Страница 43 из 117
Гиджбасар опустил голову, уши его обвисли, он завертел хвостом и хотел уйти. Но толстый мальчик его увидел и выплеснул на пса свою злобу за боль и стыд давешней затрещины:
- Пошел отсюда!... - Мальчик поднял с земли булыжник.
Гиджбасар понял, что сейчас получит тяжелый удар, и решил бежать быстрее, но булыжник, с силой брошенный толстым мальчиком, на выходе из тупика ударил Гиджбасара по ребрам, и пес, повизгивая от удара, помчался вниз по улице.
Гиджбасар изо всех сил стремился как можно скорее прочь от узкого тупика.
И узкий тупик со свежепобеленными известкой стенами и плотно закрытыми темно-желтыми дверями остался позади.
7
Торжество
Была зима 1939 года. Всю ночь шел снег, улицы Баку, крыши домов, балконы и особенно верхние кварталы, где не очень много прохожих, засыпал снег. Двухкомнатная, с кухней, квартира Алескера-муэллима была в маленьком одноэтажном доме как раз такого квартала, в нагорной части Баку. Странно, но неожиданный холод не только не вызвал недовольства или беспокойства у Алескера-муэллима, всегда любившего уют, тепло, но, наоборот, снежная белизна, окутавшая все вокруг, воодушевила Алескера-муэллима, вызвала подъем духа, даже - хоть это и непостижимо- принесла с собой какое-то тепло (снег и тепло!). Будто в тот зимний день чистейшая снежная белизна возвещала о наступающих на смену черным светлых днях мира, предсказывала о добре деяния, и Алескер-муэллим, возбужденный, в прекрасном настроении, с удовольствием умывшись под рукомойником, висевшим на кухне, сказал:
- Ну, неси кур, я порежу!
Жена Алескера-муэллима, Фируза-ханум, отбрасывая кипящий рис в дуршлаг и отворачиваясь от пара, сказала:
- Ты не волнуйся, не волнуйся... Все будет в порядке... Главное не волнуйся!...
Фируза-ханум была права, и Алескер-муэллим сам очень хорошо знал: насколько выдержанным он бывал на работе, среди друзей, знакомых, настолько же дома, в быту он бывал беспокойным, нетерпеливым. Например, каждый год летом они вместе - Алескер-муэллим, Фируза-ханум и Арзу - ездили в Кисловодск, и он всегда так торопил и жену, и дочь, что они отправлялись на вокзал за три часа до поезда... Вот и сегодня он пришел из школы пораньше, чтобы помочь Фирузе-ханум: уже неделю Алескер-муэллим беспокоился за сегодняшнее вечернее торжество. Он знал, что все будет в порядке, что Фируза-ханум накроет прекрасный стол, хоть она толстая и на первый взгляд неповоротливая, а на самом деле очень проворная, все подготовит вовремя, гости будут поднимать тосты в честь Арзу, пить-есть, короче говоря, будет, как обычно, прекрасное торжество. Он все это знал, а все равно волновался:
- Не нужно ли чего купить?
Фируза-ханум поставила на керосинку плов в медном, оставшемся от предков казане:
- Да нет, все есть. Ты не беспокойся!
- Хлеба не мало?
- Нет, нет... не беспокойся, все устроится...
Алескер-муэллим, глядя на вспотевшее лицо Фирузы-ханум, улыбнулся, он был таким нетерпеливым человеком, что его нетерпение и беспокойство передались и Фирузе-ханум, и ее слова "ты не волнуйся, ты не беспокойся", больше свидетельствовали о ее собственном волнении. Но прекрасный снег очень вовремя выпал, потому что сверх меры потевшая из-за полноты Фируза-ханум перед приемом гостей совершенно выбивалась из сил, но теперь на одной керосинке настаивался плов, на другой керосинке варилась долма, отваренные куры лежали в стороне, на сквородке два зажаренных куринских жереха, которые Алескер-муэллим купил вчера у одного сальянца на площади Кемюрчу, - а на кухне было прохладно, и Фируза-ханум потела меньше, чем обычно.
К Алескеру-муэллиму люди ходили редко, и в этой семье из трех человек все так привыкли друг к другу, такая это была сплоченная троица, что, когда кто-то приходил, им становилось неуютно. Родственники Фирузы-ханум жили далеко, в Нахичевани, раз-другой в год кто-то из них оказывался в Баку, летом привозили семейству Алескера-муэллима ордубадские персики, абрикосы, груши, сливы, и толстая, как ее мать, Арзу с удовольствием поедала фрукты; а зимой привозили орехи, миндаль, сушеные абрикосы, тут, вишни, альбухару, и Фируза-ханум сохраняла эти прекрасные яства до главного торжества, которое они праздновали каждый год. А у Алескера-муэллима не осталось такой близкой родни, те, что остались, жили в Кубе и в Баку и, можно сказать, не приезжали.
Они поженились в 1921 году, тогда Алескеру-муэллиму были тридцать один год, его только что назначили директором школы, а Фирузе-ханум было двадцать шесть лет, и отец Фирузы-ханум, покойный Газанфар-киши, были в той же школе заместителем директора по хозяйственным делам. Фируза-ханум и тогда была толстой, а Алескеру-муэллиму нравились как раз толстые женщины.
У Алескера-муэллима с Фирузой-ханум восемь лет не было детей, Фируза-ханум употребила все народные средства, Алескер-муэллим следовал всем возможным советам профессора Фазиля Зия (получившего образование еще в прошлом веке в Стамбульском университете), уважаемого в Баку всеми от мала до велика, и наконец зимой 1929 года у них родилась дочь. Алескер-муэллим назвал девочку Арзу (Мечта), и с тех пор каждый год зимой, в день рождения Арзу, в доме Алескера-муэллима было прекрасное торжество.
Профессор Фазиль Зия прежде тоже участвовал в этих торжествах. Удивительно интеллигентный был человек... Гуляя, всегда мурлыкал под нос народные песни, своим пациентам, независимо от заболевания, говорил: "Чаще ходите в театр!..." И еще: "Кушайте плов, - говорил, - но мало кушайте..." В последние годы профессор Фазиль Зия из-за глубокой старости (ему было за восемьдесят) уже редко выходил из дому и зимой не мог прийти на торжества в честь Арзу. И Алескер-муэллим каждый раз в день рождения Арзу сам приходил домой к профессору Фазилю Зия, вручал старику букет роз. Но в прошлом году Фазиль Зия был разоблачен как враг народа. Из-за того, что получил образование еще в XIX веке в Турции, он был объявлен турецким шпионом и махровым пантюркистом, обвинен в пропаганде идей фашизма в Советском Азербайджане, арестован и расстрелян. Словом, в такой прекрасный день думать о подобных вещах не нужно...