Страница 8 из 18
И видел я и Рим, и Париж, и Берлин, и Вену, и прочие знаковые в европейской культуре города и веси… И посетил я и Лувр, и Сикстинскую капеллу, и Цвингер и прочие подобные места… И восхищался я шедеврами и Уффици, и Эрмитажа, и других известных, мало известных и не очень известных хранилищ прекрасного…
И спустился я в ад Освенцима – Аушвица, ныне именуемый музеем, бесстрастно запечатлевшим чудовищные артефакты – свидетельства непостижимости гуманитарной катастрофы, сотворенной руками горделивого в своих достижениях и постижениях европейца…
И душу мою охватил ужас и томление духа… И голос библейского мудреца через века мне нашептывает неизреченное:
Время жить и время убивать; Время любить и время ненавидеть; Время верить – и время предавать; Время исповедовать ложь во спасение и время взглянуть в глаза устрашающей правде; Время кем-то казаться и время быть собой.
P. S. «Где я? Что значит сказать «мир»? Каково значение этого слова? Кто заманил меня сюда и покинул здесь? Кто «я»? Как я оказался в этом мире? Почему меня не спросили, почему не познакомили с его правилами, а просто всунули в него, как будто я был куплен у продавца душ? Как я оказался вовлеченным в это громадное предприятие, называемое действительностью? Разве это не дело выбора? Кому я могу пожаловаться?» (С. Кьеркегор. Философские крохи, или Крупицы мудрости).
Мир «не забыл» (!)
Есть только одна вещь на сеете, которая может быть хуже Освенцима – то, что мир забудет, что было такое место.
Учительница математики средней школы Caravillani (Рим) делает замечание одной из своих учениц: «Если бы вы были в Освенциме, вы бы вели себя лучше». В ответ на критику на неподобающий характер замечания учительница возражает: «Я лишь напомнила о тех местах, где царит порядок».
В годовщину семидесятилетия восстания в Варшавском гетто проведенный в школах Варшавы опрос показал – каждый четвертый из опрашиваемых подростков либо молодых людей назвал концлагерь «успешным проектом» Гитлера.
Из интервью с немецкими школьниками: «Я слышала про какие-то места… я забыла, как они называются… Я думаю, что евреев заставляли работать или что-то типа этого. А когда они не могли работать, их сажали в концлагерь» – пожимает плечами юная немка.
Милые и наивные сестры Ксения и Евгения Каратыгины на вопрос о том, что такое «Холокост» в ток-шоу на российском канале МузТВ ответили: «Клей для обоев»…
PS. «К концу войны в Европе недоверчивый мир с чувством отвращения отвернулся от этого преступления, которое он оказался не в состоянии осмыслить и объяснить и которое, по сути, осталось не отмщенным» (Arthur Dodd. Spectator in Hell. Артур Додд, британский военнопленный, узник Аушвица).
«Поиграем» в еврея…
По сообщению итальянской газеты «La Repubblica» от 19 июня 2016 года:
Новая аппликация, предлагаемая программой Google Play, приглашает пользователей сыграть в игру «Освенцим». Разработчики программы утверждают, что эта игра, доступная на платформе Android, «доставит удовольствие» играющим. На онлайн-ревью игра получила 3,1 звездочек из пяти возможных. Игра предлагает пользователю «пожить жизнью реального еврея» в концлагере смерти.
P. S. «…Я теперь задаюсь вопросом, имеющим для меня жизненно важное значение: был ли Освенцим каким-то исключением в мировой истории?..» (Джордж Снайдер. Узник Освенцима).
Известно…
– Известно, что ни один солдат гитлеровской армии не был казнен по причине отказа участвовать в массовом уничтожении людей (отказавшиеся были); – известно, что Гиммлер приказал не допускать садистов к службе в лагерях – на вакантную должность убийцы могли претендовать лишь те, кто отличается здравым смыслом и отдает себе отчет, что, истребляя женщин, стариков и детей, он выполняет важную работу на благо рейха;
– известно, что нацистам принадлежит гуманистическая по своему духу инициатива создания природных заповедников и идея охраны животных;
– известно, что некий Мартин Клеттнер в 1950 году пытался получить патент на печь, которую он среди прочих разрабатывал для концлагеря Освенцим-Аушвиц. Заявка простодушного инженера подвигла английского писателя Уима ван Леера (Wim van Leere) на написание пьесы «Заявленный патент», постановка которой была осуществлена в Лондоне в 1965 году.
Безумие госпожи Шехтер
Поезд остановился. Сквозь зарешеченную прорезь окна вагона кто-то читает название – «Аушвиц». Двоим узникам удается спуститься за водой. По возвращении они делятся с собратьями по несчастью «информацией», раздобытой от местного стража порядка в обмен на золотые часы:
Нам сообщили, что мы прибыли в расположение трудового лагеря с вполне подходящими условиями для жизни. Здесь никого не разлучат с семьями. Молодые получат работу на фабриках. Старики и немощные будут заниматься посильным трудом на полевых работах.
Измученные изнурительной дорогой узники воспринимают сообщение почти как весть о прибытии в «Землю обетованную». Градус смятения перед неизвестным снижается. Можно немного расслабиться.
Воцарившееся благодушие взрывает крик лишившейся рассудка госпожи Шехтер: «Огонь! Пожар! Посмотрите туда!». Подобно вещей Кассандре безумная женщина, прижимая к груди ошалевшего ребенка, прозревает невидимую для простого глаза надвигающуюся беду, непрерывно бормоча – «Огонь! Пожар! Пожар!..».
Поверив возгласу отчаяния, кто-то бросается к решетке окна и пристально вглядывается в черноту безысходной ночи. Вокруг – непроглядная тьма. Обманутые и раздраженные узники с кулаками набрасываются на несчастную женщину, посмевшую прервать их мучительную попытку забыться в дреме.
Через какое-то время заскрипели тормоза – поезд медленно, нехотя, словно в глубоком раздумьи, вползает в глубину разверзнутой пасти всепоглощающей черноты.
Вдали замелькали блики огня… Чей-то голос – на сей раз отнюдь не безумной госпожи Шехтер – истошно орет:
«Евреи, смотрите! Смотрите, огонь! Смотрите, пламя!».
В разорванные клочья зловеще подсвеченного неба устремляются багровые языки пламени. Через какое-то время сполохи огня обретают причудливые человеческие контуры. Воздух наполняется тошнотворным запахом горящей плоти.
«Да возвеличится и святится имя Его…»
(Иврит – «Йитгаддал вейиткаддаш шмей рабба…»)
«На вопрос "Какой я веры?" я папе римскому сказал (он тогда был еще кардиналом в Германии, и я встречался с ним): "Мои родители с обеих сторон православные, а я ярый безбожник"».
Он спросил: Почему?
Я ему ответил: Я лично выносил грудных детей, которые еще не умерли, из газовой камеры. Их брали за ножки, об землю и в ту же самую кучу. Еде же был Бог, когда убивали этих ангелят? Они еще никто, они никакой веры, никакой нации – это маленький, только родившийся человечек(!) Где же был Бог?»
Тормоза прекращают издавать скребущий душу скрип. Остановка. Наконец прибыли… Двери распахиваются. Странные напогляд люди в полосатых куртках и в лихо надетых набекрень черных шапках врываются в вагон. У каждого в руке фонарь и дубинка, удары которой раздаются направо и налево. Вся эта процедура сопровождается непрерывной командой: «Всем выходить! Вещи оставить в вагоне! Живо!..».
К растерянной толпе в полосатой робе подходит узник-старожил – и с нарочито зловещей усмешкой шепчет:
– Довольны?
– Да, – ответил ему кто-то.
– Несчастные, вы же идете в крематорий.
Казалось, он говорил правду. Недалеко от нас из какого-то рва поднималось пламя, гигантские языки пламени. Там что-то жгли. К яме подъехал грузовик и вывалил в нее свой груз – это были маленькие дети. Младенцы! Да, я это видел, собственными глазами… Детей, объятых пламенем…
– Папа, – сказал я, – если это так, я не хочу больше ждать. Я брошусь на колючую проволоку под током. Это лучше, чем медленная смерть в огне.
Папа не ответил. Он плакал. Его тело сотрясала дрожь. Плакали все вокруг. Кто-то начал читать Кадиш – молитву по умершим. Я не знаю, случалось ли прежде в истории еврейского народа, чтобы живые читали заупокойные молитвы по самим себе.
– Йитгаддал вейиткаддаш шмей рабба… – Да возвеличится и святится Его Имя… – шептал отец.
Впервые я почувствовал, что во мне закипает протест. Почему я должен освящать и возвеличивать Его Имя? Вечный, Царь Вселенной, Всемогущий и Страшный молчит, за что же мне Его благодарить?»