Страница 12 из 34
А в это время 70 тысяч французов, англичан и турок, на помощь которым ожидалось прибытие 15-тысячного корпуса пьемонтцев, осаждали в Крыму Севастополь. За спиной союзников уже была победа при Альме, впереди – взятие Балаклавы, Инкермана и Евпатории, но под Севастополем на исходе сентября 1854 г. они натолкнулись на ожесточенное сопротивление русских. Попытка штурма города-крепости потерпела неудачу, а начавшаяся осада затянулась на неопределенный срок, что крайне нервировало императора французов, желавшего поскорее, – но, конечно же, не раньше, чем город будет взят, – покончить с разорительной для казны и затратной по потерям войной[30].
Племянник великого Наполеона мечтал лишь об одном – о реванше за национальное унижение 1812–1815 годов. В его планы не входило ни отторжение от России Кавказа, как того желал глава британского кабинета лорд Пальмерстон, ни ликвидация приобретений Екатерины II в Северном Причерноморье, к чему стремилась Порта, ни чрезмерное ослабление Российской империи, что было опасно для нарушения европейского равновесия. Достаточно было склонить Россию к миру сразу же после падения Севастополя. Одно время Наполеон III намеревался даже отправиться в Крым, чтобы лично возглавить командование войсками, но по ряду причин, в частности, из опасений республиканского переворота в Париже во время его отсутствия, вынужден был отказаться от этой идеи[31].
«…Общественное мнение во Франции восставало против отдаленной и разорительной войны, в которой английские интересы были замешаны непосредственнее, нежели французские, – писал один из первых историков Крымской войны, видный русский дипломат барон А.Г. Жомини, современник событий. – Партии волновались, и это обстоятельство было одной из причин, почему поездка императора Наполеона была отложена. Ему доказывали, что его отсутствие послужит сигналом к революционному движению против его династии»[32].
Опасения не были лишены оснований. 28 апреля 1855 г. на императора было совершено покушение, когда он верхом направлялся на прогулку в Булонский лес. Некий Джованни Пианори, бывший гарибальдиец, эмигрировавший во Францию, дважды выстрелил в Наполеона, но промахнулся. Приговоренный к смерти, итальянский карбонарий принял ее со словами: “Vive la Republique!”, что было воспринято обществом как прямой вызов бонапартистской империи. Так или иначе, но поездка императора в Крым не состоялась.
Новость о смерти царя вызвала бурную реакцию на парижской Бирже, с началом войны пребывавшей в затянувшейся апатии. Котировки акций и облигаций, в особенности русских, резко подскочили в цене. Поползли слухи о скором прекращении войны. Оптимизм финансистов быстро передался журналистам и политикам, включая оппозиционных. Многие из них утверждали, что молодой русский император, будучи наследником престола, якобы противился войне, не одобряя политику своего отца. Парижские журналисты, по-видимому, идя от обратного, безоговорочно наделяли Александра Николаевича качествами, противоположными тем, которые были свойственны Николаю I – мягкость, человечность, уступчивость и нерешительность, граничащие со слабохарактерностью, наконец, природное миролюбие, что в сложившихся обстоятельствах представлялось самым важным.
Пока политический бомонд Второй империи строил всевозможные, зачастую фантастические, предположения на счет Александра II, император французов уже 3 марта предпринял тайный зондаж настроений и намерений нового царя – склонен ли он продолжать или прекратить Восточную войну. Наполеон пригласил в Тюильри для конфиденциальной беседы саксонского посланника Л. фон Зеебаха, по неслучайному совпадению доводившегося зятем российскому канцлеру графу Карлу Васильевичу Нессельроде. Наполеон попросил Зеебаха срочно изыскать способ передать его тестю, а через него – императору Александру свои искренние соболезнования в связи с кончиной императора Николая, к которому он, Наполеон, всегда испытывал самые искренние симпатии и о разрыве с которым в 1854 г. искренне сожалеет.
Сигнал, посланный из Тюильри, вскоре достиг Зимнего дворца, где его восприняли должным образом, как на то и надеялся император французов. Александр II поручил Нессельроде через Зеебаха довести до сведения Наполеона III, что весьма тронут его вниманием к горю, постигшему Россию и императорскую фамилию, и что, со своей стороны, сожалеет о разрыве отношений между двумя странами и дворами. Впрочем, просил передать Александр, это дело поправимое, так как «мир будет заключен в тот же день, как того пожелает император Наполеон»[33].
Луи-Наполеон с удовлетворением воспринял реакцию Александра на свою инициативу, но занял выжидательную позицию. Прежде над бастионами поверженного Севастополя должен подняться французский триколор, и только после этого морального удовлетворения император французов мог предложить мирные переговоры, пусть даже вопреки желанию британского союзника, жаждавшего продолжения войны. Порта, хотя и была крайне ослаблена, тем не менее, надеялась в ходе летней кампании 1855 г. на Кавказе разблокировать осажденный русскими Карс и затем вытеснить их из Грузии. В этом намерении турок энергично поощрял Пальмерстон, склонявший Наполеона к отправке на Кавказ значительных подкреплений в помощь армии Омер-паши. «Наполеон III, – справедливо заметил по это поводу академик Е.В. Тарле, – совсем не хотел тратить своих дивизий в кавказских горах без малейшей пользы для Франции, только затем, чтобы укрепить против России подступы к Герату и к английской Индии»[34].
Его взор был прикован исключительно к Севастополю, осада которого тем временем вступала в завершающую стадию. 16 августа 1855 г. союзники нанесли поражение русским войскам под командованием генерала М.Д. Горчакова у р. Черная, к юго-востоку от Севастополя. Вслед за этим французы, потеряв в сражении 7500 убитыми и ранеными, сумели овладеть господствовавшим над городом Малаховым курганом, что вынудило русский гарнизон 8 сентября оставить Севастополь, затопив последние корабли и взорвав остававшиеся укрепления. С падением Севастополя военные действия в Крыму фактически прекратились.
Некоторое время они еще продолжались на Кавказе, где на исходе ноября 1855 г. турки сдали генералу Н.Н. Муравьеву осажденный Карс со всем вооружением. В русском плену оказался 16-тысячный турецкий гарнизон, в составе которого находилось немалое число «иностранных выходцев» – венгров, поляков и др. Взятие Карса фактически завершило войну на Кавказе. Окончательно обессилевшая Турция была уже не в состоянии ее продолжать. Воинственные настроения обнаруживал лишь лорд Пальмерстон, глава кабинета королевы Виктории.
Тем временем в европейских дипломатических кругах с ноября 1855 г. начали циркулировать слухи о каких-то секретных контактах, завязавшихся между Наполеоном III и Александром II. Особое беспокойство обнаруживали в Лондоне, где всё еще надеялись удержать французского союзника в орбите войны.
Эти слухи имели под собой веские основания. Инициатором конфиденциальных контактов выступил император французов, посчитавший, что с взятием Севастополя он мог считать себя полностью удовлетворенным. 13 сентября в соборе Парижской Богоматери в присутствии императора был отслужен благодарственный молебен. Служивший мессу монсеньор Сибур, архиепископ Парижский, обращаясь к прихожанам, объявил о предстоящем в самом скором времени заключении почетного и прочного мира. Наполеон явно не желал продолжать войну, в которой Франция уже потеряла 95 тыс. человек[35], – во многом ради осуществления амбициозных геополитических планов лорда Пальмерстона. «…Наполеон чувствовал, что он достиг до кульминационного пункта своей политики, – писал по этому поводу барон А. Жомини; – ему предстоял выбор между путем приключений, ведущим посредством затягивания войны к потрясению Европы, и переделке ее карты с помощью Англии и революции, или путем консервативной политики, основанной на мире и сближении с Россией. По-видимому, он склонялся к последнему. Кроме внутренних и финансовых затруднений…, он казался утомленным от сообщничества с Англией. Он не отказывался от союза с могущественным соседом, но политический инстинкт подсказывал ему, что Англия никогда не поддержит искренно ни одного национального французского интереса. До сих пор в Восточной войне он действовал скорее в пользу Англии, нежели Франции»[36]. Теперь император решил действовать исключительно в своих интересах.
30
Основные потери союзнический экспедиционный корпус в Крыму нес от инфекционных болезней – дизентерии, холеры и тифа. Ежедневная смертность в рядах союзников составляла в среднем 250 человек.
31
Castelot A. Napoléon III. L’aube des Temps modernes. P., 1999. R 250–265.
32
Жомини А. Россия и Европа в эпоху Крымской войны // Вестник Европы. 1886. Кн. 10. С. 562.
33
Архив внешней политики Российской империи (далее – АВПРИ). Ф. 133 (Канцелярия). Оп. 469. 1855 г. Д. 175. Л. 40–42.
34
Тарле Е.В. Соч. в 12 т. М., 1959. Т. IX. С. 481.
35
Собственно боевые потери французов в Крыму за период военных действий составили 20 тыс. человек. Остальные 75 тыс. умерли от эпидемических заболеваний. См. Gouttman A. La guerre de Crimee 1853–1856. P., 1995. P. 479.
36
Вестник Европы. 1886. Кн. 10. С. 586.