Невеста Перуна

Меж тем в её видении мальчонка, не оглядываясь на сестру, побежал к водам Ильмень озера, туда, где стояла привязанная к острому колышку лодка. Любава же осталась на берегу, с тоской глядя в след брату. Каким-то своим внутренним чутьём женщина поняла, что жизнь её дочери будет крепко-накрепко связана с Волхвом и Новгородом, в то время как сын свою долю искать будет в чужих краях. Что ж, на то он и мужчина. Меж тем картинки в воде стали быстро сменять одна другую. Вот её сын, уже возмужавший, плывёт куда-то на ладье вместе с изрядно поседевшим Олегом. Вот он же держит речь на площади какого-то незнакомого города. Вот рубится с недругами. Немного настораживало то, что ни её самой, ни Рюрика в этих видениях ни разу не было видно рядом с сыном, но княгиня не стала задумываться над этим.

Отражение вновь подёрнулось рябью, и теперь уже Ефанда увидела Олега и Доброгневу, на лыжах скользящих по снегу. Оба безмерно счастливы, однако за их спинами темнеет беспроглядная тьма. Вдруг княгиня приметила нож, занесённый над головой девушки. Картинка тут же изменилась, и Ефанда увидела распростёртое на снегу тело своего брата и склонившуюся над ним золотоволосую головку боярышни. Но вот Доброгнева выпрямилась и, повернувшись, в упор взглянула на гадающую. Ефанда закричала от ужаса: вместо милого, приветливого личика Доброгневы на неё глянул обтянутый кожей череп с двумя бездонными провалами вместо глаз. Княгиня резким движением смахнула чашу на пол. Вода вылилась, в один миг лишившись своей волшебной силы. Но она уже и не была нужна. Ефанда узнала всё, что хотела. Даже ещё больше. Оставалось лишь предупредить Доброгневу и Олега о грозящей им опасности.

 

Наутро, когда новорождённое солнце впервые после Карачуна выкатилось на небосвод, Олег и Доброгнева затеяли прогулку в лес. Об этом они сговорились ещё накануне, на самом празднике. А что, оба прекрасно бегали на лыжах и всерьёз могли постоять за себя, а потому, лишь огненная колесница вышла из-за горизонта и открылись городские ворота, они, никого не спросясь, отправились в путь. У каждого из-за спины торчал лук и тул со стрелами, пояс оттягивал меч, а на плече примостилась котомка с едой и разной мелочью. День выдался погожий и, против обыкновения, не слишком морозный, поэтому прогулка обещала только хорошее.

Едва парочка миновала ворота и посад и встала, наконец, на лыжи, воевода стремительно побежал к лесу. Его спутница ни на шаг от него не отставала. Миновав открытое пространство, Олег и Доброгнева углубились в лес. Казалось, урманин испытывает бегущую вслед за ним девушку, всё более и более ускоряя шаг. Однако и боярышня была не лыком шита. В Ладоге мало кто мог соперничать с ней в ходьбе на лыжах. Конечно, девушка вряд ли могла тягаться с сильным, выносливым мужчиной, но, чтобы утомить её, тоже следовало немало потрудиться. Наконец, Доброгнева начала уставать. Они летели по заснеженному лесу уже довольно долго, время перевалило за полдень, а Олег не выказывал ни малейших признаков усталости. Пот заливал боярышне лицо, ноги постепенно начали неметь от стремительного бега, но она скорее позволила бы отрубить себе правую руку, нежели призналась в собственной слабости. Однако, к счастью, урманин и сам догадался, как сейчас тяжело его спутнице.

-Привал! – объявил он, наконец, и указал на небольшую поляну посреди леса.

Доброгнева, едва добравшись до назначенного места, буквально рухнула в снег под деревом и без лишнего смущения предоставила своему спутнику позаботиться о снеди. Несмотря на усталость и стремительный бег, девушка от всей души наслаждалась нынешней прогулкой. Весёлые солнечные лучи искрами резвились на свежевыпавшем снегу. Не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. Олег, не торопясь, достал из котомки холодное варёное мясо, хлеб, ароматный рыбный пирог, флягу с медовухой, и, хитро прищурившись, несколько печатных пряников и горсть калёных орехов. Доброгнева улыбнулась. На самом деле она была страшной сладкоежкой, но отчего-то ужасно стеснялась этой маленькой слабости. Последним из котомки появилось одеяло, на которое урманин со всей торжественностью и усадил девушку.

-Что ж, приступим к пиру в честь новорождённого солнца, - проговорил Олег, и оба путешественника жадно набросились на еду.

Ели они долго и с удовольствием. Обоим казалось, что никогда в жизнь не едалось ничего вкуснее, чем эта нехитрая, в общем-то, пища. А от медовухи по телу пробегали приятные горячие волны, снимающие усталость с утомлённых членов и даря ощущение блаженной расслабленности. Доброгневе казалось, что теперь она смогла бы пройти путь и вдвое, и втрое больше, чем накануне. Могла бы…, но отчего-то не хотелось. От сытной еды и доброго питья боярышня совсем сомлела. Да и бессонная праздничная ночь давала о себе знать. Доброгнева сладко зевнула. Заметив это, урманин хитро прищурился.

-Не уж-то наша лёгкая прогулка столь сильно утомила бесстрашную воительницу?

-Ничуть не было, - тут же встрепенулась девушка, но предательская зевота вновь явила себя во всей красе. Оба путешественника весело расхохотались, а потом Доброгнева смущённо призналась. – Видимо, я и впрямь устала.

-Так в чём же дело? Приляг, поспи, наберись сил на обратную дорогу, а как проснёшься, отправимся домой, в Ладогу.

Предложение было весьма заманчивым, однако боярышня решительно покачала головой:

-Нельзя. Вдруг Морозко увидит, осерчает, да и заморозит нас. Да и то, правду сказать, поделом нам будет за скудоумие.

-На что же он осерчает? – искренне удивился воевода. – Я-то ведь спать не лягу, буду беречь твой сон. А коли и впрямь пришагает Морозко – что ж, у меня есть, что ему сказать.  Не глупи, ложись, а то ещё обратно волоком на себе тебя тащить придётся.

-Поделом бы тебе было, - с притворным негодованием произнесла Доброгнева. – А то совсем меня загнал. Ладно, только для того лишь, чтобы тебя не утруждать…