Исключительные

Итан зарядил проектор, потом погасил свет.

– Смотри, – сказал он, – сейчас я тебе покажу содержание правой стороны моего мозга. С левой стороны, видимо, просто мертвая ткань. С самого раннего детства я лежу по ночам в кровати и представляю себе мультфильм, который крутится у меня в голове. Вот начало: есть на свете такой застенчивый одинокий мальчик по имени Уолли Фигмен. Он живет с родителями, которые вечно ссорятся, просто ужасные люди, и он свою жизнь ненавидит. Поэтому каждый вечер, когда он, наконец, остается один в своей комнате, он достает из-под кровати обувную коробку, а внутри этой коробки – крохотная параллельная вселенная под названием Фигляндия.

Он взглянул на нее.

– Рассказывать дальше?

– Конечно, – сказала она.

– И вот как-то ночью Уолли Фигмен и в самом деле обнаруживает, что может войти в обувную коробку; тело его уменьшается, и он шагает в этот маленький мир. И теперь этот пацан уже не какое-то ничтожество – он управляет целой Фигляндией, он тут главный. Все рассчитывают на него, смотрят на него, он занимается всеми аспектами жизни на планете. Политикой. Войнами. Расовыми проблемами. Музыкой. Криминалом. В Фиговом доме – это где президент живет – сидит продажное правительство, и Уолли должен навести порядок. Идею ты поняла, думаю. А может, и нет.

Жюль начала было отвечать, но Итан продолжал сбивчиво говорить.

– В любом случае такова Фигляндия. Не знаю даже, почему хочется тебе это показать, но хочется, ну и вот, – сказал он.

– Вечером в вигваме мне просто пришло в голову: не исключено, что у нас с тобой есть нечто общее. Восприимчивость, что ли. И, может быть, тебе это понравится. Но предупреждаю: может и очень, очень сильно не понравиться. Так или иначе, будь честной. В каком-то смысле, – добавил он с нервной усмешкой.

На покрытой простыней стене возник мультфильм.

«ФИГЛЯНДИЯ», промелькнули начальные титры, и гротескные персонажи начали скакать, хлопать и тарахтеть, причем все говорили голосами, немного похожими на голос Итана. Поочередно представали червеобразные, фаллические, плотоядные и очаровательные обитатели планеты Фигляндия, а сам Итан в ярком свете проектора выглядел трогательно безобразным, поскольку беззащитную кожу его руки испещряла своя уродливая дерматологическая анимация. На Фигляндии персонажи ездили на троллейбусах, играли на аккордеоне на углах улиц, а некоторые врывались в отель «Фигменгейт». Была даже фигляндская версия «Лесного духа» – летний лагерь «Лесной фигмент», куда съехались младшие версии тех же самых героев мультфильма. Жюль смотрела, как они разводят костер, а затем разбиваются на парочки и совокупляются. Ее смущали их толчки и подергивания, а разлетающийся вокруг них в воздухе пот вроде бы символизировал напряжение, но чувство стыда сразу же закрасил благоговейный трепет. Не удивительно, что Итана здесь, в лагере, любили. Он гений, теперь она это видела. Мультик закончился, и на бобине зашелестела пленка.

– Боже, Итан, – сказала ему Жюль. – Потрясающе. Необыкновенно.

Он повернулся к ней, лицо его явно сияло. Для него это был важный момент, но она даже не поняла почему. Невероятно, ее мнение, похоже, его волнует.

– Ты правда думаешь, что это хорошо? – спросил Итан. – Не просто с технической точки зрения хорошо, потому что так делают многие, видела бы ты, что умеет старина Мо Темплтон. Он был как бы почетным членом девятки диснеевских стариков, ты это знала? Фактически десятым стариком.

– Наверное, я выставлю себя дурой, – сказала Жюль, – но я не знаю, что это значит.

– Да ничего, тут никто этого не знает. С Уолтом Диснеем над его классическими картинами – типа «Белоснежки» – работали девять аниматоров. Мо подключился поздно, но явно принимал большое участие. С тех пор как я начал сюда приезжать, он каждое лето учит меня всему – действительно всему.

– Это заметно, – сказала Жюль. – Мне нравится.

– Все голоса я тоже озвучивал, – добавил Итан.

– Я так и поняла. Это можно было бы показать в кинотеатре или по телевизору. В целом чудесная вещь.

– Я так рад, – отозвался Итан.

Он просто стоял перед ней, улыбающейся, и тоже улыбался.

– Вот видишь, – голос его стал тише, от волнения он слегка охрип. – Тебе нравится. Жюль Хэндлер это нравится.

Ей было приятно слышать произносимое вслух странное имя и осознавать, что оно стало звучать для нее гораздо роднее прежнего глупого «Джули», но тут Итан совершил самый поразительный поступок: уткнулся в нее своей большой головой, подался вперед грузным телом, плотно прижался к ней, словно бы повторяя все ее контуры. Рот его впился в ее губы; она уже знала, что от него пахнет травкой, но вблизи запах был гораздо хуже – грибной, лихорадочный, перезрелый.

Она отдернула голову и сказала: «Погоди, зачем?» Наверное, он счел, что они на одном уровне – он здесь популярен, но все же полноват; она никому не известна, кудрява и скромна. Они могли бы объединиться, могли бы сплотиться. Их примут за пару, в этом есть и логический, и эстетический смысл. Хотя она высвободила голову, он еще прижимался к ней всем телом, и именно в тот момент она ощутила, какая это груда, – «куча угля», могла бы она сказать другим девчонкам в своем вигваме, вызывая смешки. «Как там называлось это стихотворение в школе – “Моя последняя герцогиня”? – сказала бы она им, ведь это, по крайней мере, подчеркнуло бы, что кое-что она знает. – А тут был “Мой первый член”». Жюль отодвинулась на несколько дюймов от Итана, чтобы ни одной частью тела с ним не соприкасаться.

– Мне очень жаль, – сказала она.

Ее лицо пылало и, должно быть, покрывалось красными пятнами.

– Да ладно, забудь, – резко бросил Итан, и тогда она увидела, что выражение лица у него стало совсем другим, будто он решил переключиться в режим ироничной самозащиты.

– Тебе не о чем жалеть, – сказал Итан. – Думаю, соображу, как жить. Как не покончить с собой из-за того, что ты не захотела со мной сосаться, Жюль.

Она ничего не ответила, просто опустила глаза и стала рассматривать свои ноги в желтых сабо на пыльном полу мастерской. На мгновенье ей показалось, что сейчас он в бешенстве развернется и бросит ее здесь, и придется пробираться обратно сквозь деревья в одиночку. Жюль представила себе, как спотыкается об обнаженные корни, и в конце концов только мощный фонарь Гудрун Сигурдсдоттир поможет отыскать ее в чаще, где она будет сидеть, прислонясь к дереву и дрожа. Но Итан тихо сказал:

– Не хочется ерундой страдать из-за этого. Так бывает, с незапамятных времен одни люди отвергают других.

– Ни разу в жизни никого не отвергала, – порывисто ответила Жюль. – Впрочем, – добавила она, – ни разу и не соглашалась. То есть никогда так вопрос не стоял.

– Ну да, – сказал он.

Он оставался рядом, пока они вместе лезли по холму обратно. Когда забрались наверх, Итан повернулся к ней. Она ожидала, что еще раз натолкнется на его иронию – может, даже в новой, озлобленной версии. Но вместо этого он произнес:

– Вот ты не хочешь этого делать со мной, а причина, может быть, вовсе не во мне.

– В каком смысле?

– Говоришь, ни разу не отказывала и ни разу не соглашалась, – сказал он. – Ты на сто процентов неопытна. Поэтому, может быть, просто нервничаешь. Твоя нервозность может скрывать твои истинные чувства.

– Думаешь? – спросила она в сомнении.

– Может быть.

– Иногда такое бывает с девушками, – прибавил он, явно преувеличивая свою житейскую осведомленность. – Так что у меня к тебе предложение.

Жюль слушала, не перебивая.

– Подумай еще, – сказал Итан. – Проводи со мной больше времени, и посмотрим, что из этого выйдет.

Просьба была вполне разумной. Она могла бы проводить больше времени с Итаном Фигменом, обкатывая мысль, не стать ли с кем-то парой. Итан был особенным, ей действительно нравилось, что он ее выделяет. Он гений, а для нее это многое значит, понимала она. И согласилась подумать еще.