Страница 16 из 88
А между тем амазонки решили выручить свою царицу и отправились в поход на Афины. Через долгие месяцы пути они оказались у городских стен и принялись штурмовать их. Каково же было удивление, когда они увидели среди осаждённых свою царицу, которая сражалась против них рядом с Тезеем. Амазонки разразились воплями ярости. Теперь они захотели наказать свою царицу. Ещё ожесточённее они бросались в бой, но силы оказались неравными, и амазонки вынуждены были пойти на перемирие. Оставшихся в живых афинский царь отпустил домой, в Причерноморье. Мёртвых с почестями похоронили, а место, где нашли они своё вечное успокоение, назвали Амазонией.
— Будучи с отцом в Афинах, я видела на северной стороне Парфенона барельефы, на которых изображены бородатые воины, отбивающиеся от вооружённых всадниц. Это — память об амазонках, некогда штурмовавших Афины[39], — заключила свой рассказ Мидия.
Капитаны головных судов уже стали причаливать к берегу. Старались не шуметь. Тихо спустили трапы, вначале по ним провели лошадей, копыта которых по приказу Стефано ди Фиораванти были обмотаны мягкими кожами. Потом на берег потекла пехота.
На небе уже появилась круглая луна.
По совету отца Мидии затаились в расщелинах скал и в пещере Лисий хвост. И как только дозорные доложили, что зажглись светильники в домах селения Солхат и муэдзин с мечети Узбека восславил Аллаха, Чиврано и братья-кузнецы повели войско к озеру Аджиголь.
Луна проливала свет на людей, закованных в латы, на коней, бесшумно ступавших по известковому предгорью; металлические бляхи уздечек и стремена тоже обмотали полосками материи, — только и слышно было одно лишь утробное лошадиное хеканье.
А потом луну закрыли тучи, и стало темно — природа в эту ночь явно находилась на стороне генуэзцев. Но Чиврано уверенно вёл войско и при полной темноте.
Обогнув озеро Аджиголь, все увидели, что постовые огни ордынцев оказались позади. Значит, свежие отборные сотни аргузиев точно зашли в тыл монголо-татарам.
Начальник тылового отряда поделился с Чиврано планом боевого нападения на лагерь ордынцев, сейчас устало раскинувшийся на две римские мили[40].
Их задача — стремительным броском врубиться в него, и, когда начнётся избиение, тогда распахнутся сразу трое ворот и из-за крепостной стены выскочат всадники. По проходам через рвы («Ах, как хорошо, что они засыпали их!» — воскликнул начальник тылового отряда. «На погибель свою!» — добавил Андреоло) они прорвутся к лагерю уже с другой стороны. Таким образом ордынцы окажутся зажатыми в клещи.
Братья-кузнецы, ехавшие рядом и слышавшие этот разговор, понимающе засмеялись: им ли не знать, что это такое — быть зажатыми в клещи?!
...А тут луна освободилась от туч, ярким светом полыхнуло, и один из постовых, стоявший возле скопления юрт и увидевший перед собой чёрных всадников, хотел было ударить в барабан, чтобы поднять тревогу, но голова его слетела с плеч и, окровавленная, упала в известковую пыль.
Ринулись конные аргузии вперёд, подняли неимоверную панику в стане врага, а ошеломлённых недобитых ордынцев жестоко приканчивали пешие.
Чиврано летел за белым конём Мидии, которая на ходу умело поражала монголо-татар из лука, и не столько рубил мечом и посылал стрелы, сколько следил, как бы она не попала в засаду. Паоло и Мауро скакали рядом.
«И навязалась же ты на мою шею!» — зло вспархивали мысли в разгорячённой голове Андреоло.
Потом он увидел обгоняющий их усиленный отряд аргузиев, который устремлялся в сторону белых юрт. Смекнув, что там должен находиться сам великий хан Золотой Орды, Мидия, Чиврано и братья Тривиджано увязались за ним.
И снова, как днём, воздух наполнился адским шумом сражения: криками, стонами, призывами о помощи, проклятиями, — но теперь это сражение таковым было назвать нельзя, — происходила беспощадная резня ордынцев; и она усилилась во сто крат, когда из трёх ворот вырвались на бешеных конях остальные отряды кафского гарнизона.
...Мамай быстро организовал свою сотню и ринулся к юртам, где находились жёны Джанибека и где в одной, небольшой, с золотым полумесяцем, вечером он видел Абике, которая сегодняшнюю ночь проводила не у хана, а у себя дома.
Но доскакать ему не дали: вдруг справа в его сотню врезались с длинными мечами аргузии, завязалась драка, и перед глазами Мамая возник всадник на белом коне, почти юнец, и сотник подумал, что он очень похож на девушку. Мамай хватил саблей наотмашь, но промахнулся, — тут его закружило, словно он попал в какой-то огненный ком, и выбросило уже у белых юрт. Сотник хлестнул плёткой обезумевшего от страха своего же воина, который попёр на него, и показал в сторону маленькой юрты. Тот сразу очнулся, сообразил что к чему.
Вскоре вокруг юрты образовалось плотное кольцо, но в одном месте его прорубили, и там снова бился этот отчаянный юнец на белом коне.
Слыша рядом крики и звон мечей и сабель, Абике обхватила голову руками и закрыла глаза. Верная рабыня прижала свою повелительницу к груди; так, застыв, они хотели переждать всё то ужасное, что творилось снаружи. Но вот рабыня вскрикнула, Абике открыла глаза и увидела, как верх юрты поехал в сторону, ещё чуть-чуть и они окажутся погребёнными под кереге; Абике вскочила, распахнула полог и... тут её настигла смерть. Перед глазами Мамая снова возник этот юнец, похожий на девушку, который спустил с тетивы лука стрелу, и она ударилась в шею Абике...
Сотник взревел от ярости, и, если бы не Чиврано, успевший нанести белому жеребцу удар плёткой такой силы, что у того вздулся на крупе рубец, и заставивший коня в длинном прыжке вынести из этой свалки хозяйку, лежать бы Мидии рядом с младшей женой хана.
Жеребец, обезумев от боли, понёсся к крепости, не разбирая дороги. Андреоло и братья кинулись ему вослед. Лишь у рва остановились.
Мидия, всё ещё тяжело дыша, спросила:
— Видно, очень знатная была особа, которую я порешила?
— Только на юрте любимых жён великого хана красуется золотой полумесяц, — ответили братья.
Дочь главного аргузия, как тогда, на корабле, обвела всех победным взглядом. На этот раз, чтобы не встречаться с ним, Андреоло опустил голову...
Вылазка генуэзцев увенчалась полным разгромом ордынцев.
«Побито было до 5000 татар, и Джанибек запросил мира...» — повествуют арабские источники. Из них мы далее узнаем, что мир был заключён на выгодных для кафян условиях. Хан обязался уплатить все понесённые генуэзцами убытки. Но вскоре мир был нарушен им. В 1345 году он снова пришёл под стены Кафы с войском, гораздо многочисленнее, нежели ранее.
Теперь уже не надеясь на свои силы, генуэзский консул обратился с просьбой о помощи к папе Клименту VI, устроившему в то самое время крестовый поход против турок.
Папа откликнулся на просьбу и написал письмо Гумберту II, дофину Виенскому, главному начальнику армии крестоносцев, в котором убеждал его подать помощь осаждённой Кафе; в другом письме папа обращается с той же целью к генуэзцам, «где бы они ни находились». Климент VI в вознаграждение за понесённые генуэзцами военные издержки со своей стороны «жалует разные милости» и дозволяет им вести торговлю с Вавилонским султаном, предоставляя право ввозить товары, которые были запрещены прежними папами. В благодарность за такое участие одну из крепостных башен жители Кафы назвали башней папы Климента...
Но Гумберт II, дофин Виенский, воинское подкрепление в Кафу так и не прислал. И Джанибек, наверное бы, эту крепость в конце концов одолел, если бы ему не помешала чума...
5. ЧУМА
После смерти Абике великий каан охладел к сотнику. Он считал его чуть ли не единственным виновником гибели молодой любимой жены — не уберёг, шкуру свою спасал в ту страшную лунную ночь. Наушничали Джанибеку и тысячники, и мурзы: да, точно, — не уберёг, допустил врага до белой маленькой юрты с золотым полумесяцем, боялся за жизнь свою поганую... И, если бы не Бердибек и одноглазый Бегич, которые во время ночного нападения генуэзцев находились неподалёку от молодого сотника и которые замолвили за него доброе слово, изложив всё как есть, быть бы Мамаю удавленному тетивой.
39
Туристы, приезжающие в Афины, и сегодня могут видеть эти барельефы.
40
Римская миля равна 1 км 483 м.