Страница 13 из 35
— Боялся, что прогоните.
— Гм!..
Режиссёр даже не нашёлся, что ответить на столь откровенное признание. А артист Мелкишев, вероятно любивший пошутить, торжественно провозгласил:
— Как ты смел, дрянной мальчишка, чернь недостойная, появиться при дворе царя Петра Первого?!
Но Вяча не испугался и неожиданно заявил:
— А мне бы главного кинооператора увидеть.
— Это зачем же? — удивился режиссёр.
— Я с ним знаком. Мы вчера в городе познакомились.
— Гм!.. Савва Кириллович! — позвал режиссёр.
Появился тот человек, с которым Вяча разговаривал вчера на набережной Архангельска.
— Вы, Савва Кириллович, оказывается, знакомы с этим молодым человеком, — сказал режиссёр.
— Да-да, вчера мы с ним, кажется, виделись в городе! — И Савва Кириллович обратился к Вяче: — А ты как оказался здесь? Я запамятовал твоё имя.
Главный кинооператор и не знал имени Вячи, но Вяча не стал ему напоминать об этом.
— Вяч меня зовут.
— Ну и почему ты, Вяч, здесь? У нас же съёмки.
— Вот я… мы… хотим посмотреть, как вы будете снимать картину об Иване Рябове. Нас четверо ребят. Мы тоже интересуемся историей Ивана Рябова. Мы ищем кафтан, который ему Пётр Первый подарил.
— Кафтан? — изумился режиссёр.
— Кафтан Ивана Рябова? — переспросил главный кинооператор.
Пришлось Вяче всё рассказывать по порядку. А в конце он добавил:
— И кажется, наш боцман Рябов прямой потомок лодейного кормщика. А какой у него трёхмачтовый парусник! «Буревестником» называется. Вот бы его тоже снять для кинокартины.
Кинематографисты слушали Вячу и удивлялись: мальчик был необычайно силён в истории.
— А ведь парусник-то следует посмотреть, — заметил Савва Кириллович. — Ничего не потеряем, а, может быть, что-нибудь и приобретём. Как вы думаете, Яков Наумович?
— Хорошо, поедем, посмотрим этого «Буревестника», — согласился режиссёр.
Вяча позвал своих друзей, и они перегнали «Ласточку» к месту, где размещались кинематографисты.
— Эге, — воскликнул Савва Кириллович, увидев маленькое судёнышко, — при некоторой гримировке оно может пригодиться!
— Я буду управлять этой бригантиной, — сказал царь Пётр. — А мальчиков переоденем в «потешных». И ты, Саввушка, сотворишь гениальные кадры!
Ей бы, как всегда, под парусом самоходно скользить по речному простору, а её унизительно тащили на буксире. Со снятой мачтой, со сложенными под банки вёслами «Ласточка» как-то сразу сникла. Она зарывалась носом в волну, словно сопротивляясь и стараясь освободиться от буксирного троса.
Всё объяснялось тем, что в распоряжении режиссёра был быстроходный портовый катер. Он и тащил «Ласточку» туда, где стоял «Буревестник».
На катере вместе с режиссёром и главным кинооператором были Егор и Вяча Полянкин. На «Ласточке» для управления остались Антон и Ян Эрмуш.
Радушно встретил гостей Степан Иванович. Он, конечно, сразу догадался, кто приехал.
За многолетние плавания в дальних морях на борту «Буревестника» побывали и многие прославленные капитаны, и учёные с мировыми именами. Однажды советский парусник посетил даже король — его величество. Но кинорежиссёры и кинооператоры ещё никогда не ступали на его палубу.
— Прошу в кают-компанию! Братцы-матросы, что же вы не предупредили о приезде? Ну ничего, на пеньковом конце четыре узла… Егор, Антон, занимайте гостей. А я приведу себя в порядок и кое-что приготовлю.
Савва Кириллович, как увидел боцмана, так и впился в него взглядом: как будто внешне Степан Иванович ничем особенно не примечателен, а ходит, говорит, улыбается так, что тут же хочется нацелить на него объектив кинокамеры.
Боцман Рябов явился для Саввы Кирилловича той желанной натурой, какой перед этим предстала Северная Двина, потом «Ласточка», а потом и «Буревестник» с его мачтами, палубными надстройками, трапами, леерами, кнехтами.
— Колорит! — восторгался Савва Кириллович. — Подлинный колорит, а не дешёвая экзотика. Натура!
— Из вашей натуры я согласен только на парусник. Но придётся его переделать, замаскировав под шведский фрегат. Поговорим с директором картины и купим «Буревестник», — сказал режиссёр.
Все четверо матросов «Ласточки» переглянулись. Как так — русский, советский парусник превратится во вражеский фрегат? Конечно, это временно, и он даже появится в кинокартине, но всё-таки обидно.
— Нужно попросить режиссёра, — тихо предложил друзьям Егор, — чтобы в картине перед началом написали: в роли шведского фрегата — советский парусник «Буревестник». Ведь будет же написано: в роли Петра Первого артист Мелкишев.
— Не напишут. Скажут: «Неодушевлённый предмет…», — охладил его пыл Вяча.
— Пусть снимают, — решительно заявил Антон. — Мы-то будем знать и другим будем рассказывать про наш «Буревестник». А я кинокамеру непременно сделаю. Тогда ещё сами поснимаем.
Степан Иванович возвратился в новеньком кителе с якорями на блестящих пуговицах и принёс столбик вставленных друг в друга стаканов и стопку тарелок.
— Егор и Ян, на камбуз! Антон, со мной в кладовую! Вяч, развлекай гостей. Боцман на баке. Якорь чист.
Он снова исчез и вскоре появился с подносом. За ним — Егор с огромным, чисто надраенным чайником и Ян — со сковородой жареных сигов. А Антон принёс две буханки хлеба.
— Спиртного вообще-то не держу, — сказал боцман, открывая бутылку портвейна. — Но представительские для гостей храню. Пар на марке должен быть. И ветер в парусах! Братцы-матросы, разливайте чай! Дорогие гости, сиги своего улова.
При этих словах Яков Наумович вдруг привстал, лицо его вытянулось, но так же моментально округлилось в блаженной улыбке.
— Так вы, Степан Иванович, и рыболов ещё?
— Да как же у моря и на реке жить — и не рыбачить?
— О, это моя страсть — рыбная ловля! — загорелся Яков Наумович. — И что же вы ловите?
— Ловил и сёмгу, и кету, и треску, и морского окуня, и палтуса, и зубатку. Гарпунировал и белуху— это уже зверь. На забаву и морской чёрт попадался. А на Двине ясно что — сиг и камбала, щука и окунь, подъязок и сорожка. Это плотву у нас сорогой называют. А для ухи самое лучшее — ёрш сопливый. Да это вы знаете.
Оказалось, Якова Наумовича хлебом не корми — дай поговорить о рыбной ловле. Он засыпал боцмана вопросами. Его интересовало всё — от тралов и становых неводов, от рюж, мережек, бродней и поездов до продольников-перемётов, жерлиц и мормышек. В теории рыболовства он был академиком.
— У меня целая библиотека по рыболовству, — признался он. — Но ведь всё это теория. А куда интереснее получить сведения от опытного рыболова. И потом посмотреть на практике. Вот здесь я вас, Савва Кириллович, поддержу. Рыбную ловлю будем снимать в натуре. Степан Иванович, надеюсь, поможет нам. Я сегодня же сделаю в режиссёрском сценарии некоторые поправки и дополнения. Ведь Иван Рябов, наш главный герой, — рыбак. Ах, как это будет интересно — рыбная ловля на экране.
— У нас вот ещё заядлый рыбак, — сказал боцман, кивая на Егора. — Мой племянник. Мал-мал, а на рыбалке ох как удал! И счастье рыбацкое имеет. А если рыбы нет, говорит: «Ничего, надоест ей — и поймается». Настойчивый рыбак, с характером.
— Отметим, — сказал Яков Наумович. — А может быть, включим и в сценарий. Мальчишки оживляют съёмки. Вот видите, Савва Кириллович, для вас чистая натура.
Киностудия согласилась купить списанный на слом парусник. С судоверфи приехали корабельные мастера. И начались работы по маскировке парусника под шведский фрегат.
Киносъёмки развернулись полным ходом. Снимали побережье Белого моря, бутафорские стены Новодвинской крепости, Гостиный двор и старинные строения в Архангельске и Соломбале, Северную Двину и речку Соломбалку — в прошлом, при Петре, испытательную канавку.
Ребят, к беспредельному огорчению Вячи, так «потешными» и не сделали. В сценарий такие кадры почему-то «не влезли», как сказал режиссёр. Но боцман Рябов участвовал во многих сценах в роли посадского старшины. Его совсем не гримировали, а только заставили надеть костюм помора петровских времён.