Горечь жестоких людей

– Знаешь, на попытке украсть какую картину он был замечен?

– Нет, – прошептала, вынужденная смотреть ему в лицо.

– «Нити судьбы» Кароньи.

Я усмехнулась через силу.

– Что ж, у вас прекрасное чувство юмора.

Каждому известно: на картине изображена обнажённая женщина, сидящая верхом на мужчине и прячущая за спиной нож. Её выражение лица и поза всем своим видом показывают, что она собирается вот-вот убить любовника.

– Ты права, у меня прекрасное чувство юмора, – Ревокарт слегка отодвинул ворот моего платья. – Я был уверен, что ты оценишь.

Он склонился ко мне и прикоснулся к моим губам.

– Открой рот, – прошептал, и я послушалась.

Его язык проник внутрь, лаская. Не разрывая поцелуй, Ревокарт схватил меня за талию и притянул к себе. Платье к тому времени уже было расшнуровано, и его ловкие руки сняли его с меня сначала по плечам, потом он на секунду отвлёкся, чтобы вытащить мои руки из рукавов, стянуть ткань на талию, и тогда продолжил поцелуй.

Я не двигалась, не вырывалась, хотя каждая частица меня кричала: «Нет! Нет! Нет!»

Он начал целовать мою шею, в то время как его руки уже сбрасывали платье на пол. Когда оно упало, я осталась в одном лишь нижнем белье, даже без рубашки.

Ревокарт на секунду прервал поцелуй, отошёл в сторону и осмотрел меня с ног до головы. Он остался доволен увиденным, так как сразу после этого схватил меня на руки и отнёс в кровать. Я вскрикнула, когда он резко бросил меня на мягкое покрывало. Осмотрелась, инстинктивно пытаясь за что-то ухватиться. Мужская спальня по ощущениям напоминала гробницу.

Ревокарт застыл над кроватью. Он начал раздеваться, не отрывая от меня голодного взгляда. Видел, как мне страшно, и получал от этого удовольствие.

– Таир, – я произнесла его имя, наивно пытаясь достучаться до зверя, – не делайте этого. Я же… я же… – глаза увлажнились, потекли глупые, слишком долго сдерживаемые слёзы, – я же не сделала ничего, за что вы бы могли со мной… так…

Я попыталась отодвинуться, сползти с кровати с другой стороны, но его голос пригвоздил меня к месту:

– Не стоит, Клара. Я слишком долго ждал…

Я посмотрела ему в глаза и мгновенно осознала, что ему плевать на мои слёзы. Нет, я поняла это намного раньше, но надежда девятнадцатилетней девушки жила во мне до последнего. Я до самого конца не желала верить, что люди бывают так жестоки.

– Ты оставишь меня в покое после этого? – спросила я так холодно, как могла.

Ревокарту не понравился мой вопрос. Он стащил с меня обувь, сначала одну туфельку, потом другую, и прошёлся рукой по ноге.

– Посмотрим.

– Я хочу знать, оставишь или нет?! – спросила резко, испытывая дрожь от неприятных прикосновений.

Он снял с себя рубашку, как делают только мужчины, – через голову.

– Посмотрим.

– Что насчёт Яна?

– Его отпустят завтра утром.

– Мне нужны гарантии.

Рассмеявшись, Ревокарт снял с себя штаны и бельё. Усмехнулся, пока мой взгляд против воли путешествовал по его телу. Я знала: мои глаза в тот момент напоминали две монеты, и, уверена, его забавляла моя реакция.

– Милая, сейчас я собираюсь тебя трахать. Гарантии – потом.

Две сущности внутри меня разделились. Художница получала эстетическое удовольствие, рассматривая его тело: сильное, с канатами бугрящихся мышц. Я рисовала мужскую фигуру много раз, но никогда не видела её вне художественного класса.

Вторая сущность просто боялась! Со мной никогда так грубо не разговаривали, в глубине души я считала, что заслуживаю большего.

Наивная дурочка, смотри, как низко ты пала!

Он лёг и накрыл меня своим телом. Потянулся к застёжке на спине, ловким движением снял лифчик, высвободил грудь. Поцеловал сначала правую, потом левую, сжал их руками, пока я задыхалась в волнах страха и смущения, и тогда переключился на трусики. Его палец пролез под ткань и прикоснулся к клитору.

Я зашипела и выгнулась. От уже привычного стыда и от страха. Его это лишь насмешило.

– Тише, маленькая, – «успокоил» он меня и опять поцеловал, проталкивая язык глубоко в мой рот.

Я чувствовала себя как в тисках. Понимала, что не могу даже пошевелиться. Его запах забивал ноздри, а движения как нельзя соответствовали его характеру – такие же резкие и уверенные, но для меня – очень нежеланные.

Он продолжал гладить мой клитор, в то время как его язык насиловал мой рот. Это продолжалось довольно долго, я затихла, в какой-то момент начав прислушиваться к собственным ощущениям. И поняла, что лежит мужчина на мне относительно осторожно, не причиняя боли. Он выжидает, хотя мог бы и не церемониться.

Я постаралась выровнять дыхание. «Ничего страшного не происходит, – успокаивала я себя. – Ты гладила себя там много раз, знаешь, что это не больно, наоборот, приятно. Успокойся, Клара, возьми себя в руки!»

Он это почувствовал. Таир навис надо мной на вытянутых руках, усмехнулся и стащил с меня бельё, затем опустился обратно, накрывая меня всем телом.

Я схватила его за руку, из последних сил пытаясь удержаться на грани здравомыслия.

– Это ты срывал с меня пуговицы в карете, – обвинила я его дрожащим голосом. – Почему же тогда не изнасиловал?

Мужчина усмехнулся. Ему было не до разговоров.

– Раздвинь ноги, – я не реагировала. – Ну же, Клара, будь послушной девочкой, раздвинь ноги.

Он схватил меня за внутреннюю сторону бёдер и раздвинул их в стороны.

– Будет чуть-чуть неприятно, – сказал куда-то в шею.

Затем – одним резким движением протолкнул в меня член.

И мгновенно – вспышка боли, которая медленно утихала, пока он накачивал меня размеренными толчками.

Я смотрела на Ревокарта, на его напряжённое, покрытое испариной лицо, и думала о том, как неправильно всё происходит.

Было бы всё иначе, если бы я согласилась стать его женой? И почему я? Небеса, почему именно я?!

•••

Он не стал мучить свою жертву, требуя невозможного, и после первого же раза позволил мне уснуть. Со мной так часто бывало – от большого напряжения я проваливалась в сон.

На рассвете я услышала звуки – в комнату внесли сидячую лохань. Поставили и сразу же удалились.

Ревокарт лежал рядом со мной. Заметив, что я проснулась, он пододвинулся ко мне ближе и одним движением заставил оказаться на нём сверху.

– Пусти, – пискнула я.

Но не тут-то было. Он целовал меня долго, страстно, подминая под себя и переплетая свои ноги с моими. Смущая, ломая слабое сопротивление моих рук.

– Я распорядился, чтобы тебе принесли воду, – сказал спустя несколько минут, отвлекаясь от моего рта.

Он встал, подошёл к камину, где вчера оставил недопитый бокал вина, и одним глотком опустошил его… и опять его внимание было приковано ко мне. Мерзавец был очень доволен, это было видно по его расслабленной позе, ленивой мимике лица, подрагивающим уголкам губ.

Я не стала играть на публику (он уже всё видел) – поднялась и голышом прошла к лохани.

Села. Смыла в себя кровь и покрылась краской смущения, когда заметила следы на простынях.

– Вот этого тебе точно не стоит стыдиться, – сказал Ревокарт, проследив за моим взглядом. – Это всего лишь значит, что я был твоим первым мужчиной.

– Знаю, – пауза. – К сожалению.

Он молча налил себе новую порцию вина и уставился на меня, прищурившись.

– Теперь ты не сможешь выйти замуж, – сказал, указывая на меня бокалом. – Ни в Древеснах, ни в любом другом городе.

Он ждёт от меня реакции, осознала я.

– Понимаю, – сказала медленно, смотря ему в глаза. Щёки пылали.

Мужчина подошёл к лохани и запустил одну руку в исходящую паром воду. Его пальцы коснулись моей ноги, и я непроизвольно дёрнулась.

– И я не собираюсь делать тебе предложение, Клара.

Я бы соврала, если бы сказала, что его слова меня не задели. Задели, хоть он и скотина, за которую я и сама замуж не собиралась!

– Надеюсь на это, – прошептала в ответ, встречаясь с ним взглядом.