Страница 25 из 28
только своего капитана, чтобы выйти в море. А капитан ее не знает, куда
ему взять теперь курс - на север или на юг. Леди Сесили. Почему не на север, в Англию? Брасбаунд. Почему не на юг, к полюсу? Леди Сесили. Но вам же надо как-то устроить свою судьбу. Брасбаунд (тяжело опустив локти и кулаки на стол, властно смотрит ей в
глаза). Послушайте, когда мы впервые встретились с вами, у меня была
цель в жизни. Я был одинок и не заводил себе друга - ни женщины, ни
мужчины, потому что цель моя шла вразрез с законом, с религией, с моей
собственной репутацией и безопасностью. Но я верил в нее и отстаивал
ее, в одиночку, как и полагается человеку отстаивать свои убеждения
против закона и религии, против зла и эгоизма. Чем бы я ни был, я не из
числа ваших липовых морячков, которые пальцем не шевельнут ради своих
убеждений, разве что вознесутся на небо. Я же за свои убеждения готов
был спуститься в ад. Вам, вероятно, этого не понять. Леди Сесили. Напротив! Я прекрасно понимаю. Это так характерно для людей
определенного типа. Брасбаунд. Пожалуй, хотя я редко встречал таких людей. Тем не менее я был
одним из них. Не скажу, что я был счастлив, но и несчастен я тоже не
был, потому что не колебался, а неуклонно шел своим путем. Если человек
здоров и у него есть цель, он не задумывается над тем, счастлив он или
нет. Леди Сесили. Иногда он не задумывается даже над тем, счастливы или нет
другие. Брасбаунд. Не отрицаю. Труд - первое, что делает человека эгоистом. Но я
стремился не к собственному благополучию : мне казалось, что я поставил
справедливость выше своего я. Повторяю, тогда жизнь кое-что для меня
значила. Видите вы эту пачку грязных бумажек? Леди Сесили. Что это такое? Брасбаунд. Вырезки из газет. Речи, произнесенные моим дядей на
благотворительных обедах или тогда, когда он осуждал людей на смерть.
Благочестивые, высокопарные речи человека, которого я считал вором и
убийцей! Они доказывали мне, что закон и приличия несправедливы,
доказывали более веско, ярко, убедительно, чем книга пророка Амоса. А
чем они стали теперь? (Не спуская с нее глаз, хладнокровно рвет
газетные вырезки на мелкие клочки и отбрасывает их.) Леди Сесили. От этого вам, во всяком случае, стало легче. Брасбаунд. Согласен. Но с ними ушла часть моей жизни. И помните: это дело
ваших рук. Теперь смотрите, что я сохранил. (Показывает письма.) Письма
моего дяди к моей матери с ее приписками, где она сетует на его
холодную наглость, вероломство и жестокость. А вот жалобные письма,
которые она писала ему потом. Они возвращены нераспечатанными. Их тоже
выбросить? Леди Сесили (сконфуженно). Я не вправе просить вас уничтожить письма матери. Брасбаунд. А почему бы и нет, раз вы лишили их всякого смысла? (Рвет
письма.) Это тоже облегчение? Леди Сесили. Это немного печально, но, вероятно, так все же лучше. Брасбаунд. Остается последняя реликвия - ее портрет. (Вынимает фотографию из
дешевой рамки.) Леди Сесили (с живостью и любопытством). Ах, дайте взглянуть!
Он подает ей фотографию. Прежде чем она успевает
овладеть собой, на лице ее явственно отражаются
разочарование и отвращение.
Брасбаунд (с саркастическим смешком). Вы, кажется, ожидали лучшего? Что ж,
вы правы. Рядом с вашим ее лицо не назовешь красивым. Леди Сесили (расстроенная). Я же ничего не сказала. Брасбаунд. Что вы могли сказать? (Берет обратно фотографию, которую она
отдала без единого слова. Он смотрит на фотографию, покачивает головой
и собирается разорвать ее.) Леди Сесили (удерживая его руку). Нет, нет, только не портрет матери! Брасбаунд. Представьте себе, что это ваш портрет. Вы бы хотели, чтобы ваш
сын хранил его и показывал более молодым и красивым женщинам? Леди Сесили (отпустив его руку). Вы ужасный человек! Порвите ее, порвите!
(На мгновение закрывает глаза рукой, чтобы не видеть этого зрелища.) Брасбаунд (хладнокровно рвет фотографию). Она мертва для меня еще с того дня
в замке. Вы убили ее. Мне лучше без нее. (Бросает обрывки.) Теперь со
всем покончено. Вы лишили мою жизнь прежнего смысла, но не вложили в
нее нового. Я вижу, вы обладаете каким-то ключом к жизни, который
помогает вам преодолевать ее трудности, но я недостаточно умен, чтобы
понять, что это за ключ. Вы парализовали меня, показав, что я неверно
воспринимаю жизнь, когда предоставлен самому себе. Леди Сесили. Да нет же! Почему вы так говорите? Брасбаунд. А что мне еще сказать? Видите, что я наделал! Мой дядя оказался
не хуже меня, вероятно, даже лучше: голова у него светлее и положение
он занимает более высокое. А я принял его за злодея из сказки. Любой
человек понял бы, что такое моя мать, а я остался слеп. Я даже глупее,
чем Джек Пьяная рожа: он нахватался романтического вздора из грошовых
книжонок и прочей дешевки, а я набрался того же вздора из жизни и
опыта. (Качая головой.) Это было пошло, да, пошло. Теперь я это вижу:
вы открыли мне глаза на прошлое. Но какая от этого польза для будущего?
Что мне делать? Куда идти? Леди Сесили. Все очень просто. Делайте то, что вам нравится. Так, например,
поступаю я. Брасбаунд. Такой совет меня не устраивает. Мне нужно что-то делать в жизни,
а делать мне нечего. С таким же успехом вы могли бы обратиться ко мне,
как миссионер, и призвать меня исполнить мой долг. Леди Сесили (быстро). О нет, благодарю! С меня вполне достаточно вашего
долга и долга Хауарда. Где бы вы оба теперь были, если бы я позволила
вам выполнить ваш долг? Брасбаунд. Где-нибудь да были бы. А теперь мне кажется, что я - нигде. Леди Сесили. Разве вы не вернетесь в Англию вместе с нами? Брасбаунд. Зачем? Леди Сесили. Да затем, чтобы наилучшим образом использовать свои
возможности. Брасбаунд. Какие возможности? Леди Сесили. Неужели вы не понимаете, что, если вы племянник важной особы,
если у вас влиятельные знакомые и верные друзья, для вас можно сделать
много такого, что никогда не делается для обыкновенного капитана
корабля? Брасбаунд. А! Но я, видите ли, не аристократ. К тому же, как большинство
бедняков, я горд. Я не желаю, чтобы мне покровительствовали. Леди Сесили. Какой смысл во всех этих разговорах? В моем мире, который