Страница 11 из 117
Парни наконец распахнули ворота, вынесли тело бедной старухи Хадиджи, завернутое в синеватое поношенное одеяло. Пора было везти старуху Хадиджу в мечеть, обмывать, заворачивать в саван. Но вдруг молла Асадулла обернулся к студенту Мураду Илдырымлы и хрипло сказал:
- Чего ты там стоишь, парень? Иди, иди помоги, отвезите в мечеть!...
Студенту Мураду Илдырымлы показалось, что хриплый голос моллы Асадуллы разнесся по всему двору, по улице и все стали свидетелями беспомощности, никчемности махаллинского квартиранта; уставившись в землю, он с колотящимся сердцем приблизился к телу и ухватился за ноги старухи Хадиджи. Рука студента Мурада Илдырымлы никогда еще не касалась трупа, и теперь, когда студент почувствовал в своей руке сквозь одеяло вялую безжизненную ногу старухи Хадиджи, ему показалось, что позвавшим его был не молла Асадулла, а сама судьба, она хотела лишний раз продемонстрировать ему его беспомощность и никчемность, судьба будто говорила: мой дорогой друг Мурад Илдырымлы, легко, замкнувшись в себе, величественно размышлять, а ты вот пойди, собственной рукой почувствуй смерть, раз уж тебе двадцать семь лет, изволь же и ты, как другие, потрогай смерть своими руками. И вдруг студент с ужасом догадался, что это синеватое одеяло - то самое, которым он укрывался по ночам; в одно мгновение студента прошиб холодный пот, он просто не мог с собой совладать, не мог взять себя в руки; мертвая нога старухи Хадиджи будто распространяла смерть, и синеватым одеялом обернули будто не старуху Хадиджу, а самого студента, и студент колеей чувствовал поношенность того одеяла, колени его дрожали, но самое ужасное, что студенту Мураду Илдырымлы казалось, будто весь двор видит, в какое положение он попал, и чувствует его холодный пот. Ненавидя себя за свою беспомощность, трусость, студент, взявшись за старуху Хадиджу, завернутую в синеватое одеяло, вместе с другими махаллинскими парнями сделал пару шагов и как в страшном сне услышал голос Хосрова-муэллима: - Ты отойди... Давай я понесу, ты отойди...
Хосров-муэллим высохшими, задубевшими пальцами оттолкнул студента Мурада Илдырымлы в сторону, сам ухватился за труп старухи Хадиджи и вместе с махаллинскими парнями вышел со двора, тело подняли на грузовик, сами (в том числе и Хосров-муэллим) расселись рядом, и машина тронулась с места. Конечно, если говорить правду, студент Мурад Илдырымлы должен был почувствовать облегчение и благодарность к Хосрову-муэллиму, но вместо этого он разозлился на него, ведь студент в конце концов заставил бы себя, и поднес бы вместе со всеми тело к машине, и поехал бы в мечеть, и доказал бы сам себе, что он человек, подготовленный к жизни во всех ее ипостасях, а безжизненная нога старухи Хадиджи лишь одна из ипостасей. Человек обязан уметь хоронить, это должно быть для него так же нормально, как пить, есть, ходить в туалет, брать на руки новорожденного ребенка... Студент заставил бы себя... Теперь ему казалось, будто он на весь двор с ног до головы опозорен, на всю махаллю.
Но мужчины за столом во дворе тихо беседовали друг с другом, кран капал и капал, набившиеся в дом махаллинские женщины больше не плакали, и не пошедший сегодня на занятия в университет (за четыре студенческих года он впервые пропускал занятия) студент Мурад Илдырымлы, стоя у ворот, опять не знал, что ему делать... Молла Асадулла взглянул на парня-квартиранта, который и прежде время от времени попадался ему на глаза в махалле, и студенту показалось, что молла сейчас начнет его упрекать, стыдить при людях, но молла Асадулла тем же хриплым голосом сказал:
- Чего на ногах стоишь? Иди садись...
Студент подошел, сел в конце стола, и это спокойное приглашение моллы (как будто ничего не случилось!), спокойная беседа мужчин снизошли и на студента (а ведь и в самом деле, что случилось?...), и студент Мурад Илдырымлы внезапно вспомнил далекие прекрасные годы, прекрасные леса. Бедная старуха Хадиджа в жизни не видала их, она не видела ничего, кроме своего дома и двора, наверное, в жизни никуда не ездила, и она, бедняга, больше не выйдет во двор, не пройдет по улице, но дом, двор, улица, пока их не снесут, пока все не развалится, и без старухи Хадиджи останутся такими же, ведь Мурад Илдырымлы давно не в горах, а и горы, и леса остаются такими же, как были при нем... Студент подумал, что все это хоть и общеизвестно, но странно... Потом он вспомнил, что грызет ноготь, и быстро вынул палец изо рта. Молла Асадулла, глядя на четки, постукивающие в правой руке, хриплым голосом, будто сам с собой, заговорил:
- А этот Мышь, что, так и не пришел до сих пор?... - Потом левой рукой погладил белоснежную бороду, и только тогда студент увидел, что губы моллы слегка раздвинулись.
Сидевшие за столом махаллинские мужчины тоже как будто вздохнули чуть свободней, и воцарившееся во дворе с утра траурное настроение чуть отступило, напряжение уменьшилось, вопрос моллы Асадуллы принес какое-то облегчение.
- Ребята пошли за ним, - сказал кто-то, - придет скоро.
- Человек занят, что скажешь...
Сын хлебника Агабалы, повернувшись к молле Асадулле, сказал:
- Что поделаешь? Мыши заполнили город, да...
Никто не улыбнулся, хотя в этих словах - студент уловил - была легкая шутливость, ирония: мертвые уходят, жизнь продолжается по своим правилам... Бедную старуху Хадиджу сейчас мюрдешир (мойщик трупов) обмывал в мечети, потом ее завернут в саван и предадут земле, а оставшиеся в живых как жили, так и будут жить, пока не пройдут путь до конца, уйдут и они, - жизнь будет длиться, длиться... Так думал, разумеется, не один студент (и студент это прекрасно понимал!), бесконечность мира всегда переносила с собой эту простую мысль из поколения в поколение, сегодня в этом дворе она посетила студента, через тысячу лет (если люди не уничтожат себя атомными бомбами и ракетами!) она же придет в голову другому - мир изменится, конечно, мир будет совсем иной, но эта простая мысль всегда будет волновать человека...
Сын старухи Хадиджи Мышь-Баланияз работал на республиканской санитарно-эпидемиологической станции Министерства здравоохранения. Задача его была в том, чтобы ставить в домах и учреждениях мышеловки да разбрасывать яд. Муж старухи Хадиджи погиб на войне, и кто он был, что был за человек, студент понятия не имел, но Мышь-Баланияза знал. Старуха Хадиджа говорила: "У других людей по десять детей, если один плохой, дурной, так другой выходит хороший, толковый... А у меня, несчастной, всего один сын, что делать? Отца его, беднягу, забрали на войну, ушел - провались этот Гитлер, как он и провалился, - погиб на фронте, в одиночку я вырастила сына, семечки продавая... Плохой, хороший - один-единственный, да..."