Страница 9 из 18
P. S. «Кульминация современной трагедии знаменуется обыденностью злодейства… В древние времена кровавое убийство вызывало, по меньшей мере, священный ужас, освящавший таким образом цену жизни…» (А. Камю).
До сентября 1944 года в Освенциме не было детей – сразу по прибытию их отправляли в газ и сжигали. Всего в концлагере Освенцим было замучено и сожжено более трехсот тысяч детей.
Обвинитель:
«Подсудимый Гесс, правда ли, что эсэсовские палачи бросали живых детей в пылающие печи крематориев?»
Гесс:
«Дети раннего возраста непременно уничтожались, так как слабость, присущая детскому возрасту, не позволяла им работать… Очень часто женщины прятали детей под свою одежду, но, конечно, когда мы их находили, то отбирали детей и истребляли»
Расчувствовавшийся Гесс признается на суде, что, отправляя детей в газовые камеры, он вначале нервничал. Однако Эйхман, один из наиболее высокопоставленных чиновников, отвечавших за логистику, т. е. обеспечивавших бесперебойную поставку евреев для поголовного истребления, успокоил его следующими «здравыми» доводами:
«Где же логика – умерщвлять взрослых и оставлять в живых детей, будущих мстителей, тех, кто сможет возродить расу?»
Фани и Клара
В лагере систематически уничтожаются не только вновь поступающие дети, но и малютки «местного производства», которых угораздило – неизвестно за что и для чего – появится именно в эти минуты роковые в этом далеко не лучшем из миров.
До мая 1943 года все появившиеся на свет в концлагере Освенцим младенцы немедленно умерщвляются – их, в частности, топят в специальных бочонках («баррелях»). Этим занимается медперсонал – «акушерки» Клара и Фани – немки, отбывающие наказание в лагере за уголовные преступления.
Фани – акушерка по профессии. Оказалась в лагере за детоубийство. Клара переквалифицировалась в медработника из уличной девки, попросту – проститутки.
После каждых родов до слуха роженицы, вместо будоражащего крика пробудившегося к жизни младенца, доносится громкое бульканье утапливаемого не успевшего сделать первый глоток воздуха ангелочка. Затем следует всплеск выливаемой из бочонка воды. Бездыханное тело младенца выбрасывается на растерзание крысам.
Бывали и исключения – когда крысам не удавалось полакомиться очередной порцией свежей человечинки.
«В нашем бараке, прямо на земляном полу, родила женщина, к ней подошла немка, подцепила ребенка лопатой и живьем кинула в печку-буржуйку» – вспоминает бывшая узница Освенцима Лариса Симонова.
В мае 1943 года отношение к некоторым новорожденным меняется. Голубоглазых и светловолосых отбирают у матерей и отправляют в Германию для пополнения численности «арийской популяции». «Адаптация» младенцев арийскими усыновителями именуется «денационализацией».
На счету лагерных «акушерок» Фани и Клары свыше полутора тысяч утопленных новорожденных.
Известно, по крайней мере, об одном случае, когда мать предпочла ритуалу «крещения» новорожденного в бочонке с водой, процедуру «приобщения к богу» в газовой камере.
Свидетельствует польская акушерка, узница Освенцима Станислава Лещинская:
Заключенная беременная женщина доставлена в лагерь из Вильно. Только что завершились роды – в мир явился еще один малыш, возвестивший своим первым криком – «Вот и я!». После чего кто-то из охраны выкрикивает номер роженицы.
«Я поняла, что ее «приглашают» в крематорий. В ответ на мои увещевания – оставить ребенка, которого, возможно, удастся каким-то образом спасти, она завернула его в грязную бумагу и прижала к груди… Ее губы беззвучно шевелились – видимо, она пыталась спеть малышу песенку… Но у этой женщины не было сил… Она не могла издать ни звука. Только большие слезы текли из-под ее век, стекали по необыкновенно бледным щекам, падая на головку маленького приговоренного…»
Мадонна с тесно прижатым к груди младенцем в колонне с другими жертвами под ударами плетей и угрожающие визги конвоиров отправляется в «гости» туда, где не бывает опозданий.
P. S. «Точно так же, как существует иерархия святости, в которой подвижник не равен мученику, мученик не равен святому, а святой не равен апостолу – точно так же существует иерархия зла. Данте написал поэму именно про то, что градация зла имеется – и по сложности она равна иерархии добра. Когда Данте с Вергилием спускаются по кругам Ада вниз, к ледяному болоту Коцита, они последовательно проходят ступени падения нравственности: есть очень много уровней зла. Убийца хуже, чем вор, но убийца детей хуже, чем просто убийца, а тот, кто убил много детей хуже, чем тот, кто убил одного ребенка» (Максим Кантор).
«Рожать детей – нелепо…»
Обожженный ужасами гитлеровских концлагерей лауреат Нобелевской премии по литературе Имре Кертес вопрошает:
Как можно жить после всего пережитого и смотреть людям в глаза, зная, на какую дьявольскую мерзость они способны? Как им верить? Как можно продолжать любить после этого ада, после дыма печей, после этого безумного торжества смерти?
Безответное вопрошание прорывается отчаянием и достигает кульминации в монологе – молитве о нерожденном ребенке, который автор вкладывает в уста героя своей повести «Кадиш».
Утративший веру в людей и в Бога, в смысл бытия – в ответ на желание супруги, поддавшейся таинственному необоримому зову природы – стать матерью, он отвечает категорическим «Нет!».
Это самое страшное «Нет!», которое может сорваться с уст мужчины в ответ на просьбу любимой женщины. Ведь если человек отказывается от одного из основных предназначений – продолжения рода, это означает, что впереди – катастрофический обвал, крушение цивилизации, охваченной языками, вырвавшимися из преисподней пламени всепожирающего огня.
Глава VI
Человек ли это (?!)
Я не имел права на какие-либо чувства… Я был обязан быть еще более суровым, бесчувственным и беспощадным к судьбе узников. Я видел все очень ясно, иногда даже слишком реально, но мне нельзя было поддаваться этому. И перед конечной целью – необходимостью выиграть войну – все, что умирало по пути, не должно было меня удерживать от деятельности и не могло иметь никакого значения.
В предисловию к «Выбору Софи» – одного из наиболее известных романов Уильяма Стайрона, описывающего трагическую историю женщины, сумевшей выжить в концентрационном лагере Освенцим, американский автор рекомендует к обязательному прочтению автобиографию коменданта этой зловещей фабрики смерти Рудольфа Гесса:
«Ее, бесспорно, должны прочесть во всем мире преподаватели философии, священнослужители, несущие слово Господне, раввины, шаманы, все историки, политические деятели и дипломаты, активисты освободительных движений, независимо от пола и убеждений, юристы, судьи, актеры, кинорежиссеры, журналисты – короче, все, кто хотя бы отдаленно влияет на сознание своих сограждан… Дело в том, что, читая Гесса, мы обнаруживаем, что в действительности мы не имеем понятия о подлинном зле: зло, выведенное в большинстве романов, пьес и кинофильмов, примитивно, если вообще не фальшиво, этакая низкопробная смесь жестокости, выдумки, невропатических ужасов и мелодрамы».
«Директор» Программы уничтожения
На вопрос американского психиатра Леона Голденсона, переживал ли комендант Освенцима, убивая детей того же возраста, что и его собственные дети, которые вместе с их матерью жили на территории лагеря рядом с отцом, Гесс категорическим тоном ответил: