Страница 33 из 190
Варфоломей отыскал делянку, где произошло несчастье. Осмотрел дерево, не убранное до сих пор.
Тут, на месте, всё казало яснее ясного. Только со злого умысла можно было так уронить дерево, не окликнув напарника. Люди Терентия Ртища поленились проверить.
Домой Варфоломей возвращался задумчивый. Вечером, в челядне, спросил Тюху, что ж он всё знал, а не повестил об этом наместнику?
- Ишь ты, борзый какой! - сказал Тюха, покачав головой. - Ляпун-то - колдун, ево и не взять никак! Любой страже глаза отведёт, а опосле житья не даст, мне ить из Радонежа бежать придётся!
Когда в этот вечер Варфоломей выходил из челядни, ноги повели его в конец деревни, а там, по тропке, к дому Ляпуна, утонувшему в снегах. В сумерках уже смутно отделялась граница леса и неба. Ноги ощупью находили след.
Кобель рванулся на цепи, взвыл, царапая лапами снег, когда Варфоломей, подскальзываясь на обледенелых плахах крыльца и тыкаясь в сенях, нашаривал рукоять двери.
- Кого чёрт несёт!
Дверь швырком отлетела в сторону. Ляпун Ёрш вывернулся в проёме, дыша перегаром, косматый, вглядываясь в темноту.
Варфоломей ещё не знал, что скажет или сделает, но тут, услышав брошенное в лицо: "Пшёл!.." - с густым, неподобным окончанием, отпихнул плечом хозяина и полез в жильё, освещённое огоньком сальника.
Пахло кровью, палёной шерстью и смрадом кож. Ляпун Ёрш вцепился в плечо Варфоломею и так и вволокся в избу.
И хохотнул:
- А-а! Ростовской! Чаво, не куницу ли куплять хошь?
Клоня башку с павшей на глаза космой волос, лыбясь, он ожидал ответа, загораживая гостю проход, в глазах копилась злоба.
- Ничего, - сказал Варфоломей. - Поговорить пришёл!
- Так значит! Поговорить! А мне ентих разговорщиков не надоть! Он качнулся, рукой нашаривая, что потяжелей.
- Сядь, Ляпун! - сказал Варфоломей. - Со мной ли, с Господом, а тебе говорить придётся!
Ёрш засопел, вскинул зраком и протянул:
- С Го-о-осподом?! Да ты не от Ево ли, часом, идёшь?
Лицо Варфоломея стало наливаться румянцем. Глаза отемнели. Настал тот миг, который приходит перед боем или взрывом бури.
Перед ним, в глиняном светильнике, прыгая, мерцал огонёк, выхватывая из темноты то стол, заваленный обрезками кожи и шкур, деревянными и железными скребками, сдвинутой к краю прокопчённой корчагой с варевом и полукраюхой чёрного хлеба, то пузатую, глинобитную печь, то полицу с глиняной и медной утварью, то развешанные над головой сети, то груды копыльев и полуободранные барсучьи туши на полу.
Решившись, Варфоломей сказал:
- Тишу Слизня ты убил?!
Ляпун качнулся, миновав чан с чёрной жижей, и ринулся на Варфоломея, схватив его измаранными в крови руками за грудки. Варфоломея шатнуло взад и вбок, но он устоял и сжал, выворачивая запястье, руки Ерша. Минуты две боролись, но вот Ёрш ослаб, его руки разжались, и он, отпихнутый Варфоломеем, отлетел до середины избы.
- Уйди-и-и! - взвыл Ляпун и, сгребя обугленную деревянную кочергу, ринулся на Варфоломея. Они сцепились. Но теперь Варфоломей ожидал нападения. Схватив на замахе и свернув в бок и вниз, он вырвал кочергу из рук Ерша, и, толкнув его так, что тот, отлетев за кадку, не удержался на ногах и сел на пол, ударил кочергу о край кадки, переломив пополам, и бросил обломки под порог. - Та-а-ак! - процедил Ляпун, следя за Варфоломеем. - В моём дому меня же... Та-а-ак... - протянул он, вскочил на ноги, принял руки в боки и захохотал. - Да ты чево? - сквозь смех сказал он, - чево надумал-то? Будто я? Ето я, значит, Тишку убил? Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! - Он захохотал так, что у Варфоломея шевельнулась неуверенность в душе: а вдруг всё, что говорили про колдуна, - оговор. Но тут он приметил, что глаза у Ерша не смеются, а высматривают. И он стоял и ждал, глядя в лицо Ляпуну, а тот всё хохотал, всё натужнее, и уже видно было, что и не до смеха ему, и, почувствовав, наконец, что больше продолжать не следует и что незваный гость всё равно ему не поверил, он оборвал смех, сказав. - Ну, вот што, глуздырь! Потешил меня, а теперя ступай отсель, пока я пса с цепи не спустил! Ну?! - рявкнул он, шагнув к Варфоломею.
Варфоломей поднял правую руку, намереваясь схватить колдуна за воротник.
- Ты убил, - сказал он, - и должен покаяти в том!
- Тебе, што ль, сопливец? - сказал, щурясь, Ляпун и взревел. - Вон! В дому моём!! Вон отселе!!!
И кинулся на Ворфоломея. Но Варфоломей, изловчась, рванул его к себе за предплечье и, развернув на прыжке затылком к себе, толкнул в угол, в груду копыльев.
- А, так... ты так... Ну, постой, погоди... - бормотал Ёрш, возясь на полу, не поворачивая лица к Варфоломею, а руками ища оружие.
- Оставь, Ляпун! - сказал Варфоломей. - Меня не убьёшь, да и не с дракой я к тебе пришёл.
- Не с дракой? - сказал Ляпун, стоя на коленях и не оборачиваясь. - А хозяина в ево дому бьёшь! Да и небыль сплёл на меня. Ково я убил?! - прокричал он, вскочив и повернув к Варфоломею искажённое, едва ли не со слезами лицо. - Ково? Ну?! Ково? - бормотал он, наступая на Варфоломея. (Варфоломей в руке колдуна приметил сапожное шило).
- Тишу Слизня ты убил! - сказал Варфоломей и, сделав шаг вперёд, схватил Ерша за запястье. - Брось!
Шило упало и закатилось под кадку. Колдун исподлобья уставился на Варфоломея. Его взгляд давил и Варфоломей, вспомнив, что говорили про дурной глаз Ерша, начал про себя читать Иисусову молитву. Колдун пытался взглядом устрашить Варфоломея, пока, наконец, не понял, что он ему - не по зубам.
- Молод, - процедил он сквозь зубы, - а уже...
- Не пугай, Ляпун, - сказал Варфоломей, выдержав взгляд колдуна. - Покайся, лучше!
- Каяти мне не в чем! И ты мне - не указ! Мёртвое тело - дело наместничье. К Терентию Ртищу иди, коли доводить хочешь. Токо преже докажи, что я ево убил, а не кто другой! Да ево и не убили, а бревном задавило, слышь?
- Слышу. Ты убил. Я был на месте и смотрел те деревья. И не скоморошничай передо мной! Ты убил, - сказал Варфоломей.
Наступила тишина. Наконец он поднял на Варфоломея взор и сказал с ухмылочкой:
- А хошь и убил, не докажешь!
- Ты должен пойти и покаяти в том! - сказал Варфоломей. - И сначала не к Терентию Ртищу, а к батюшке Никодиму.
Ляпун шатнулся, подумал и, усмехнувшись, склонил голову набок:
- С тем и пришёл ко мне?
- С тем и пришёл, - сказал Варфоломея.
- Молод ты ишо! - сказал Ляпун, покачивая головой. Он уже заметно отрезвел. - Молод и глуп. Кто ж на себя доводит? Ты хошь видал таких? Али, может, тово, в житиях чёл? Дак и всё одно, не твоё то - дело! Был бы мних, старец, куды ни шло! А таких, как ты, много ходит, да всем, поздно ли, рано, окорот быват, внял? И не тебе о правде баять, да о душе! Ково за правду ту наградили и чем? Какая мне с того придёт корысть? Петлю накинут да удавят! Всяк в мире сём за свою выгоду держится! Ты мне: покайся! А я тебе: не хочу! Вот и весь сказ! Ну и... иди... Иди, говорю, ну!
Варфоломей растерялся. В самом деле, он - не мних, не священник, и не его право - требовать покаяния от преступника. Но отступать было уже нельзя, да он и не собирался отступать, не затем шёл сюда.
- Пойми, Ляпун, - сказал он, - я знаю, что ты убил Тишу Слизня, и мог бы прийти не к тебе, а к наместнику. А пришёл к тебе, ревнуя о твоей душе, которая, иначе, пойдёт в ад. Не важно, накажут тебя или нет. Сколько тебе осталось лет жить на этом свете? А там - Вечная Жизнь. И ты сейчас губишь Ту, Вечную Жизнь, обрекая свою душу на вечные муки! Ты должен покаяться перед Господом и получить епитимью от духовного отца! Должен спасти свою душу!
- Дак тебе-то что! - крикнул Ляпун. - Моя душа гибнет, не твоя! Дак и катись к...
- Я должен заставить тебя покаяться, Ляпун! - сказал Варфоломей.
Он стал говорить о том, что знал и ведал с детства. О Господней Благости, о Терпении и Добре и о том ужасе, который ожидает за гробом грешника.