Шквальный ветер

- Аслан Магарамов, - представился он. - Может, у вас есть какие-то просьбы, пожелания? Не стесняйтесь.

- Просьба одна: заправить вертолет и обеспечить его охрану. На рассвете мы улетим.

- Все будет сделано. Мне приятно видеть русского летчика, доставившего нам медикаменты и продовольствие, и я с удовольствием выпью с вами. - Он взял рюмку с водкой и кивком пригласил Валентина сделать то же.

Иванкину пить не хотелось - трехчасовой полет по ущельям, да ещё после длительного перерыва, вымотал его. Он захмелел от двух рюмок коньяка и почувствовал усталость. Но ему хотелось поговорить с одним из подручных генерала, из первых уст услышать об истинном положении дел у мятежников, узнать их настроения.

Магарамову было под пятьдесят (Валентин рассмотрел седину в бороде), глаза умные, взгляд пытливый, пронзительный: такие люди, не раз убеждался Валентин, умеют читать чужие мысли. С Магарамовым надо держать ухо востро. Судя по тому, что во время встречи с Дудаевым он находился рядом, Магарамов либо один из приближенных, либо контрразведчик.

Валентин выпил и подналег на бутерброды с икрой, чтобы окончательно не захмелеть.

Магарамов тоже закусил и, усевшись по-хозяйски на стул, как бы подчеркивая, что торопиться некуда, спросил:

- Давно из России?

- Порядком, - ответил Валентин, предвидя вопросы о положении в стране, о настроении людей, об отношении к Ельцину и о многом другом, о чем ему говорить не хотелось.

- Как поживает Абдулла? - перешел Магарамов на другую тему, догадавшись о настроении летчика. - Я давно с ним не виделся. Добрейшей души человек и превосходный коммерсант. За два года так развернулся: свои заводы, свои самолеты... Кстати, спроси, не приобретет ли он для нас хотя бы парочку вертолетов. Ми-8, Ми-24.

- У вас есть летчики?

- Были бы машины, а пилоты найдутся. Двое уже есть. Между прочим, тоже русские. Правда, сначала воевали против нас. Мы их подбили, взяли в плен. Теперь они готовы служить нам.

- Предатели всегда считались вояками ненадежными, - возразил Валентин.

- Верно, - согласился Магарамов. - Но можно посмотреть на этот факт по-иному: многие россияне считают чеченцев своими братьями, и воевать их посылают против своей воли, потому они и готовы защищать вместе с нами свободу Ичкерии.

"А он неплохой пропагандист", - отметил про себя Валентин, и, словно в подтверждение этому, Магарамов продолжил:

- Мы проверили обоих в бою, в Первомайском. Они били оккупантов не хуже чеченцев. Но вы правы, и я больше склонен доверять тем, кто добровольно пришел защищать суверенную Ичкерию. - Он наполнил рюмки водкой. - Еще по одной, за нашу свободу.

- Я пас, уже и так превысил норму, - отказался Валентин.

- Да бросьте, такому здоровяку две-три рюмки не повредят. - Аслан выпил и по-дружески обнял Валентина за плечо. - Я многое знаю о вас. Вы превосходный летчик, воевали в Афганистане, летали на Дальнем Востоке. - Он весело посмотрел в глаза Валентину и дурашливо погрозил пальцем. - И история с золотом мне хорошо известна...

"Быстро же дудаевская контрразведка собрала обо мне сведения, отметил Валентин. - Знает то, что я и Абдулле не рассказывал".

- ...Так что, у вас есть серьезные счеты к российским властям и, думаю, законные основания предъявить им свои претензии. Мы, люди Аллаха, свято чтим его волю: не прощаем обид. И вам представилась возможность отомстить своим врагам - тем, кто выгнал вас из армии, лишил крова и куска хлеба, заставил искать убежища в чужой стране. Только ишак может стерпеть такую несправедливость! - Аслан перевел дух, выпил, закусил и, жуя, продолжил: - Хорошо, что вы привезли нам лекарства, продукты. Но это, так сказать, первый шаг. Я предлагаю вам остаться у нас, чтобы расквитаться за свои унижения и обиды. С Абдуллой мы договоримся. И платить вам станем в три раза больше, чем он.

"Они знают и такую мелочь - сколько платит мне Абдулла, - отметил про себя Валентин. - Не зря контрразведка ест свой хлеб", а вслух произнес: "Спасибо за доверие" и спросил: - Вы сколько лет воюете?

- Уже второй год, - с достоинством ответил Аслан.

- "Уже", - усмехнулся Валентин. - А я воевал пять лет в Афгане. Да прибавьте работу на Дальнем Востоке, где полеты мало чем отличаются от боевых заданий. Так что мне война во как надоела. - Он провел ладонью по горлу. - Так что извините, война для меня - прошедший этап, и возвращаться в былое нет никакого желания. Да и вам она скоро надоест. Вы хоть и старше меня, но, наверное, до конца не уяснили, что кроме жертв и потерь от неё нечего ждать.

- А свобода?! Ичкерия для чеченцев!

- Я и в Москве видел немало чеченцев. И на Дальнем Востоке. Земля для всех одна, и где бы мы ни жили, нами всегда кто-то будет править. Для меня неважно кто - грузин, русский или чеченец. Главное, чтобы он был мудрым, справедливым правителем...

Разговор прервал вошедший боевик. Приложив руку к груди и склонив почтительно голову, он что-то сказал Магарамову, тот кивнул в ответ, а когда боевик удалился, заметил Валентину:

- Извините, мне надо идти. Вечером, надеюсь, мы закончим наш спор...

Вечером, разместившись с экипажем в землянке на отдых, Иванкин ждал, что либо Дудаев, либо Магарамов вызовут его, но никто за ним не пришел, и он догадался - обстановка усложнилась, стало не до него.

Второй пилот и бортмеханик уснули сразу после сытного ужина, а Валентину не спалось. Встретившись с Абдуллой, он надеялся наконец-то обрести покой, а вышло... Сегодня он привез сюда гуманитарную помощь, а завтра Абдулла пошлет с контрабандным оружием, и он не сможет отказаться один противозаконный шаг сделан, обратного хода нет. Вот уже и Магарамов без обиняков предлагает перейти в их стан, заверив, что с Абдуллой договорится. Похоже, он не врет. Абдулла, возможно, поставляет сюда и наемников, за что имеет немалый куш... Выходит, и он, Валентин, наемник? А говорят еще, что человек рожден для свободы... Какая к черту свобода?! Где и когда он её видел и чувствовал? Только в детской кроватке, когда мог, ни у кого не спрашиваясь, справить нужду. И то до годика, а после получал уже по попе...

Валентин так растравил душу, что не мог больше лежать, встал и вышел на улицу. Было ещё светло. Солнце, спрятавшись за гору, золотистым бликом отражалось от единственного облачка, зависшего над подземным гарнизоном мятежников, который трудно было заметить не только с высоты птичьего полета, но и с ближнего уступа, если бы не часовые.

- Туда нельзя, - предупредил Валентина появившийся словно из-под земли молоденький низкорослый чеченец с автоматом на груди и с зеленой повязкой на лбу.

- Я машину свою посмотреть. Вертолет, - пояснил Валентин.

- Мы его хорошо спрятали, - с улыбкой кивнул боевик в сторону разлапистого вяза, где, опустив устало лопасти, покоился Ми-8.

Солдату было лет шестнадцать, камуфлированная форма болталась на нем, как на шесте, сильный акцент и услужливость выдавали жителя глухого, отдаленного аула. - Его наши джигиты охраняют.

Валентин отошел от землянки и встал под густую ветвистую шелковицу с ярко-зеленой только что распустившейся листвой. Тихий вечер, воздух, насыщенный медвяными запахами, могучая шелковица, от которой веяло умиротворяющим спокойствием, разогнали его невеселые думы. Все складывалось не так уж плохо, пришел он к заключению. Оставаться у Дудаева никто его не неволит, и он вправе отказаться везти сюда оружие, если Абдулла вздумает ему предложить это. Не такой Нагиев человек, чтобы подставить под удар друга. А война здесь, в Чечне, долго не продлится. Блиндажи и доты дудаевцев, несомненно, мощные, но против современной техники они не устоят, в этом убеждал опыт Афгана. Там действовала многочисленная армия, а здесь лишь разрозненные банды. На этот, к слову, гарнизон, хватило бы десантного батальона. Почему Тихомиров так пассивно и бездарно ведет войну? И Тихомиров ли виноват? А Грачев? Как-то Валентин слушал его выступление по радио. Даже по невнятным намекам можно было понять, что ему кто-то мешает, связывает руки. А кто может мешать министру обороны?! Что-то слишком много в этой войне непонятного...