Когда принимается решение

Это был большой черный пудель с великолепной стрижкой под цирковую собаку, с красным ошейником, самозабвенно гонявшийся за перепуганными овцами по лужайке. Было ясно, что он не собирался причинить им вред: вероятно, решил, что это самые прекрасные товарищи по играм. Но ясно было и то, что перепуганные овцы не понимали этого. И похоже, игра кончилась бы в реке.

В то время как я наблюдал это, Хью хватило секунды, чтобы перемахнуть через низкую ограду террасы и оказаться среди овец, отгоняя их от реки и выкрикивая команды собаке.

- Лежать, - кричал он. - Лежать.

Затем он твердо скомандовал, как своей гончей:

- За мной.

На мой взгляд, было бы лучше, замахнись Хью на собаку палкой или камнем, так как пудель не обращал на его команды ни малейшего внимания. Он продолжал радостно лаять, а затем снова бросился за овцами, на этот раз вместе с Хью, который тщетно пытался догнать его. Мгновение спустя собака замерла, услышав голос из-за деревьев.

- Сидеть! - послышался запыхавшийся голос. - Сидеть!

Потом уже появился его обладатель, невысокого роста подвижный человек, который торопливо пробирался по траве. Хью стоял в ожидании, и его лицо темнело от гнева на наших глазах.

Элизабет сжала мою руку.

- Давай спустимся туда, - прошептала она. - Хью не любит, когда из него делают дурака.

Мы поспели как раз вовремя, чтобы услышать, как Хью пустил в ход тяжелую артиллерию.

- Те, кто не знает, как обучать животных, не должны держать их.

Лицо человека выражало полнейшее вежливое внимание. Это было приятное лицо, худое и интеллигентное, с сеткой тонких морщин в уголках глаз. В его глазах проскальзывало то, что невозможно спрятать, - легкая насмешка, отблеск скрытой проницательности, смотрящей в мир подобно объективу камеры. И я сразу почувствовал к нему расположение. В лице незнакомца было что-то мучительно знакомое: этот высокий лоб, редеющие седые волосы... Но сколько я ни копался в памяти во время длинной и напыщенной лекции Хью, я не смог найти ответа. Эти поучения были завершены советами о лучших методах обучения собак, и к тому времени стало ясно, что Хью уже готов был простить его.

- Поскольку ущерб причинен не был... - начал он. Человек спокойно кивнул и с сожалением заметил:

- Однако неудачное начало для знакомства с новыми соседями. Хью был поражен.

- Соседи? - спросил он почти грубо. - Вы хотите сказать, что живете рядом?

Человек кивнул в сторону осиновой рощи.

- За этой рощей.

- Поместье Дэйн?

Это поместье было таким же святым местом для Хью, как и Хиллтоп; он как-то говорил мне, что, если бы представилась возможность купить этот дом, он бы не задумываясь сделал это.

В его голосе прозвучало недоверие.

- Я не верю этому! - воскликнул он.

- Да, - заверил его незнакомец, - именно там. Я выступал там как-то на вечере много лет назад и всегда надеялся, что когда-нибудь смогу владеть им.

Слово "выступал" послужило ключом к разгадке, равно как и слегка уловимый акцент в безупречном английском. Этот человек родился и вырос в Марселе, чем и объяснялся акцент, и стал легендой задолго до моего рождения.

- Вы Рэймонд, Чарльз Рэймонд? - спросил я.

- Я предпочитаю просто Рэймонд, - улыбнулся он, как бы прося извинить его за свое тщеславие. - И весьма польщен, что вы узнали меня.

Не думаю, что это было на самом деле так. Рэймонд-маг, великий Рэймонд мог ожидать, что его узнают, где бы он ни появился. Магистр трюков, который затмил Тарстона, мастер иллюзиона, почти затмивший Гудини, вряд ли мог недооценивать себя!

Он начинал со стандартного набора трюков, который составляет репертуар профессиональных магов, но пошел значительно дальше, к тем вершинам искусства иллюзии, которые, как я полагаю, стали известны нам только сейчас. Свинцовый гроб под тридцатиметровым слоем озерного льда, стальная смирительная рубашка, своды Английского банка, изысканный самоубийственный узел, который соединял шею и обе ноги таким образом, что любое движение затягивало петлю, - все это Рэймонд прекрасно освоил, успешно демонстрируя публике иллюзию исчезновения. Но потом, уже на вершине славы, он неожиданно исчез из виду и его имя стало историей.

Когда я спросил Рэймонда, почему он это сделал, тот пожал плечами.

- Человек работает за деньги или из любви к своей работе. Если у него есть все, в чем он нуждается, и он не испытывает любви к своей работе, тогда зачем продолжать?

- Но так завершить свою карьеру! - запротестовал я.

- Для меня было достаточно того, что здесь меня ждет дом.

- Вы хотите сказать, что никогда не хотели жить нигде, кроме этого места?

- Никогда и ни разу все эти годы.

Он положил палец на нос и подмигнул нам.

- Конечно, я из всего не делал тайны, но когда продавалось это поместье, я был первым, и единственным, претендентом.

- Вы не так легко расстаетесь со своей мечтой, - сказал Хью раздраженно.

Рэймонд рассмеялся.

- Мечтой? Это стало навязчивой идеей. Я побывал во многих местах, но какими бы красивыми они ни были, я знал, что они не могут сравниться с домом на краю леса, с рекой у подножия и с холмами позади. Когда-нибудь, сказал я себе, когда мои поездки закончатся, я приеду сюда и подобно Кандиду буду взращивать свой сад.

Он потрепал пуделя по голове и с удовлетворением посмотрел вокруг.

- И вот, наконец, я здесь.

Он действительно был здесь, и всем стало очень скоро ясно, что его прибытие сюда будет связано с большими переменами в Хиллтопе. Или, поскольку Хиллтоп был полным отражением Хью, стало ясно, что эти перемены коснутся и непосредственно его. Он стал раздражительным, неугомонным и еще более агрессивно уверенным в себе, чем когда-либо. Теплота и добросердечие по-прежнему присутствовали в нем - они были такой же его неотъемлемой частью, как и высокомерие, - но они стали проявляться в нем реже, чем обычно. Хью теперь напоминал человека, которому попала соринка в глаз, но он никак не может ее вытащить и потому должен заняться ею самым тщательным образом.

Конечно, этой соринкой был Рэймонд, и, как мне временами казалось, он наслаждался этой ролью. Для него было бы проще оставаться в своем собственном доме и заниматься садом, собирать семейный альбом или заниматься тем, чем обычно любят заниматься отошедшие от дел люди, но он, очевидно, счел для себя это невозможным. Он имел обыкновение заезжать в Хиллтоп в любое время, точно так же как Хью наведывался в Дэйн и проводил там бесконечные и беспокойные дни.

Оба, должно быть, сознавали, что они не подходят друг другу и что самое простое и логичное решение - это держаться подальше друг от друга. Они обладали схожим набором положительных и отрицательных качеств, что когда были в комнате вместе, то столкновение антагонистических сил оказывалось столь сильно, что это ощущалось даже в воздухе.

Любой предмет становился поводом для разногласий и жестокого поединка Хью, вооруженного и защищенного мощью своей уверенности, и Рэймонда, пытающегося найти бреши в обороне Хью своими выпадами. Думаю, что отсутствие брешей и раздражало Рэймонда больше всего. Подобно человеку, одержимому поиском всестороннего разрешения проблем, погружением во взаимодействие причин и связей, его постоянно раздражал односторонний подход Хью к разрешению любых вопросов. И он давал понять это Хью.

- Вы положительно из средневековья, - говорил он. - Самое главное, чему следовало бы научиться с того времени, - это то, что нет легких ответов на вопросы, нельзя решать проблемы только щелчком пальцев. Я уверен, что когда-нибудь вы столкнетесь с абсолютной дилеммой - с вопросом, на который нет ответа, и для вас это будет откровением. В этот момент вы узнаете гораздо больше, чем можете себе вообразить.

А Хью не нашел ничего лучшего, как сказать:

- А я заявляю, что для смелого человека с головой не существует такой вещи, как абсолютная дилемма!

Возможно, этот разговор и привел к беде, которая случилась потом, а возможно и то, что Рэймонд действовал, исходя из самых чистых побуждений. Но какими бы ни были эти мотивы, они неизбежно вели к трагической развязке.