Страница 19 из 26
6. Таковы нравы борющихся [с лукавыми духами] по Богу и таковы занятия и признаки подвизающихся совместно и обладающих ведением. Я же счел справедливым прилюдно представить наставления из того, что мне удалось увидеть, чему сам научился, а также из того, что мне довелось испытать (ибо [некогда] был я общником тех блаженных и святых мужей), дабы и вы возжелали бы поревновать [им] и не впали бы в пороки, следуя неразумной привычке удаляться от добра. Я часто бывал в собраниях братий, сияющих красотой послушания и повинующихся мужам Духа, – старцам телом, но юным душой, которые пламенеют любовью ко Христу, являются многоопытными и именитыми [пред Богом, проявляют] испытанную добродетель, обретаемую от чистоты веры и стяжаемую деланием и созерцанием. Живя вместе с таким священным сонмом братий, я видел деяния [их], преисполненные сокрушения, смирения и любви, совершаемые не только во время ночных бдений, но и в собрании за трапезой и во время прочих служений315.
7. Например, [видел я следующее: ] если во время пения священных гимнов какому-нибудь из иноков вспоминалось некое остроумное изречение, высказанное кем-либо в прошлом, или некое недавнее высказывание одного из братий, которые возбудили смех в сердце или на устах его, а также если он принял страстный помысел [в душе своей] или вел совсем не благочестивые беседы с ближним [своим], то он брал это на заметку. Затем во время чтения316 или по окончанию священных гимнов, когда братия собиралась у старца, он признавался в своем безрассудстве перед лицом братий и испрашивал прощения. Получив это прощение и приняв назидание от старца по поводу своего прегрешения, а потом похваленный [этим старцем] за [искренность своего] покаяния и за смелость в исповеди, он удалялся в свою келлию. Старец же, воспользовавшись поводом, наставлял братий, ставя им на вид строгость внутреннего внимания317 сотворившего покаяние, прямоту его воли, явленную в открытом исповедании собственного позора, а также на сокрушение его; побуждаемый этим сокрушением, он смело приступил к исповеди. Внимая всему этому, братия хвалили инока, сами получали назидание и становились лучше, утверждая себя в подражании таковым [добродетелям].
8. Это случилось при собрании[иноков] для псалмопения, но и за трапезой происходило нечто подобное. [Здесь] царило полное молчание во всем: и при раздаче предлагаемой пищи, и во время слушания читаемого. Если же случалось кому-нибудь тихо переговорить с соседом или сказать нечто вслух для всех, то он вразумлялся либо ближним, либо эпистимонархом318. И тогда он тотчас же вставал, приносил покаяние старцу, затем – вразумившему его и, сделав это, садился на место свое и вкушал оставшуюся пищу в полном молчании.
9. Для вашего вразумления полезно изложить и следующее. Один брат был послан старцем на некое послушание и, задержавшись, пришел после братской трапезы; поскольку же он испытывал нужду в пище, то [монах], прислуживающий за трапезой, уговорил его поесть. Когда оба они, прислуживающий и обслуживаемый, сели, то вкушающий, одолеваемый чревоугодием и неистово желая есть, удерживался [одним лишь] тщеславием, ибо тут присутствовал прислуживающий [брат], который видел его. Тогда он, воспользовавшись [каким-то] предлогом, завел с прислуживающим пустой разговор319, и пока тот стал оправдываться за свое празднословие, то обслуживаемый [брат] в полной безопасности [для своего тщеславия жадно] поглощал пищу, избегая порицания со стороны прислуживающего, который и не заметил его чревоугодия. Такой поступок он совершил под внушением страсти. Когда же [монах] наполнил свое чрево и чревоугодие – эта безжалостная госпожа320 – перестало его бичевать, тогда последовало угрызение совести, которое стало обличать и бить [инока], представляя пред [внутренним] взором его прегрешения. Ведь стал он рабом чревоугодия и тщеславия: рабом первой страсти ради наслаждения, а рабом второй – ради того, чтобы не подвергнуться порицанию, вследствие чего и проявил он себя коварным по отношению к прислуживающему, воздав ему [за его доброту] поводами к празднословию. Уязвляемый в душе такими мыслями, [инок] тотчас же встал и, повергшись в покаянии перед братом, открыл ему все и попросил прощения. Тот же, [в свою очередь,] возложил на себя прегрешения брата, принес ему еще более горячее покаяние и [сам] попросил прощения. Так, простив и получив прощение, он с кротостью произнес следующие слова: «Я, брат, сделался причиной и твоего, и своего прегрешения, ведь, предложив тебе необходимое, мне следовало бы удалиться и позволить тебе вкушать тебе пищу так, как ты хотел. Если я был избран для того, чтобы прислуживать тебе и обеспечить тебе полное отдохновение, то я должен был делать это молча и с молитвой. Мое же нерадение позволило диаволу искусить нас обоих: тебя – чревоугодием, а меня – празднословием. Если бы я пребывал во [внутреннем] бдении, то я и твою бы дурную страсть пресек, и себя сохранил [от пустословия]. Поэтому давай простим друг друга и расторгнем козни искусителя, а в дальнейшем обезопасим себя от его внушений и при первом же прилоге321 будем ниспровергать их копьем молитвы.
10. Нечто подобное происходило и тогда, когда братия собирались на какое-нибудь послушание322. И если некоторые [из них во время такого послушания] произносили необдуманные вещи, то ревностный [монах], встав, творил покаяние, [простершись ниц]323 перед изрекающими суетное. Они же, постигнув смысл покаяния [этого монаха], сами вставали и в свою очередь творили покаяние перед напомнившим [им о цели иноческой жизни], приняв [всем сердцем] напоминание и благодаря брата, а затем выполняли послушание в молчании. И поступая так, один возвещал любовь, а другие являли смирение.
11. Итак, увидел ты благое соперничество и [спасительное] домостроительство [подлинного] братства? Однако ныне в киновиях происходит противоположное, ибо монахи, собираясь вместе в храме, или на трапезу, или на служения, и умом рассеиваются324, и языком пустословят не вовремя: и нельзя найти никого, кто бы пресек это. И если кто-нибудь либо явит, придя в сердечное сокрушение, пред лицом [всех] монахов собственное согрешение, чтобы получить прощение, либо, будучи ревнителем [высшего] блага, напомнит падшему [его проступок], простершись перед ним ниц в покаянии, дабы исправить преткнувшегося, то тут же над ним начинают издеваться, от него отворачиваются, на него ропщут, его упрекают; одни отпускают шутки, другие поносят – и [все] удаляются [от него], не замечая смирения брата и не прилагая попечения о собственном исправлении. Таковые суть те [христиане], которые и сами не желают войти в Царство [Небесное], и другим мешают войти в Него325.
12. Смотрите, чтобы не ускользнул от вашего взора замысел лукавой фаланги, которая намеревается встретить вас при исходе душ ваших, держа кандалы добровольных страстей326 и препятствуя [вашему] восхождению [к Богу]. Мы испытаем это, если разделимся в [своих] мыслях, если пребудем в [греховном] смятении, если будем подозревать друг друга [в чем-либо] и малодушествовать в неприятностях, причиняемых друг другу. Ибо тогда мы уже не воинство Христово и не исполняем волю Зачислившего нас в списки Своего войска327; мы – не братья и не соратники, сражающиеся против общего врага, но каждый, ведомый собственной волей, воюет за свое собственное пожелание328, а потому мы живем по плоти, и значит, согласно апостолу, должны умереть329. Итак, будучи влекомые собственными похотениями и раздражаясь друг против друга, как сможем мы отвратить свирепствующую против нас бесовскую рать? Ведь когда мы ревностны, то бесы, и желая действовать против нас, не могут ничего совершить; однако мы сами производим друг против друга это [бесовское действие] вследствие [собственного] небрежения. Находясь во мраке безлунной ночи, мы поражаем стрелами друг друга, а враги растерзывают нас, как добычу, и уводят, как пленников, в уготованную для них самих геенну330. Что может быть более жалким, чем это? Ведь получив силу от Христа и обладая мощным оружием для истребления наших врагов, мы тем не менее добровольно предаем себя в руки их.