Страница 68 из 92
Немолодой уже, но ещё полный сил человек по имени Кашица стоял на крыльце своего дома и задумчиво смотрел вдаль. Мороз нещадно щипал за щёки, пар клубами вырывался изо рта, растворяясь в холодном воздухе, но в дом идти не хотелось. Грустные, даже мрачные мысли одолевали его. Когда-то это был весёлый, красивый юноша, справный плотник, умелый, работящий помощник отцу, опора матери. Однако жестокая зависть к более удачливым друзьям и собственные неурядицы сделали его хмурым и ворчливым. Когда же красавица-жена родила ему одну за другой шестерых дочек, когда угасла последняя надежда на то, что чрево её разродится, наконец, сыном, Кашица и вовсе стал угрюм и нелюдим. Но вот дочки выросли, повыходили замуж, вылетели из родного гнезда, и дом вовсе опустел. Теперь же, на старости лет, не было ни одного человека, который мог бы приютить оставшимися сиротами стариков. Тех друзей, что у него были, Кашица растерял ещё по молодости, а других завести не старался. Дочери, искренне любя и жалея мать, из-за тяжёлого характера отца не часто наведывались в отчий дом. Однако в последнее время жить на отшибе стало опасно. Нечисто было в городе; случалось, люди пропадали прямо из своих домов, и даже останков их не находили более. Страшно, конечно, но идти всё равно некуда.
Вдруг какое-то движение привлекло внимание Кашицы. Подняв глаза, он увидел, что за оградой стоит человек, одетый в тулуп и мохнатую шапку. Сердце столяра часто-часто забилось от страха, но пришелец проговорил неожиданно молодым и приятным голосом:
-Гой еси, добрый человек. Не пустишь ли ты усталого путника переночевать в свой дом?
Кашица облегчённо перевёл дух. Едва ли у тварей беззаконных, обосновавшихся нынче в Новгороде, может быть такой звонкий, юный голос. Но дурное предчувствие по-прежнему давало о себе знать.
-Шёл бы ты подобру-поздорову своей дорогой, парень, - неопределённо махнул рукой хозяин дома. – Поверь, тебе не будет здесь удобно. Да и угостить нам тебя особо нечем.
Тут за его спиной скрипнула дверь, и на крыльцо вышла жена Кашицы Милава. Когда-то это была весьма красивая женщина. Тяжёлая жизнь и лишения преждевременно состарили её, но, против мужа, не лишили её ни приветливости, ни доброго нрава.
-Входи, добрый юноша, отведай нашего хлеба, обогрейся у очага, и пусть боги хранят тебя под нашим кровом. – Обернувшись же к мужу, Милава тихо произнесла: - Стыдись, как можно так обращаться с гостем? Гость свят. Или ты совсем позабыл Правду Богов?
Гость благодарно поклонился женщине, прошёл в дом, снял рукавицы и первым делом протянул руки к очагу. Тут-то Кашица и приметил, что руки эти тонкие, девичьи. В один миг девушка скинула шапку и рукавицы, и перед ошеломленными хозяевами предстала улыбающаяся Доброгнева. Прежде, ещё в детстве, она часто бывала в этом доме, поскольку женщина, что выкормила её, приходилась Милаве родной сестрой. Потому девушка нынче крепко надеялась на доброе расположение хозяев сего дома.
-Ну что, люди добрые, так и будите на меня глаза таращить, или обнимите, наконец?
Первой опомнилась Милава. Слёзы сплошным потоком полились из её глаз, и, громко всхлипнув, она кинулась обнимать девушку.
-Доброгневушка, деточка, как же ты здесь очутилась? – тихо причитала женщина. – Мы уж и не чаяли тебя живой увидеть. Где ж ты пропадала всё это время? А схудала-то как, родимая!..
-Ну, полно, полно, тётушка Милава. И так всю рубаху уже насквозь промочила. Скажи лучше, где моя кормилица Красава? Здорова ли?
Милава глянула на неё почти безумными глазами.
-Ты разве не знаешь, доченька, какие дела у нас тут творятся? Князь Вадим после того, как ты пропала, сыскать тебя велел. А тех, кто знает, где ты, но молчит, и вовсе грозил со свету сжить. Вот люди его и решили, что моя сестра, а твоя кормилица непременно должна знать, где сыскивать нужно. Красаву схватили, отвели на княжий двор, и с тех пор её никто не видел.
Женщину передёрнуло от вспоминаний, как княжьи слуги тащили по улицам её сестру – простоволосую, в порванной одежде… И за что только такой позор под старость лет? Мужа её схоронили несколькими днями позже – пытаясь защитить жену, он грудью напоролся на меч одного из прихвостней Вадима.
-Вот как? – сразу помрачнела боярышня. – Видно, нет больше среди живых кормилицы моей. А брат, говоришь, князем стал? Чудеса, да и только! И вече спокойно глядит на сии непотребства и молчит? Или позабыли уже честные новгородцы, как роту на верность князю Рюрику давали?
-Может, и не позабыли, - подал голос Кашица. – Да что проку? Кто-то говорит, что свой, здешний князь лучше пришлого и Рюрику давно уж надо было показать путь. Иным же просто боязно. Есть и такие, кому всё равно, кому служить – Вадиму или Рюрику, одного племени побеги.
Доброгнева хотела что-то возразить, но Милава опередила её: