Долго и счастливо

В баре, как всегда, было многолюдно. Отцы семейств, уложив чад, а кто и жен, предавались заслуженному отдыху. Из бильярдной слышался сухой треск сталкивающихся шаров. Маша подошла к стойке и кивнула головой бармену. Тот привычно выдал услужливую улыбку. Если Машина просьба и удивила его, то вида он не подал.

Павел сидел за столиком в компании широкогорлого стакана с виски и мрачно испепелял взглядом мобильный телефон. Изредка он посматривал на часы и медленно свирепел. Время показывало полночь. Он убьет ее, а потом выпорет. Нет, сначала выпорет, а потом убьет. И больше никаких игр! Яна виртуозно расправлялась с ним, прекрасно зная, что его кнопка находится там же, где и у большинства мужчин. Каждый раз он говорил себе, что все, больше не потерпит ее выходок, и каждый раз покорно прыгал через обруч, снова и снова. Но на этот раз она перегнула палку.

Краем глаза он заметил истеричку, разбившую ему нос. В этот раз он ее сразу узнал, несмотря на нелепый наряд. Вон чего-то с барменом толкует. Выпить, что ли захотела или свидание назначает? Его бесили бабы, приезжающие к морю за своей порцией любовных утех. В отеле было полно холеных сорокалетних немок, которые только так и проводили свой «сексхолидей». Эта хоть и молодая, но дура дурой, с нее станется и с барменом роман закрутить, ишь, как он ей усиленно авансы строит: и ручки к сердцу приложил, и глаза закатил от умиления. А эта дурища, ничего, стоит рядом, уши развесила, лыбится во весь фейс. Рожа красная, тьфу!

Павел сжал стакан в лапищах. Ярость, темная и мутная, поднималась откуда-то снизу, заполняя все свободное пространство, он физически ощущал, как она колотится уже где-то возле горла. Сейчас он готов был убить любого, кто неосторожно подвернется ему под руку. Он знал за собой эти плохо контролируемые припадки гнева в момент, когда что-то не поддавалось его воле, но на работе легко гасил их, закованный, как в броню, в английский деловой костюм и шелковый, ручной работы, галстук. Потому-то и выбрал в свое время этот стиль: он помогал чувствовать себя уверенно и гасил сомнения в правильности своих действий.

Когда-то, в самом начале, он терпеть не мог всякие там пиджаки, галстуки и кожаные папочки. Он создавал свой завод, оборудовал цеха, сам вместе с рабочими учился гнуть швеллер, так его не так, отрабатывал технологии, изучал документацию, бегал по большой не обустроенной еще территории в свитере, с закатанными до локтя рукавами и армейских ботинках с высокой шнуровкой. Он приходил домой уставший и голодный, как сто китайцев, и жадно ел наспех сваренную рассыпчатую картошку. Иногда просто, а иногда с маслом или сосисками, если каким-то чудом не забывал зайти в магазин. Ему всегда было жаль тратить драгоценное время на всякие там магазины. У отца была специальная диета: кашки на воде и кисели, которые варила приходящая домработница. Просить ее готовить еще что-нибудь для него, Павла, ему и в голову не приходило. Ни ему, ни отцу, которому всегда было неловко, что у него вот, как у буржуя, домработница.

Батя, всю жизнь отпахав в строительстве, пройдя путь от разнорабочего до главного инженера, так и остался верен делу партии Ленина. И даже теперь, пережив нескольких операций, после которых от желудка практически ничего не осталось, продолжал таскаться на коммунистические митинги.

Павел усмехнулся, и осторожно разжал пальцы. Стакан, слава богу, не треснул, а ведь мог. Сколько он их передавил уже за свою жизнь. К девице со свекольным лицом подбежал молодой парнишка в красной форменной жилетке с пакетом в руке. Девица заглянула в пакет и расцвела от счастья, принялась благодарить, замахала руками, видимо, показывая, что сдачи не надо. Презервативы он ей, что ли бегал в аптеку покупать?

Павел посмотрел на телефон и снова нажал на вызов. «Зайка моя, я твой хвостик…» запиликало рядом, Павел судорожно дернулся и стал озираться. Источник звука находился где-то здесь, совсем рядом. Турок в жилетке, полез в карман и достал серебристый телефон. «Рыбка моя…» продолжал звучать игривый голос. Павел заревел и рванулся, опрокидывая стол.

Парнишка в ужасе отскочил от надвинувшегося на него огромного заросшего щетиной чудовищного человека. Тот схватил его за воротник расшитой золотым позументом рубахи, и принялся трясти, хрипло повторяя: «Где она, мать твою?! Где она?!» Голова у парня моталась, как у автомобильной собачки на торпеде, он хватал ртом воздух и все никак не мог закричать, потому, как огромные лапищи почти совсем перекрыли доступ воздуха в легкие. Перед глазами заплясали красные круги, и парень с сожалением почему-то вспомнил, что так и не зашел в номер к одной очень симпатичной русской, а она уж так ему улыбалась, такие взгляды бросала. Тут он очнулся и увидел, что страшный человек уже не держит его за воротник рубашки, а ошалело стоит, разведя в стороны огромные руки, и с лица его прямо на грудь капает ярко желтая жидкость.

– Твою мать, – тихо зарычал Павел, глядя, как на футболку стекает апельсиновый сок.

– Вы что, куку? – спросили рядом.

Павел посмотрел на тупую дуру с пустым стаканом в руке. Ладно, он потом с ней разберется. Сначала этот. Он протянул руку и выхватил у парня телефон.

– Откуда? – спросил он тихо, но так, что турок и без того перепуганный, качнулся в сторону. – Я бить не буду, – успокоил Павел. – Скажи, где взял?– Турок махнул куда-то в сторону. Павел схватил его за плечо и потащил за собой.

Бармен за стойкой, сосредоточено посмотрел им вслед, соображая вызывать полицию, или так обойдется? Нет, надо ж быть таким идиотом? Спер телефон Салим, или нашел, но хотя бы отключить-то мог догадаться?

Павел размашисто следовал за парнем в жилетке, не выпуская его плечо. Тот что-то лопотал, оглядывался, махал рукой куда-то вдаль.

– Здесь, – парень указал рукой на землю.

– Здесь? – переспросил Павел, глядя себе под ноги. Мощеная плиткой дорожка шла от бассейна, мимо солярия, к ступенькам, ведущим к пляжу.

– Здесь, – закивал парень и указал на кусты, окружающие дорожку.

– Так здесь, – Павел топнул ногой по плитке, – или там? – кивнул он на кусты. Турок всхлипнул и попытался стряхнуть с плеча огромную руку. – Да не молчи ты, урод!

– Вы его сейчас до инфаркта доведете, Павел Сергеевич, – выскользнувшая из-за спины Маша, положила руку парню на другое плечо и заглянула в глаза. – Не бойся, – улыбнулась она. – Мы тебя не обидим. Покажи, где ты нашел телефон? Павел Сергеевич, да отпустите вы его, – посмотрела она на набычившегося Павла, и медленно разогнула тому пальцы, крепко вцепившиеся в рукав несчастного пленника.

Салим немного воспрял духом. Если эта женщина с ним, с этим русским, может еще и обойдется. Он же ничего плохого не сделал? Ну, нашел телефон. Он хотел вернуть, честно. Он бы утром главному администратору отдал, Аллах свидетель. Только бы его не уволили. Он так долго добивался этой должности. Это хороший отель и клиенты сюда не бедные приезжают, не то, что в том отеле, где он до этого работал: чаевых не дождешься, сдачу по два раза проверяют, и, не дай бог, цента не досчитаются. Салим резво полез в кусты и оттуда из глубины закричал:

– Здесь, здесь!

Маша посмотрела на Павла и засунула руки в карманы, как бы показывая, что уж в кусты она точно не полезет. Она вообще не понимала, чего побежала за ними. Из любопытства? Пакет со сметаной болтался на руке. Нет, не из любопытства, просто ей стало жалко бедного парня. Он так хотел угодить ей. Бармен поначалу тряс головой, какая, мол, такая сметана ночью, но потом вызвал парнишку-посыльного. Тот и побежал куда-то в ночной магазин. Ну, правильно, она так и думала, не может курортный город обходится без ночных магазинов. А Павел Сергеевич-то совсем спятил, ведь едва-едва не уходил бедолагу. Кусты затрещали, раздвинулись, с них посыпалась листва, и на дорожку выбрался Павел, а затем и турчонок. Павел помотал головой, стряхивая мусор. Взгляд хмурый, брови сошлись к переносице.