Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 69 из 96

Валунский с тоской в сердце наблюдал за происходящим, невольно вспоминая кадры снятого фильма скрытой камерой, запечатлевшей во всей красе прелюбодеяние начальника муниципальной милиции Потехина. "А чем мы лучше? спрашивал он себя. - Не берем со своих любовниц взяток? А пьем и едим за чей счет? Трудягам зарплату не каждый месяц платим, а сами жируем, как таймени вокруг кеты, когда она икру мечет... Разве о такой перспективе мечтал ты, господин Валунский, когда тебя назначили губернатором, разве такие давал обещания? Хотел весь мир перевернуть, сделать край показательно-процветающим, людей - богатыми и счастливыми, показать как надо руководить и работать. А что из этого вышло? И только ли по твоей вине?.. Никто никого не хочет признавать, никто никому не хочет подчиняться, будто нет законов, нет власти. И он, губернатор, чтобы выбить деньги, должен идти на нарушение правил, своих обязанностей, своих обещаний. Разве думал он когда-нибудь, что позволит себе такое. В юношеские годы он презирал тех, кто искал себе друзей, чтобы извлечь какую-нибудь пользу. А теперь сам дружит не с теми, кто близок по душе, по характеру, а по выгоде. И никуда от этого не уйдешь, ничего не поделаешь...

Виктория подала ему тарелку с ухой, сказала ласково:

- Поешь, Аркадий Борисович, ты совсем ни к чему не прикасался. Тебя, видно, тоже какая-то муха укусила?

Он хлебнул уху. Вкус её действительно был необыкновенный - ароматная, сладковато-острая она живительным бальзамом разлилась во рту и покатилась внутрь, возбуждая аппетит. Он с жадностью стал есть. Когда закончил и поднял от тарелки голову, в салоне, кроме него и Виктории, никого не было. Виктория держала в руке рюмку с коньяком и громко икала. Он встал, взял её под руку и повел в свою каюту.

Виктория плюхнулась на мягкий диван, спросила заплетающимся языком:

- Раздеваться?

- Может, ещё выпьешь? - пошутил он, кивнув на сервант, за стеклом которого виднелись пузатые бутылки с красивыми этикетками.

- Давай, - кивнула она.

- А плохо не будет?

- Хуже не бывает.

- Ты чем-то недовольна? - насторожился Валунский.

- Довольна. Только меня скоро посадят, - ляпнула она.

- Посадят? За что? - Валунский видел, что Виктория не шутит.

- За то, что убила бывшего своего хозяина Бориса Ивановича. Ты слыхал об этом?

- Слыхал, - опешил Валунский. - Ты его убила?

- Нет, не я, но обвиняют меня. В ту ночь я была у него.

- Ты трахаться к нему ездила?

- Дурак. Если б я хотела с ним трахаться, я б не уезжала от него.

- Зачем же ты ездила?

- За книгой, она из университетской библиотеки, и за конспектами, которые забыла в тумбочке.

- Тебя вызывали к следователю?

- Нет... Собственно, да.

- Когда?

- Вчера.

- Из-за этого ты и напилась?

Она кивнула.

- И что он тебе сказал?

- Что на фужерах, из которых мы пили шампанское, только его и мои отпечатки пальцев.





- Так ты все-таки пила с ним? - не сдержал Валунский ревности.

- Пила, но не трахалась. И не убивала его - на хрен он нужен мне старый пень.

Валунский ей поверил.

- И что дальше?

- Все. Дальше меня посадят, - сказала Виктория и уронила на грудь голову. Она уснула, что-то не договорив.

11

Утром в понедельник следователь уголовного розыска капитан Семенов докладывал подполковнику Севостьяну:

- ... Секретарша губернатора Виктория Голенчик конечно же не убивала своего бывшего хозяина отставного полковника Рыбочкина - и повода у неё не было, и улик против неё нет. Но вот что нам удалось выяснить. Голенчик за наем комнаты у Рыбочкина расплачивалась с ним натурой, она призналась в этом. Но в ночь убийства он даже не склонял свою бывшую квартирантку лечь в постель, кого-то поджидал. Хотя угостил Викторию шампанским, пожалел, что она покинула его. Поджидал он, судя по его объявлениям, развешанным около университета, новую квартирантку. Ему снова хотелось молодую девицу, надо понимать, образованную и не строптивую. Вот одно из объявлений. - Капитан положил перед подполковником узкую полоску бумаги, на которой было напечатано: "Cдаю комнату студентке за недорогую плату. Телефон 32-25-37, звонить с 20 до 23."

- Силен отставной полковник, - усмехнулся Севостьян. - А как же с отпечатками пальцев?

- Отпечатки пальцев Виктории Голенчик, как выяснилось, Евгений Павлович, остались на старой бутылке. А на новой, из которой пил Рыбочкин с другой посетительницей, или посетителем, отпечатки стерты - ныне каждый школьник знает, как избавиться от подобных улик. Судя по следам на постели, можно предположить, что Рыбочкин напоил будущую квартирантку и изнасиловал. А когда та очухалась, в порыве гнева перехватила ножом хозяину горло. Версия эта исходит вот из чего. Мы переговорили с десятью студентками университета, нуждавшимися в жилье, и двое из них признались, что были в квартире у полковника. Но когда поняли, что Рыбочкин вместо платы за комнату предпочитал бы сожительствовать с ними, плюс ко всему хотел, чтобы и уборка квартиры входила в обязанность квартиросъемщицы, не согласились.

- Но могла прийти к нему и не студентка, - высказал предположение Севостьян.

- Могла, - кивнул Семенов. - Поэтому мы расширили круг поисков. Опрашиваем и тех, кто жил у полковника до Виктории Голенчик. Могла и прежняя наложница приложить к нему руку - отомстить за надругательство. Этот вариант мы тоже не исключаем. Думаю, найдем. А вот с Бабинской дела обстоят похуже. Патрульные, которые опекали её и в ту ночь подвозили домой, - лейтенант Александров и сержант Симонян, - признались, что Бабинская была их постоянной клиенткой, она, де, сама обратилась к ним за помощью рэкетиры житья ей не давали. Вот они и опекали за половину её заработка. Клиентами Бабинской чаще были иностранцы, реже командированные, и любовью они занимались либо в гостинице, либо в машине, и тогда патрульные предоставляли им салон. В ту ночь Бабинская вышла из гостиницы в третьем часу. Патрульные отвезли её домой, получили сто долларов и поехали обратно. Кто поджидал её на лестничной площадке, не видели и не предполагают кто бы это мог быть. Скорее всего кто-то из бывших сутенеров, хотя подружки никого назвать не могут - Бабинская второй год работала под прикрытием муниципалов.

- Как Потехин отнесся к своим подчиненным, когда узнал, что ими заинтересовался уголовный розыск?

- Очень даже сурово и принципиально, - усмехнулся Семенов. - Доложил мэру и тот издал приказ более ранним числом об увольнении Александрова и Симоняна из милиции. Так что действовали они, выходит, уже не как муниципалы, а как личные охранники.

- Мудрецы, - улыбнулся и Севостьян. - Но как говорят, на всякого мудреца довольно простоты... - Уволили только Александрова и Симоняна?

- Пока только их. Но говорят, готовится более грозный приказ, ещё двое муниципалов подзалетели на промысле с проститутками, напали на таких любителей ночных бабочек, которые обезоружили их.

- И кто же эти смельчаки?

Семенов пожал плечами.

Севостьян грустно вздохнул - новость не из приятных, если Потехину стали известны фамилии Русанова и Власова.

- Насколько мне известно, патрульным вернули оружие. Кто же их, в таком случае, заложил?

- Несомненно, одна из проституток. Скорее всего, длинная Алла. Помните, проходила у нас по делу ограбления Кутаямы? После этого она стала работать и на Потехина.

- Понятно. О случае увольнения Александрова и Симоняна из милиции ранним числом подбрось информацию Русанову, он как раз заказал знакомому журналисту статью о мэре города.

- Сделаю, - кивнул Семенов и поднялся. - Я пойду?

- Ступай.

12

А в это время Русанов входил в приемную губернатора уже с готовой статьей, точнее с фельетоном о трогательной заботе мэра города Гусарова об образовательных учреждениях и их обитателях под названием "С фасада и с зада". Название, как считал Анатолий, грубоватое, но точно отражающее суть губернаторской заботы - втереть жителям Приморска очки перед выборами.