Страница 14 из 35
Вдосталь наглядевшись на киносъёмки, ребята стали торопить Степана Ивановича:
— Когда же мы отправимся в путь?
— Скоро, — отвечал боцман. — Пойдём в рейс по Северной Двине.
— Будем искать кафтан Ивана Рябова? — спросил Вяча с затаённой надеждой.
— Кафтан не кафтан, а что-нибудь найдём.
— А что ещё?
— Моряцкую закалку, например.
— Моряцкую закалку — это хорошо, — подхватил Ян.
— Но и кафтан неплохо. Потомки оценят наши старания… — Вяча, как обычно, распалился, вошёл в азарт. — Кафтан будут изучать учёные историки, которые приедут сюда из Москвы и Ленинграда. О кафтане напишут в газетах и журналах. А значит, напишут и о нас. И вот что напишут: «Большая заслуга в отыскании ценнейшей реликвии принадлежит архангельским школьникам Полянкину, Прилучному, Эрмушу… ну и Егору-Беломору, то есть Трапезникову».
— А о Степане Ивановиче не напишут? — засмеялся Антон.
Вяча смутился и тут же поправился:
— Нет, о потомке Ивана Рябова, о боцмане Рябове, напишут в первую очередь. И вообще все мы станем знаменитыми. С нами будут за руку здороваться академики! Нам преподнесут подарки. Антону — радиостанцию, Яну — яхту из красного дерева с этими, как их… парусами.
— С дакроновыми, — подсказал Ян. — Только…
Но Вяча перебил Яна:
— А Егору… Тебе что подарить, Егор?
— Да ну тебя, пустомеля, — отмахнулся Егор.
— Эх, вы! — рассердился Вяча. — Не понимаете. Ведь кафтан будет висеть в историческом музее. И все будут нас благодарить. Нет, скорее в поход, на поиски кафтана!
— Кафтан мы искать будем, а с академиками пусть здоровается Вяч, — рассудил Антон. — И подарки пусть он получает. Вот только где искать этот кафтан?
— У меня есть адрес одной старушки, — сказал боцман. — Она помогает народному хору подыскивать старинные костюмы. Вот с неё и начнём. Я-то её никогда не видал, знаю только, что зовут её Аграфена Петровна.
Боцман ещё в мальчишестве, когда плавал на боте зуйком, познал стариковские приметы погоды. Нет, не по ломоте в костях определяют старики северяне, будет ли вёдро или ненастье. И хотя у Степана Ивановича Рябова и дома, и на судне — барометры, боцман привык приглядываться к солнцу: как оно взошло и как катится по небосклону, как подходит к заходу и как закатывается.
Вот и теперь, оглядев небо, далёкие, едва заметные облачка, Степан Иванович весело заявил:
— Якорь чист! Завтра курс на Заречье, к Аграфене Петровне.
И «Ласточка» с экипажем из пяти матросов под началом боцмана Рябова на другой день отшвартовалась от причала.
Почему же из пяти?.. Потому, что пятым матросом на «Ласточку» зачислили Ингу Эрмуш, сестру Яна.
А произошло это так. Накануне отплытия Степан Иванович сказал:
— Жаль, нет у нас пятого матроса, а по судовой роли на нашем шлюпе должно быть шесть человек.
Ян взглянул на боцмана и нерешительно сказал:
— К нам на «Ласточку» моя сестра просилась. Она яхтой управляет и гребец хороший. Плавает лучше меня. И обеды умеет готовить.
— Ну нет, женщина на палубе к несчастью! — яростно запротестовал Полянкин.
— А почему нет? — спросил Антон. — «К несчастью» — это чепуха. Я сам видел, как Инга яхтой управляет. Мы с Яном и с ней по Двине катались.
— Добро, Ян, — тут же решил боцман. — Зови свою сестру. Пусть только оденется, как положено матросу!
Инга пришла на «Ласточку» вместе с братом. Она была на год старше Яна и очень походила на него. В синем спортивном костюме, в берете и кедах, девочка, застенчиво улыбаясь, предстала на причале перед боцманом Рябовым. Но говорила она смело, хотя и негромко.
— Товарищ боцман, новый матрос «Ласточки» Инга Эрмуш явилась.
Степан Иванович одобрительно взглянул на Ингу.
— Итак, экипаж шлюпа в полном составе. Ян, покажи Инге, чем ей заниматься и её место на швартовке.
…Аграфене Петровне шёл восьмой десяток, а выглядела она не то чтобы молодо, но была удивительно статной — высокая, широкая в кости, с прямой спиной, без намёка на согбенность. И лицо у неё, хотя и в морщинках, было какое-то ясное, может быть, от чистой, почти небесной голубизны в глазах. А говорила она так мягко, словно теплом одаривала тех, с кем разговаривала. Поморка, истинная поморка!
А вот изба у Аграфены Петровны, которая стояла дольше, чем жила в ней её хозяйка, уже плоховата. Но старенькие мосточки, в две доски, перед избой вымыты, выскоблены, точно половицы.
Жила Аграфена Петровна в одиночестве. Сын в Отечественную войну на фронте погиб. А замужняя дочь и сноха имели свои дома и семьи в других деревнях.
Приехавших хозяйка встретила гостеприимно, ласково:
— Проходите, соколы, раздевайтесь, умывайтесь. Путь, должно, дальний держали. Отдыхайте! В избе просторно. Не будьте гостями, будьте хозяевами!
Аграфена Петровна неторопливо, степенно, но быстро и ловко хозяйничала — согрела самовар, накрыла в передней комнате стол узорчатой скатертью, выставила на блюде, тарелках, в мисках и чашках картофель, свежую жареную треску и солёную селёдку, грибы, колоб, яйца, капусту, ягоды, кувшин с квасом.
— Кушайте, соколы, всего отведайте. Селёдка-то очень солёная, мне так не по вкусу. Сейчас кулебяку запеку да сочней подам. Живу я ноне куда с добром, а гости-то у меня редки. Когда вот только из хора русского наезжают за одеждой старинной да за пропеваньями, за песнями. Всё записывают да слушают. Ну, наезжают порой дочка да сноха, сыновья вдова. А вот теперь вы… Мне и радостно. На людях-то веселее.
Матросы «Ласточки» всего отведали и поблагодарили хозяйку.
— Не за что, не за что. Что вы, что вы, — приговаривала Аграфена Петровна. — Да вы хоть куда путь-то держите? Может, ночевать останетесь? Места хватит на всех, не обидите.
— Останемся, переночуем, — согласился Степан Иванович. — И не только переночуем, а ещё и завтра денёк поживём. Изба у тебя, Аграфена Петровна, состарилась. Вот мы завтра её и подновим, подремонтируем, подмолодим.
— Что вы, что вы! — взмахнула руками хозяйка. — На мой век и такой избы хватит. А на добром слове спасибо. Только не за то я вас приветила, хлебом-солью угощала… Я на полчасика отлучусь к соседке, а вы, гости дорогие, отдыхайте.
Как только Аграфена Петровна вышла, боцман распорядился:
— Инге, Вяче и Егору убрать и вымыть посуду. А Антон и Ян пойдут со мной готовить ремонтную ведомость на избу. Потом будем отдыхать. Кто не умеет отдыхать, тот не умеет работать. А завтра нам придётся хорошо потрудиться.
Боцман, Антон и Ян ушли. И Вяча решил покомандовать.
— С посудой справится Инга, — рассудил он. — Егор подметёт пол и принесёт дров. А я займусь летописью нашего похода. Если забудем, как мы плыли, история многое потеряет.
Инга послушно принялась убирать со стола посуду, а Егор усмехнулся:
— История подождёт и ничего не потеряет. А вот если я сейчас не наловлю рыбы, то мы потеряем многое. Останемся неблагодарными. Бабушка нас угощала? Угощала. А мы её угостим ухой. Так что подметанием и дровами заняться придётся, Вяч, тебе.
Теперь даже Инга рассмеялась. А Вяча и Егор ещё немного поспорили и решили сделать в избе уборку вместе. Тем более, что и уборки-то оказалось совсем мало, так как Аграфена Петровна содержала избу в чистоте.
Когда всё было сделано, Инга сказала:
— Ну вот, теперь каждый может заняться тем, что пожелает его душенька.
Сама она села у окна. Изба Аграфены Петровны стояла на высоком берегу и окнами смотрела на Северную Двину. Два буксирных парохода тащили по ней вниз огромный плот брёвен. В Архангельске брёвна попадут на лесопильные заводы, где будут распилены на доски. А доски потом погрузят на океанские теплоходы и повезут их далеко-далеко, за границу. Обо всём этом и думала сейчас Инга. Вот если бы и ей поплыть на большом и красивом теплоходе в далёкие страны!
А ещё один буксирный пароход тащил баржу. Он даже не тащил её, а толкал сзади. Инга такое увидела впервые и сказала об этом Вяче.
— Это так и называется, — сказал всеведущий Полянкин, — метод толкания. Такой метод стали применять недавно.