Страница 36 из 42
Пальцы сжались еще раз, на этот раз на чем-то теплом, поднырнувшем под ладонь.
Раф еще раз попробовал приоткрыть глаза и понял.
Вспомнил, что это не он так неподъемно-тяжел, а плита. Бетонная, сука, плита, которую он хотел удержать.
- Дядя Раф… дядя…
Спину резанула адская боль, чуть не отправившая обратно в черное жидко-липкое, где не было боли, но и понимания происходящего тоже не было.
«Ты на часть боли, кажется, соглашался?.. Крепко подумал, когда делал это? Точно, подумал? Так вот мудак ты, Рафи, как всегда, переоценивший себя. Ты на что согласился-то?!»
- Кодама, поднимай осторожнее, нельзя резко… – это голос Донни.
А умный очкарик уверен, что надо растягивать приятный процесс стаскивания с Рафова несчастного панциря этой гребучей Цитадели сраного Консервного Ножа?! Уверен?! Так вот Раф в этом ни хрена не уверен! О чем с радостью сказал бы, вот только дышать очень уж больно, а на такую тираду воздуха пока что, пожалуй, точно не хватит.
- Бля, дядя Ди, я тебе че, подъемный кран с регулировкой?! Я не могу ее «мееедленно» поднимать, она, сука, тяжелая!!!
- Не смей меня Ди называть!
- Кодама, не выражайся!
Раф прижмурился от внезапно окатившего его покоя, который подарил один только звук этого голоса, и расплылся в совершенно идиотской улыбке.
Лео здесь.
Лео пришел.
Лео сейчас со всем разберется.
И с болью, и с тем, что надо медленно, а что быстро, и – главное – с Рафом разберется.
Все, можно просто полежать спокойно и подышать… подышать – плохая идея…
Лео здесь… Лео теперь уж точно спасет их обоих…
- Лео… – а вот сказать – это совсем дерьмовая мысль.
Это так же больно, как получать по морде или пропускать удар в бок чем-то тяжелым…
Раф сморгнул слезы от резкого света, опять метнувшегося перед взглядом, и противной рези в легких.
- Все хорошо, Раф. Все хорошо, – тяжесть на спине стала чуть меньше, а тепло в груди растеклось еще на немного. – Я здесь. Мы все… все здесь, с тобой.
- Сни-ми… ее… – Раф трепыхнулся и тут же тихо зарычал, потому что плита еще приподнялась, и вместе с тем, как ушел вес, в ноги впились цепные бешеные псы агонизирующих мышц и костей. – Сними…
- Жгуты! – это снова Донни. – Лео! Кодама! Медленнее! Майки – живее!!
Опять командует.
«Да чтоб тебя! – Раф чуть не заорал от взрезавшей ноги какой-то холодной сухой совсем незнакомой боли. – Почему нельзя СРАЗУ это сделать?!! Зачем медленнее?! Чтоб я тут охуел от приятных чувств?! Дон, я больше не буду над тобой стебаться! Никогда в жизни, только давай живее все это делать, а?»
- Раф, держи, – прямо перед глазами возникла рука Лео, сунувшая в зубы пропотевший пыльный напульсник. – Дон, вколи ему хоть что-нибудь!
Голос брата дрожал.
«Ага, это чтоб я заткнулся, да? Чего дрожишь, старший, тяжелая плита? А я ее тут уже две вечности держу, пока вы еле топали, так теперь еще и «медленнее»! Может, пикник устроите?! Перекус, пока Рафи еще часок ее подержит?..»
- Лео… ты… слабак… знаешь это?..
- Знаю, Раф, конечно же, знаю, – родной сильный голос опять дрогнул. – Конечно, слабак, и еле плелся сюда, и долго ковыряюсь, и поднять ее не могу один… подержи еще немного, пока я отдохну…
- Поднимайте, я затянул жгуты.
- А вот теперь прости, бро, – голос Лео перестал дрожать и звякнул таким знакомым металлом, что Рафа замутило.
Сейчас будет очень больно.
– Давай, Кодама.
Челюсти Рафаэля сошлись раньше, чем мозг отдал горлу команду хоть как-то приглушить звук. Зубы пробили толстенную кожу Леовского напульсника, а тело накрыло такой болью, какой прежде Раф вообще не знал.
«Я ж только на часть… на часть был согласен… Ну зато Кадзэ цел… Выкуси!..»
И мир в голове разорвался.
Боль не пробила висок, хотя Юки ждал ее и был готов к ней.
Он даже хотел ее, но только быструю, чтобы не растерять свою такую жалкую и такую короткую решимость.
Вместо нее голову обняло что-то теплое.
Невероятное.
- Не надо, сынок.
Юки распахнул глаза и уперся в бездонный черный теплый омут.
- Сэнсэй Сплинтер? Откуда Вы здесь?
- Я не уходил, хотя ты и не заметил этого, – ладони с длинными пальцами осторожно вернули его голову на подушку. – Я видел твои глаза, Юки. Зачем ты это делаешь? Зачем ты хочешь причинить еще больше боли нам всем?
Юки зажмурился. Ну как объяснить, что он не хотел делать больно, что он просто все-все просчитал и вычислил? Все взвесил, понял и решил не от безысходности, а потому что мир слишком тесный…
- Знаешь, как тесно в одиночестве? – Сплинтер отодвинул локтем сломанную оправу. – В нем так душно и так больно, что стены давят на сердце. Я был одинок, я знаю.
- Рафаэль, – Юки судорожно выдохнул. – Я знал, что занял чужое место в вашей семье.
- Разве когда рождается дитя, кто-то из родителей или старших братьев должен умереть? – Сплинтер улыбнулся ему. – Чем больше становится наша семья, тем больше вокруг нас места для света и любви, и тем меньше его темному одиночеству. Я уверен… надеюсь, что Мива ошиблась…
- Там Ваш сын, – Юки отрицательно качнул головой. – Ваш родной сын умирает. А здесь только я. Чужой вам, хотя вы все приняли. Мне кажется, выбор тут однозначен.
Сплинтер дернул бровями, чуть прижав уши.
- Нет этого выбора, Юки. Судьба не спрашивает, кого и когда забрать у нас, а мы можем только пробовать ей противостоять. Разве ты мне не родной? Ты же часть моего Донателло, мой Юки. Почему я должен любить тебя меньше лишь от того, что не вырастил на своих руках, как его? Поверь мне, жизнь и смерть Рафаэля не в твоей власти. И он бы точно не хотел таких подарков.
- Мастер, – Юки сморгнул, попробовав поймать взгляд Сплинтера. – Вы и в самом деле так думаете? А если…
- Я бы предпочел сейчас просто «отец». Да, я думаю именно так. Раздели надежду со мной, не оставляй старика в одиночестве.
«Юки, попробуй просканировать этот участок, – перебила их ожившая гарнитура. – Мне кажется, я голоса слышал…»
«И его тоже не оставляй».
Но этого Сплинтер говорить уже не стал, осторожно отодвинув еще дальше сломанную оправу и погладив Юки по голове. Потом пересел на кресло и взял руку клона своего сына, прикрывая глаза.
«Иногда исцеление лежит не только в медикаментах. Может, я смогу понять причину?»
/неделю спустя/
Медленно описывая взглядом круг за кругом по стене, Раф вздыхал и морщился, пытаясь двинуть поочередно то правой, то левой ногой.
Пока это не получалось.
«Твою маму. Я больше всего похож на тупое бесполезное бревно. Я – бревно. Раф, ты бревно. Ты хлам и обуза. Поднимайся уже! Неделю лежишь пластом!»
- Раф, не надо.
Все, что оставалось – это закатить глаза и сморщиться.
Ну, да, не учел наличия в комнате своего бесценного старшего брата. Ну, да, не обдумал, что вездесущий Лео точно-точно сидит тут и сейчас начнет занудничать…
- Чего «Раф»? Я за него, – Раф даже смог перекрутиться плечами на бок. – Я весь пластрон отлежал себе. У меня на нем пролежни начнутся, и вырастет огромное брюхо…
- У тебя карапакс разбит, – Лео пересел на край его кровати и нахмурился. – И ноги, и сломана рука. Пожалей себя…
- Че меня жалеть-то? – Раф со стоном уткнулся лбом в подушку. – Когда это уже все закончится?! Я встать хочу.
Лео устало потер виски и прикрыл глаза.
- Ладно, я соврал. Меня пожалей, а? И Донни тоже.
Раф вздохнул.
Все. Удар ниже пояса. Старшая скотина в совершенстве владеет искусством давить на жалость и совесть одновременно.
- Ладно, лежу паинькой. Как Кадзэ?
Лео улыбнулся и положил руку ему на плечо.
Надорванные сухожилия взрываются новой болью, пока дрожащие руки отваливают в сторону неподъемную бетонную плиту.
Кодама тихо матерится сквозь зубы, и у Лео нет сил даже на то, чтобы осадить его и запретить сквернословить. Все до последней потрачены на то, чтобы дюйм за дюймом приподнимать стотонную махину, под которую подныривает Донни с зажатым в зубах жгутом.