Еще один год

Увидев, что Кубок завоеван, Макгонагалл, Каркаров и Снейп отправились в лабиринт за Диггори и Крамом. Флер Делакур уже была здесь — бледная и расстроенная. Мадам Максим в окружение учеников Шармбатона пыталась ее подбодрить.

Буквально через минуту и Крама, и Диггори доставили к трибунам. Началась церемония награждения.

Со всех сторон на меня смотрели сотни смеющихся и ликующих лиц. И лишь на некоторых проглядывала откровенная зависть, недовольство или равнодушие. И это было очень приятно. Но еще приятней то, что живой и невредимый Седрик, молодой парень с чумовым потенциалом, живой и невредимый, стоит около меня и улыбается всему Хогу. И ему все улыбаются.

Для начала меня покачали на руках, и обнимали так, что чуть не удушили, вытащили на сцену, вручили какую-то медаль, грамоту, тысячу галлеонов и долго говорили о том, какие умные и способные все четверо участников, и какая перспективная поросль, в лице Поттера и Диггори, растет в магической Британии.

Всем в тот вечер захотелось что-то сказать. Дамблдор говорил хорошие и правильные вещи о дружбе и международном сотрудничестве. Глядя на его одухотворенное лицо, я поймал себя на мысли, что он и сам во все это верит. И ему все верят.

Мадам Максим поздравила меня от лица Шармбатона и выразила признательность всему Хогвартсу за теплый и радушный прием.

Игорь Каркаров сказал всего несколько слов, ограничившись общими фразами. Во время своей короткой речи он особо и не скрывал своего недовольства, и в мою сторону даже не посмотрел.

Последним говорил министр Фадж. Он громогласно поздравил меня с победой и добавил, что и для меня, и для Седрика Диггори уже припасено соответствующее местечко в министерстве, и в свой срок мы его займем.

Что еще я увидел? Поклонницы, цветы, шампанское и все в том же духе. Хе-хе.

Одним из первых, кто подошел ко мне после официальной части, был отец Седрика — Амос Диггори. Он был ниже сына на голову, упитан и добродушен. Не спрашивая ни слова, он вцепился в мою руку и начал ее энергично трясти.

— Вы замечательный молодой человек, Гарри Поттер. Мы с сыном будем всегда рады видеть вас у себя в гостях.

— Э-э.., спасибо, сэр. С радостью воспользуюсь вашим гостеприимством, — похоже, Седрик кое-что рассказал отцу.

— Ну, все, теперь я точно напьюсь, ты сам в этом виноват, Гарри, — Блэк охватил меня за плечи и обратился к Амосу. — Не составите компанию?

— Почему бы и нет? — ответил старший Диггори и повернулся к супруге. — Не бойся, дорогая, завтра я снова буду нормальным человеком!

— Не возражаете, если и я присоединюсь к пирушке? — откуда не возьмись появился улыбающийся и невероятно колоритный Ксенофилиус Лавгуд. Он весело подмигнул и беспечно помахал тростью. — Повод у нас имеется, не так ли?

— Прекрасно! — Сириус широко улыбнулся. — Мы будем рады вам, Ксенофилиус. Ну что, погнали? А то ведь сами себя задерживаем.

Что тут еще сказать? Что бывает после праздника? А после счастливо закончившегося праздника? Правильно — гулянка.

Вот она-то и началась тем вечером.

Весь Хогвартс превратился в один гудящий и даже пьющий муравейник. И если поначалу были те, кто выглядел недовольным и расстроенным, то атмосфера праздника, веселья и радости, помноженная на осознание от окончания учебного года, захлестнула всех с головой.

Мы поочередно побывали в гостиной Когтеврана и Пуффендуя, заглянули в карету Шармбатона и почти прорвались на «Летучий голландец» Дурмстранга. Почти, потому что Каркаров все же смог остановить всю эту огромную толпу.

В какой-то момент я понял, что переживаю один из счастливейших моментов всей жизни.

Мы сидим на природе. Ярко горит костер, трещат угли, а языки пламени, словно живые, извиваются в непрерывном и затейливом танце. На коленях у меня пристроилась Луна, вокруг кто-то играет на скрипке и гитаре, а воздух гудит от фейерверков.

По комнатам все разошлись далеко за полночь. А утром отправились домой.

Мы возвращались в Лондон, и обратная дорога получилась какой-то невеселой. Гермиона снова захандрила, уселась в угол дивана, закрылась книжкой по трансфигурации и практически всю дорогу читала. Или делала вид, что читала.

Все вместе мы пытались как-то привести ее в чувство, развеселить и прогнать уныние, но ничего не помогало, а на все наши вопросы Грейнджер отвечало однотипно «все хорошо, просто устала».

Колин Криви шутил и рассказал парочку забавных случаев, но особого смеха они не вызвали.

Потом друзья переглянулись и вышли из купе. Я остался с Герми один на один и думал, что что-то смогу…

Вот только той легкости и непосредственности, что раньше была между нами, больше не ощущалось. После Святочного Бала мои друзья резко подросли, и все изменилось. Раньше я мог по-дружески обнять Герми, погладить по волосам и вновь достичь взаимопонимания и гармонии. А вот сейчас все эти приемы перестали работать.

Мне даже не удалось вызвать ее на откровенность. Она многозначительно посмотрела на меня и просто ушла, сказав, что хочет прогуляться.

— Ну как? — в купе первым вошел Малфой.

— Никак, — я развел руками и вздохнул.

А потом мы приехали в Лондон.

— Вот закончился и еще один год, — задумчиво сказала Грейнджер, когда мы стояли на платформе. В её голосе звучала грусть. — Теперь уже не будет как прежде.

— Ерунда, прорвемся, — беспечно отмахнулся Драко.

— Что-то умирает, что-то рождается, — спокойно сказала Луна. — Не расстраивайся, Гермиона!

— Вместе мы сможем все преодолеть, — расстроенный Невилл потер нос.

— Как захотим, так и будет, Герми, — я попытался приобнять подружку. — Все зависит лишь от нас самих.

— Нет, не все, — Герми выскользнула из моих рук и невесело улыбнулась. — Мне пора идти, вон мои родители. Всего хорошего, ребята.

Она махнула нам рукой и пошла по перрону — стройная, худенькая и такая независимая. Меньше, чем через три месяца ей исполнится шестнадцать лет.

— Гермиона на перепутье, — негромко произнесла Луна, но это и так всем было ясно.

Грейнджер права — наша жизнь зависит не только от нас, но и от окружающих. И поэтому, надо всеми силами стремиться к тому, чтобы стать хозяином своей судьбы, а не плыть, как каравелла без руля и паруса в штормовом море.

Вот только жаль, что пытаясь стать хорошим человеком, ты все равно не можешь сделать так, чтобы все были довольны и счастливы. И у каждого свое, индивидуальное виденье счастья.

========== Эпилог ==========

Эпилог

Большой кабинет был богато обставлен — стол и стулья из красного дерева, уходящие под потолок резные шкафы, вощеный паркет, две большие картины, несколько канделябров с горящими свечами и множество больших и маленьких артефактов непонятной конструкции и назначения.

Около одной из стен стояли напольные часы. Маятник неспешно, но методично отмахивал секунды, а три гири находились практически в одинаковом положении.

Напротив часов, у противоположной стены, в обложенном камнями камине горел огонь. Несмотря на лето, здесь всегда присутствовала легкая прохладца, и живой огонь позволял, не прибегая к чарам, поддерживать более комфортную температуру.

В кабинете имелось несколько окон, частично закрытых тяжелыми шторами. В двух из них расстилался безжизненный и сухой пейзаж прокаленной на солнце пустыни, с барханами и безжалостным, белесого цвета солнцем. За третьим окном находился ночной лес…

Все это мираж и иллюзия. Кабинет отдела Тайн Британского Министерства Магии находился глубоко под землей, и здесь не могло присутствовать никаких окон и тем более экзотических пейзажей за ними. Просто, так работающие тут маги делали свою жизнь более разнообразной.

В кабинете расположились четыре человека.

Старший из них — невысокий старик с безмятежным выражением на лице, тонкими, редкими волосами и бровями, встопорщенными, как у старого филина, был одет в суконный кафтан старинного покроя. В руках он держал большую трубку и периодически выдыхал целое облако душистого дыма, отдающего медом. Около него на столе лежал потертый кожаный кисет и простой коробок спичек. Когда он менял позу или шевелился, становилось видно, что левая рука у него покалечена и работает не так хорошо, как правая. Этого человека звали сэр Генри Кавендиш*.