинченных гвардейцев.

Как и следовало ожидать, убийство Кэлрина приписывали Ровану Килларо. Версии собравшихся разнились — кто-то говорил, что люди Ирема арестовали восемь «истинников», не считая самого Килларо, кто-то — что арестовали десять человек. Упомянули про подругу Отта. «Она, бедная, еще не знает, что произошло!». Кто-то сказал, что пойдет в Черный дрозд, разыщет «менестрельшу», и расскажет ей о том, как «истинники» закололи Отта. Сочувствие, с которым эти люди поминали Эстри, придало мыслям Призрака новое направление. Если, против всяких чаяний, убийство Отта не сработает, и обозленные элвиенисты не решат покончить с Братством раз и навсегда, надо будет заняться этой девушкой. На памяти Шасса это был первый случай, когда заказчика гораздо больше интересовало не само убийство, то есть не физическое устранение намеченного человека, а его последствия, и Шасса привлекала новизна и необычность поставленной перед ним задачи.

Как и следовало ожидать, вскоре на место преступления явился коадъютор в сопровождении двоих мужчин — высокого смуглого энонийца и холеного мужчины средних лет, без конца теребившего свою остроконечную бородку. Гвардейцы оттеснили любопытных горожан к самому краю площади, но это не мешало Шассу пристально следить за всем, что происходило внутри оцепления. Когда из «Черного дрозда» явилась Эстри, он подумал, что, пожалуй, убивать девчонку ему не придется. По лицу подруги Отта было видно, что она охотно растерзала бы Килларо и его товарищей собственноручно. Шасс нечасто видел на чьем-то лице такую же исступленную ненависть, и понимал, что рассуждения о соблюдении законности подругу Отта не удержат. Это было как раз то, что нужно. Помнится, он даже улыбнулся — что бы ни сказал сэр Ирем, эта девушка приложит все усилия, чтобы расшевелить элвиенистов и покончить с Братством раз и навсегда.

Шасс считал себя на редкость хладнокровным человеком — но все же не мог без разъедающей досады вспоминать о том, что произошло дальше. Как нелепо он, должно быть, выглядел, когда, застыв, как столб, таращился на Отта, наживого Отта, которого он убил двадцать минут назад!.. А потом сидевший рядом с Оттом энониец поднял голову, обводя площадь взглядом неожиданно пронзительных зеленоватых глаз, и Шасс бесшумно отступил, смешавшись с постоянно прибывающей толпой зевак. Инстинкт, который безошибочно подсказывал ему, в каком кувшине прячется змея и в какой коридор ни в коем случае нельзя сворачивать во время испытаний в лабиринте, прямо-таки кричал, что нужно убираться, не теряя ни минуты.

После этого заказчик в первый раз назначил Шассу встречу в Мирном. Это тоже было ново — ни один из Призраков никогда не встречался с заказчиком лицом к лицу, без участия посредников. Но по сравнению с воскресшей жертвой покушения такая встреча даже не казалась чем-то необычным.

Тогда Шасс увидел белоглазого второй раз в жизни. С их первой встречи прошла всего пара месяцев, но во внешности заказчика произошли значительные перемены — он выглядел так, как будто бы все это время мучался бессонницей, а его блеклые глаза сверкали лихорадочным огнем. Не тратя слов на долгие вступления, заказчик объявил, что Шасс должен немедленно покончить с Меченым. Казалось, белоглазый прямо-таки вне себя от ярости — поэтому Шасс не стал обсуждать с ним все препятствия, тут же пришедшие ему на ум, а сказал только, что ему потребуется время. И, услышав лихорадочное «Сколько?», тяжело вздохнул, еще раз убедившись в том, что его собеседник не в себе.

Считалось, будто Призраки способны проникать в любое помещение, как бы тщательно оно ни охранялось, но на самом деле каждая такая вылазка требовала долгой подготовки и — что самое обидное — из-за любой случайности могла закончиться провалом. Легче всего было бы убить дан-Энрикса тогда, когда он находился в городе. Охрана из десятка орденских гвардейцев, с недавних пор сопровождающих дан-Энрикса везде, куда бы он ни шел, серьезно осложняла дело, но найти какой-то способ обойти охрану было все же проще, чем пытаться самому проникнуть во дворец.

Но больше всего Шасса беспокоил сам дан-Энрикс. Шасс не чувствовал подобной неуверенности с того дня, как ему было лет тринадцать, и его, вместе с другими проходившими обучение в Айн-Рэме новобранцами, среди ночи вытащили из постели и, не дав опомниться, загнали в находившийся в подвалах цитадели лабиринт. За следующие четыре года ежемесячные испытания в лабиринте стали для него такой же привычной частью жизни, как побои или изнурительные тренировки, но тот, первый раз, запомнился ему на всю оставшуюся жизнь. В последние недели ему иногда казалось, что он снова оказался в этом лабиринте — вокруг только мрак и холод, босые ноги ноют от стояния на ледяном полу, а он все никак не может выбрать нужный коридор, и его лучшая в Айн-Рэме интуиция, из-за которой его ненавидели менее одаренные ученики, впервые в жизни не способна выручить и подсказать хорошее решение — все его чувства сводятся к тому, что в этот раз, куда бы он не двинулся, его не ожидает ничего хорошего.

Заказчик встретил Призрака неласково.

— Когда? — отрывисто осведомился он. Судя по интонации, с которой он произнес это единственное слово, Меченый и впрямь сидел у белоглазого в печенках. Шасс с трудом сдержался, чтобы не поморщиться. Каждый раз, когда очередной заказчик ставил перед ним по-настоящему нетривиальную и сложную задачу, он давал себе возможность тщательно, неспешно изучить намеченную жертву. Собственно, именно поэтому ему и удалось дожить до тридцати пяти — немыслимое для Айн-Рэма долгожительство. В принципе, Шасс давно уже привык к тому, что люди, не имеющие никакого представления о том, как делаются подобные дела, и привыкшие только покрикивать и требовать немедленного результата, давят на посредника и угрожают разорвать контракт — со всеми вытекающими в таких случаях последствиями. На подобные угрозы Шассу было абсолютно наплевать, но злобное презрение во взгляде белоглазого ранило его гордость — он никак не мог отделаться от ощущения, что этот человек каким-то непонятным образом видит его насквозь и чувствует, что он колеблется.