Фальшивый наследник

  Упрямиться дальше было бессмысленно, если этот мужчина чего то решил, то назад по любому не отступит, буду собираться. Хотя, легко сказать: "Собирайся". За прошедшие дни я даже не удосужился просмотреть содержимое шкафа и комода, и понятия не имею, что оттуда можно взять. Но когда начинать разбираться с ними, всё равно надо. Заметив моё робкое движение в сторону самой габаритной мебели данного помещения, Линт одёрнул меня, спокойно сказав:

  - Все твои вещи уже давно на корабле. Слуга твой ещё ночью постарался, так что по этому поводу можешь не беспокоиться.

  - Вот, как? И когда это он только успевает всё делать? - удивляясь проворству приставленного ко мне парня, спросил я.

  - Работа у него такая, чтобы всё успевать - поставил меня в известность более опытный товарищ и о чём то вспомнив, добавил: - Но он унёс только самое основное. Если хочешь с собой прихватить ещё какие то мелочи, собирай их быстрее.

  - Мелочи? - в тон ему, спросил я.

  - Ну да. Мало ли чего может понадобиться в дороге.

  - Конечно хочу! Ещё бы я не хотел! Возьму бритвенный станок, парочку гаджетов, пяток весёленьких книг, на случай внезапного отключения электричества на пароходе. Да мало ли чего можно взять из огромного и привычного разнообразия предметов, хранящихся в доме любого моего современника - подумал я, но в слух сказал коротко и твёрдо: - Нет, больше мне ничего не понадобится.

  Увиденный мной возле причала кораблик, с готовыми к отплытию гребцами, действительно можно было так пренебрежительно именовать. Длина этого средства передвижения по воде составляла не более семи метров, ширина три с половиной, четыре, хлипкая мачта в состоянии разместить на себе парус достаточный лишь для небольшого ускорения и то при резком, порывистом ветре, а количество гребцов, сидящих по бортам, могло обеспечить ему уверенную, но короткую прогулку по морю, но никак не длительный переход меж двух берегов. Несмотря на это, моего спутника все эти "мелочи" не заботили и не смущали, он лихо вбежал по узкому трапу на корму судна, дождался моего неуверенного подъёма на борт этого чуда-корабля и тут же громко, и коротко отдал распоряжение команде на отплытие, не дав мне не единого шанса на то, чтобы передумать, и пока не поздно спрыгнуть с него обратно.

  Позавтракать на берегу нам не удалось, но старый лис Линт и здесь всё предусмотрел. Проконтролировав выход парусно-гребного судна в открытое море и убедившись в правильности выбранного курса рулевыми, командир экспедиции одобрительно кивнул головой стоявшему неподалёку служке и тот, тут же принёс приличный для данной ситуации завтрак, не успевший даже остыть со времени его приготовления. От предложенного вина я предусмотрительно отказался, знаю уже, как оно действует на моё душевное самочувствие. Зато на мясо, овощи и фрукты, налегал крепко, понимая, что в ближайшее время всё это изобилие может быстро кончиться.

  - Так, о чём ты мне собирался рассказать? - спросил я Линта, ощутив определённую тяжесть в желудке и заметив на его лице вполне объяснимое умиротворение.

  - О многом - со вздохом ответил он, прекратив жевать мясо. - Ты же практически ни чего про нас не знаешь. Да и откуда мог, если и про саму Тартумию стали забывать.

  - Так расскажи, время позволяет. Если я всё правильно понимаю дорога у нас не близкая?

  Хотя мы и плыли вдоль берега, на расстоянии примерно в полу километре от него, но что то мне подсказывало, что прогулка наша завтра не закончится.

  - Время есть и обстановка располагает - подтвердил Линт мои предположения. - Сейчас доем, соберусь с мыслями и расскажу. А ты почему к вину не прикасаешься? Опасаешься, чего или не понравилось?

  Рассказчик начал из далека, существовавшего ещё до рождения персонажа, чьё гордое звание, с лёгкой руки Линта, теперь перекочевало ко мне. Он залез в такие дебри, что мне первоначально казалось, будто разговору нашему не будет ни конца не края дней десять, а может и того более. Но заметив на моём лице нескрываемое разочарование и, что уж греха таить, где то даже раздражение, умный собеседник свернул нудную беседу про старину и быстренько перешёл на ближайшее прошлое, где мне кое что было уже известно. Не обращая внимания на повторения, он вновь рассказал о битве за престол, об огромной печали, охватившей весь тартумский народ после поражения истинных хозяев благодатного края, о скитаниях остатков армии вдоль берегов соседей, ещё вчера говоривших о любви и преданности, а сегодня не пускавших потрёпанные суда даже к причалам, своих городов. Смахнув старческую слезу, выступившую у моего собеседника после тягостных воспоминаний, он продолжил повествование и в подробностях поведал о трудном поиске пристанища для солдат, выживших после главной битвы, о не простом решении Атриуса выдвинуться к новому континенту и поселиться там на недавно открытых, но мало приспособленных для жизни, далёких землях. Лишь закончив с этим и не много успокоившись, прямо на глазах ещё больше постаревший, Линт перешёл на проблемы, своим краем задевающие и меня, человека только делающего вид, что всё из рассказанного, ему очень интересно.

  На плохо изученный берег, вместе с Атриусом вышло что то около четырёхсот хорошо вооружённых мужчин разного возраста, звания и социального положения. Военачальников высшего звена среди них насчитывалось всего двадцать шесть человек. Некоторые из которых имели серьёзные ранения, разной тяжести и место расположения, собственно говоря точно также, как и большинство рядовых солдат, командиров среднего, и младшего звена. Однако многие, несмотря на это, горели огромным желанием по быстрее осесть на новом месте, после многомесячных скитаний и приступить к возрождению империи, не обращая внимания на предстоящие трудности, и временную нетрудоспособность. Не все, конечно, кое кто был морально сломлен личным горем до такой степени, что, выйдя на сушу почти сразу же наложил на себя руки, не узрев возможности, на этом диком берегу, обрести былого счастья. Со временем количество высших командиров сократилось ещё больше. Некоторым служакам не удалось победить полученные в бою раны, и они отошли в мир иной, но в отличии от слабых духом эти люди были похоронены с почестями и светлые воспоминания о них у Линта, остаются до сих пор. Те же, кто выжил в непростых условиях первых, самых суровых, месяцев и поборол в себе все сомнения, восстановив былую форму засучили рукава и уверенно приступили к строительству нового государства, с надеждой на то, что оно будет ещё краше прежнего. И вот тогда то, в процессе тяжёлой и непривычной для большинства работы, как всегда это бывает в мужском коллективе, нашлись люди, проявившие себя на новом поприще с наилучшей стороны, показав незаурядные организаторские, творческие и прочие способности, благодаря котором они, в последствии и заняли места тех, кто не справился со своими внутренними терзаниями, и внешними изъянами, поднявшись на самый верх, порой с должности рядового командира обычной коробки. Первые несколько лет вся эта орава, крепких телом и духом, мужчин, упорно занималась тем, что тупо, изо дня в день, отвоёвывала у плотно заросших вековыми деревьями земель своё место под непривычно жарким солнцем. Методы у них были разные, но однозначно действенные. Кто то из вынужденных переселенцев сам, собственными руками, привыкшими держать лишь меч, копьё или лук, валил деревья, рубил сучья и раскорчёвывал участки под застройку среди непроходимых джунглей. Кто то из них нашёл себя в принудительном привлечении аборигенов на тяжёлые работы и в ежедневном контроле за перемещением по стройке, ставших рабами, местных жителей, используя при этом жесткие, а порой и неоправданно жестокие меры. Кому то повезло больше, он, получив в своё распоряжение корабли, выходил в море, где становился обычным пиратом, отчего то именуемым Линтом благородным мстителем. Там эти счастливчики курсировали вдоль торговых путей и атаковали абсолютно все суда, попадающиеся им на пути, не зависимо от их принадлежности, водоизмещения и специфики перевозимых грузов. Пользовались они при этом не своим умением воевать на море, которому взяться в тот период времени было ещё неоткуда, а количественным преимуществом и неожиданным поведением. Пиратство в те годы, как социальное явление, здешним людям было ещё не знакомо. Пополняя, таким неблагородным способом, казну императора, его ослабевший флот и увеличивая количественный состав жителей осваиваемого побережья, они вознесли свой авторитет перед начальством до небывалых высот, встав впоследствии в ряды первых и самых уважаемых приближённых. Так или иначе, но все эти люди, на пятый год строительства новой столицы, позволили будущему городу приобрести свои приблизительные очертания, что дало возможность Атриусу совершить неожиданный, для большинства, манёвр, который он обсуждал с Линтом все эти, пожалуй, самые тяжёлые годы своей, надо прямо сказать, не очень простой жизни. В один погожий, летний, солнечный денёк, зимы на этой широте, как известно отсутствуют напрочь, оправившийся от тяжёлого ранения и восстановивший былое самообладание властелин, собрал всех своих самых преданных и удачливых товарищей, на очередное собрание, где объявил им о своём решении строить новую империю по новому. Своим указом, внук и сын великих Тартумов, постановил, что двадцать два человека, дававшие клятву служить ему верой и правдой до конца дней своих, с этого дня освобождаются от неё и имеют право строить свои, вольные города, практически не подчиняющиеся столице, но обязанные снабжать её материальными благами, в виде внесения в столичную казну определённого количества денежных средств или товарного эквивалента, на сумму равную одной пятой доли от всего, что ими будет выращено или добыто. Решение имело историческое значение и для своего времени являлось достаточно прогрессивным, но особого энтузиазма у большей части будущих баронов не вызвало. Многие из них упорно не хотели покидать насиженные места и вновь, на пустом, заниматься обустройством необжитых территорий. Однако Атриус был твёрд в своём желании всё поменять и пообещал отказникам устроить "кузькину мать", в случае неисполнения его приказа, что было равнозначно расстрелу через повешение. Люди знали, что человек этот слов на ветер не бросает и если чего то пообещал, то выполнит это непременно. Подействовало, хотя первые годы строительства нового мира, многие не по разу, настойчиво просились обратно, под крыло своего горячо любимого и безмерно уважаемого господина, но он был непреклонен и каждого из просителей отправлял обратно, за что они ему сейчас, в ножки кланяются. Дойдя до этого, переломного момента в новейшей истории Тартумии, Линт сделал перерыв, обосновав его крайней усталостью языка, молотившего почти без перерыва не менее четырёх часов к ряду и заботой о моём драгоценном здоровье.