Страница 11 из 13
Что касается Учредительного Собрания, то здесь омский СВР был категоричен: «Правильный состав Учредительного Собрания в настоящее время невозможен. Избранные в него большевики и левые социалисты-революционеры сами себя из него исключили. Польша не пришлет своих представителей, Кавказ и Украина также… Губернии с властью большевиков в состоянии дать лишь часть своих членов Учредительного Собрания. Тем не менее Всероссийская власть должна быть организована при участии членов Учредительного Собрания, кои могут быть по условиям переживаемого момента созваны. В создании этой власти должны принять участие представители общероссийских политических партий, стоящих на государственной точке зрения, а также представители местных, образовавшихся по ходу свержения советской власти, временных правительств».
Завершали обращение тезисы о «народоправстве», о демократическом самоуправлении: «Восстановление русской государственности на основах народоправства», «установление органов местного самоуправления, образуемых на основе всеобщего избирательного права», «доведение страны до Всероссийского Учредительного Собрания на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования».
Показательно, что омские социалисты (в составе отдела СВР) выступили в роли защитников аппарата Временного Сибирского правительства от «посягательств» Директории, хотя во время конфликта между правительством и Областной Думой поддерживали последнюю, обвиняя Административный Совет в «реакционности» (правда, один из основателей СВР А. А. Аргунов считал, что омский отдел не имел никакого права связывать себя с «подлинным» Союзом Возрождения). В этом отношении важен выпущенный омским СВР бюллетень, содержавший оценки Директории. Омский отдел СВР, Правление Совета съездов всесибирских кооперативов, омская группа Трудовой Народно-Социалистической партии, Всероссийский Совет съездов торговли и промышленности, Атаманская организация РСДРП «Единство», омский комитет кадетской партии и омская группа социалистов «Воля народа» выразили объединенную позицию «общественности» (эти же группы вошли в состав «Омского блока»). Приветствовалось решение Директории переехать в Омск, отмечалось, что «в сибирской окраине заложены прочные основания государственного строительства» и нужно «укрепить ту систему военного и гражданского управления, которую практиковало Сибирское правительство». Директорию предупреждали от попыток сохранить деятельность Областной Думы, состав которой «не отвечает ни принципам народоправства, ни реальному соотношению общественных сил». Напротив, «разгорающаяся война за освобождение Отечества» требует «подчинить этой великой цели все другие задачи», и тогда, когда «воскресает надежда на народоправство в России, необходимо проявить политический аскетизм в настоящем». В заявлении «Всесибирской кооперации» выражалась уверенность, что в условиях конфликта Думы и правительства. Директория «не станет на сторону Думы», «преследующей личные интересы, а не государственные», а поддержит Временное Сибирское правительство, создавшее «административный аппарат, который, немного медленно, но зато верно, шаг за шагом, ведет нас к воссозданию России». Группа омских энесов отмечала, что «русской демократической власти, как и всей государственной демократии, надо резко отмежеваться от тех партийных слоев, от тех политических настроений… в которых государственное предательство и национальный развал до сих пор находят себе богатую почву». Наконец, Атаманская группа РСДРП «Единство» заявляла о «поддержке только такого правительства, которое будет бороться с анархией и антигосударственной работой некоторых политических партий». «Ликвидация Сибирской Областной Думы… полное недопущение вмешательства в дела правительства Съезда членов Учредительного Собрания (в противном случае к Съезду должны быть применены репрессии) … ликвидация политических партий и печати, ведущих борьбу с обороной страны и сеющих анархию в стране… недопущение к участию в общественных и профессиональных организациях большевиков и членов поддерживающих их партий» – вот требования омской рабочей организации.
Явный намек в отношении недопустимости контроля за исполнительной властью со стороны Съезда членов Учредительного Собрания содержали тезисы омских «воленародовцев»: «Никакие суррогаты представительных учреждений… не должны притязать ни на какую роль в государственном управлении, а тем более на контроль над действиями Верховного Правительства, которое, обладая в данный исторический момент всей полнотой суверенной власти, обязано дать отчет в своих действиях лишь перед органом подлинной народной воли». Несомненно, на позицию омских политиков повлияло своеобразное понимание приоритета «деловых» качеств Сибирского правительства перед «партийно-политическим» составом Директории, что нашло отражение в пункте обращения СВР о «полной деловой независимости» создаваемого аппарата исполнительной власти. Так или иначе, но недостаточная поддержка Директории со стороны СВР и родственных ей организаций сыграла немаловажную роль в процессе прихода к власти «единоличного диктатора».
Но помимо «официальной» оппозиции, со стороны зарегистрированных в Омске общественных организаций нельзя не заметить участия в подготовке «переворота» «неформальных» групп сибирской «элиты». Своеобразным продолжением традиций «каргаловского кружка» стала деятельность политического салона М. А. Гришиной-Алмазовой, супруги отставного военного министра, вынужденного выехать на Юг осенью 1918 г. По оценке одного из участников «переворота», начальника разведотдела штаба 2-го Степного Сибирского корпуса капитана И. А. Бафталовского, «все чего-то ждали, хотели каких-то перемен, таили в душе мысли о преступной деятельности власти, но никто не решался смело и честно сделать первый шаг в направлении ее свержения. Первая смелая мысль по этому волнующему вопросу была брошена в салоне мадам Гришиной-Алмазовой… с течением времени этот гостеприимный и уютный салон становится интимным политическим центром, объединяющим военные и политические течения правого оттенка. Здесь можно было встретить членов Сибирского правительства с министром финансов И. А. Михайловым во главе (примечательный факт. – В.Ц.) представителей Ставки, генерала А. И. Андогского (начальник Николаевской военной академии. – В.Ц.), видных политических и общественных деятелей и доблестных молодых офицеров, тянувшихся в этот Русский дом в надежде найти исход из «политической волчьей ямы», в каковую увлекали Сибирь национальные предатели».
Сущность омских политических салонов довольно верно отметил занимавший при Колчаке должность генерала для поручений генерал-майор М. А. Иностранцев: «В самом Омске, скорее всего, господствовало правое и даже монархически-реакционное (политическое настроение. – В.Ц.). Было несколько салонов, в которых, как и подобает, главными действующими лицами являлись или женщины, или офицеры, преимущественно из кавалерии и казаков, считавшие, что никакой революции в России не было, а был военный бунт, который не был подавлен лишь вследствие слабой власти, растерянности и преждевременного, как они полагали, отречения Императора от престола. Все эти элементы держали себя вполне по-старому, открыто смеялись над демократическими идеями и учреждениями и зачастую не стеснялись открыто высказывать мысли о необходимости полного возвращения к старому порядку. Но это были… большей частью наносные из Европейской России элементы или же офицеры Сибирского и других казачьих войск». Характеристику настроений салона Гришиной-Алмазовой вполне дополняет факт убийства на одном из вечеров офицера, якобы за оскорбительное поведение во время исполнения гимна «Боже, Царя храни».
«Смелый и решительный план переворота, зародившийся в головах кучки патриотов, – продолжал Бафталовский, – начал медленно осуществляться в своих подготовительных работах и действиях; детальную разработку этого акта, с технической стороны, взяли на себя: генерал Андогский, первый генерал-квартирмейстер Ставки – полковник Сыромятников и прибывший из Добровольческой армии полковник Лебедев. К ним присоединились в качестве помощников представители Штабов: Сибирской Армии – капитан Буров и 2-го Степного Сибирского корпуса – капитан И. А. Бафталовский. Финансирование государственного переворота взял на себя министр финансов Михайлов, который действительно выдавал щедрой рукой необходимые средства». То, что из членов правительства наиболее активную роль в низложении «уфимской группы» суждено было сыграть именно Михайлову, подтверждалось его негативным отношением к возникновению Директории, к работе Уфимского Государственного Совещания. Но называть его категоричным сторонником «правых» взглядов неправомерно. Его сотрудничество с эсерами, участие в работе Челябинского Совещания показывало, что он был сторонником единоличной власти с обязательной опорой на общественную поддержку, а не власти узкопартийной, на которую, как считалось, опиралась Директория.