Квантун

– Милейший Кондратий Яковлевич! У меня решительно нет никаких поводов усомниться в вашей искренности.

Кондратию Яковлевичу на миг показалось, что собеседник над ним издевается. Слишком уж кисельным тоном принялся изъясняться великосветский покровитель.

– Буду с вами предельно честен, – сказал вдруг Воскресенский сурово. Ему порядком надоели все эти учтивости. – Моя карьера в большой опасности.

– Вот как? – влиятельный господин вскинул брови. Между тем лицо его выражало явственную индифферентность. Дескать, не вы, сударь, первый. Впрочем, за рамки приличий он не выходил. – В чём же собственно дело?

– Смею вас поправить: не в чём, а в ком… – осторожно уточнил судебный следователь.

– Гм. Вас кто-то шантажирует? – буднично осведомился хозяин большого дома.

– Нет-нет, увольте, меня никто не шантажирует. При моем положении и моей честности это было бы невозможно.

– Так уж и невозможно?

– Простите?..

– Продолжайте.

Кондратию Яковлевичу вновь показалось, что покровитель над ним потешается. Будто клоун на манеже цирка перед сотнями зрителей – так он себя тогда чувствовал. Впрочем, статский советник сам в том виноват, учитывая как долго и витиевато складывался его рассказ.

Собравшись с мыслями, Воскресенский выдал наконец то, что̀ следовало сказать много раньше и сразу:

– Есть человек, который имеет все шансы занять мое место. А затем, быть может, и место следователя по важнейшим делам.

– Позвольте узнать, кто этот кандидат?

– Стыдно сказать… это мой письмоводитель.

– Вы шутите? – влиятельный господин немало удивился, сдвинул брови к переносице. – Кто же произведет письмоводителя в следователи? Без юридического образования?

– Видите ли… он как раз имеет таковое.

– И при этом он письмоводитель?

– Именно так.

– А состоит ли он в штате при Окружном суде?

– Состоит.

– У него, стало быть, имеется классный чин.

– Имеется, – кивнул Кондратий Яковлевич, а потом тихо и крайне смущенно прибавил: – Он коллежский секретарь…

– Чудно̀-с! – прыснул влиятельный господин. – Скажите на милость, как вам удалось ангажировать на должность писаря чиновника X класса?

– Тут дело вот в чем. Мой письмоводитель человек чрезвычайно способный и падкий до всякого рода следственных дознаний. У нас часто говорят, что истинным следователем надобно родиться. Так вот это как раз тот случай. Он пошел ко мне в камеру письмоводителем, чтобы быть ближе к любимому делу, чтобы погрузиться в него с головою и получить хорошую практику.

– Сколько ему лет?

– Двадцать семь.

– Нет, ваше высокородие, вы явно сошли с ума! – констатировал хозяин дома. – В вашем ведомстве чиновники годами ждут производств, а тут извольте: еще и тридцати нет, а уже в городские следователи! Где это видано? Неужели вы думали, что я поверю в этакую чушь?

– Но это правда!.. И если позволите, то я вам сейчас всё разъясню.

– Воля ваша. Уж коли пришли, выкладывайте, – влиятельный господин раскинулся в кресле, точно собирался слушать сказку.

Пренебрежение Воскресенский стерпел и принялся вещать:

– Я познакомился с этим весьма незаурядным юношей в 99-ом. Он проходил свидетелем по делу о дуэли между отставным офицером и титулованным дворянином, звучной фамилии которого называть не хотелось бы. Тогда я сразу обратил внимание на умного и интеллигентного студента Киевского Императорского университета, зарекомендовавшего себя с наилучшей стороны. Признаться, тогда он мне очень понравился, несмотря на то, что с несгибаемой силой отстаивал одного из дуэлянтов. Доблестный юноша призывал меня оставить поединщиков в покое, на что я пойти, разумеется, не мог. Итогом всего явилась трагическая развязка, о которой и вспоминать не хочется…

В глазах покровителя зажглась искорка. Что-то из сказанного судебным следователем его, безусловно, заинтриговало.

Отпив воды, Воскресенский продолжил:

– Я чувствовал себя виноватым… Страшно мучился. Де-факто открытое мною дознание по вышеупомянутой дуэли побудило одного из стрелявшихся к самоубийству, – произнеся последнее слово, статский советник тяжело выдохнул и зажмурился. Видно было, с какой болью в сердце вспоминал он то происшествие. Наконец он открыл глаза и заговорил тихо-тихо: – Бесчисленное множество раз молился я на вечернях и всенощных, три раза исповедовался в разных церквах. И каждый раз я задавал священнику один и тот же вопрос: «Может ли служебный долг быть оправданием для смерти?». И каждый из священников спокойно отвечал мне: «На всё воля Божья».

– На всё воля Божья, Кондратий Яковлевич, – медленно повторил влиятельный господин, точно пораженный открывшейся истине.

– Именно так, – согласился Воскресенский. – И знаете, к чему я пришел? А пришел я к тому, что, по-видимому, сам Бог послал мне этого юношу, чтобы он всегда направлял меня в правильную сторону. Был моей, так сказать, путеводной звездой в бескрайнем море уголовных дел.

– Не молодцеват ли для праведника? – сыронизировал хозяин большого дома.

– Отнюдь нет.

– Я что-то никак не сосчитаю. Поправьте меня, дорогой Кондратий Яковлевич, если я ошибусь. Три года тому юноша ваш был еще студентом, тогда как нынче ему двадцать семь?

– Всё верно.

– Когда же он кончил университет?

– В прошлом 1901 году.

– Вот как?.. Вы не находите тут некое расхождение в летах?

– Нахожу. И вызвано оно тем, что юноша этот по окончании гимназии три года служил в полиции.

– Да-а?.. И кем же? Письмоводителем?

– Сперва оным, а затем и помощником участкового пристава.

– Гм! В каком участке?

– В первом…

– Старокиевском?

– Нет, минском…

Влиятельный господин, к своему огромному стыду, не сразу сообразил, что названный Воскресенским топоним к Киеву отношения не имеет. Более того, хозяин большого дома позволил себе задать вопрос, ответ на который лежал на поверхности:

– Что же заставило его оставить службу и перебраться в наш город? – серьезно спросил он.

«Даже у таких великих умов бывают помутнения», – подумал Кондратий Яковлевич, подбирая слова, чтобы не дай Бог не обидеть и не задеть самолюбия покровителя.

– Полагаю, что возможность получить высшее юридическое образование. Как известно, в Минской губернии университетов нет, – пояснил Воскресенский без малейшей доли сарказма.

– Верно. Стало быть, описываемый вами юноша приезжий?

– Точно так, – по-военному отчеканил судебный следователь. – В Киеве жилья не нанимает, хотя и получает некоторое жалованье от Суда. Вместо этого он предусмотрительно поселился в роскошной квартире родного дяди. Оба, кстати, потомственные дворяне.

– И вправду умен, – высокомерно бросил влиятельный господин. – Итак, вы приняли его на службу?

– Да… В прошлом году по окончании университета он с соблюдением всех формальностей поступил ко мне в камеру как младший кандидат в судебные должности. Признаться, он и до этого помогал мне два года по канцелярии по вольному найму. Дело в том, что своего письмоводителя у меня не было, я пользовался оным от полиции, с которой делил помещение Бульварного участка на Назарьевской. Такая ситуация меня не вполне устраивала, поэтому я решил обзавестись собственным письмоводителем. Тогда-то я с ним и познакомился при обстоятельствах, о которых уже докладывал… Он, конечно, сперва наотрез отказывался иметь со мною какие бы то ни было дела, однако по прошествии времени оттаял, согласился стать мои письмоводителем за весьма скромную плату. Все-таки острое желание приобщиться к следовательской деятельности перемогло в нем гордыню. С тех пор он стал не просто моим верным помощником, но и весьма серьезным конкурентом…

– Кондратий Яковлевич, голубчик, неужели вы всерьез думаете, что…

– Именно это я и думаю! – бесцеремонно выпалил Воскресенский, чем ввел хозяина большого дома в некоторое замешательство. – Вы не представляете, насколько он талантлив! Ему уготовано большое будущее!