Lurk

Она опережает его и первой разбивает хрусталь немой тишины.

— Ты можешь идти.

Они стоят перед входом в ее комнату. Лидия не оборачивается, стоит спиной, все так же непозволительно близко. Лица не показывает, голос не дрогнет, спина прямая, а в ее интонации — хлесткое безразличие. Мартин взяла себя в руки. Она всегда это умела.

— Я останусь с тобой, Лидия.

Ее имя ему почему-то нравится произносить. И эти слова — гораздо больше, чем «я люблю тебя», гораздо громче, чем крик, гораздо откровеннее, чем признание в чем-то отвратительном.

— Нет, Стайлз. Тебе лучше уйти.

— Я хочу остаться с тобой, — последняя попытка. Теперь — на тон ниже, Стайлз приближается к ней, практически нависает над ней. — Я не оставлю тебя одну.

— Я хочу побыть одна.

Никаких эмоций. Она молча открывает дверь своей комнаты, проходит внутрь и… захлопывает дверь за собой. Прямо перед носом Стилински. Грубо. Жестко. И никакой тебе благодарности. Никакой признательности. Стайлз делает вдох, а потом забывает как дышать. Внутри появляется что-то типа пластины, которая не пропускает воздух. Стайлз делает еще один вдох, закрывает глаза и решает взять себя в руки. Он списывает все на шок и травму, а потому разворачивается и направляется к выходу.

Он идет вперед, с каждым шагом ему все труднее и труднее дышать. Навязчивая мелодия из далекого шестьдесят девятого звучит в голове, пространство вокруг кружится, и когда Стайлз выходит на свежий воздух — он задыхается от обилия кислорода. Он чувствует поводок на своей шее, и каждый раз Лидия натягивает его, заставляя Стилински испытывать собачий кайф — задыхаться и задыхаться, пьянеть и пьянеть, воспринимая мир как галлюцинацию.

Стайлз будет очень рад, что когда (если) он отойдет от этого дурмана — он не будет помнить свою огненно-холодную грезу.

Комментарий к Глава 2. Зыбучие пески.

* The Stooges –I Wa

========== Глава 3. Головокружительно! Отвратительно. ==========

1.

На следующий день Лидия уже гордо шествовала по коридорам школы, и Вселенная будто и не заподозрила о том, что случилось на песчаной отмели. Пески поглотили случившееся, не позволяя ему вырваться наружу. Тайна осталась тайной. Мартин вынесла самый первый, наверное, жизненный урок — никогда не оглядываться назад. Нельзя смотреть на тех, кто остался позади.

Нельзя оборачиваться и возвращаться во вчерашний день.

Стоит просто идти вперед.

Она шла прямиком к своему шкафчику, пока остальные вроде бы и замечали изменения в ее взгляде, но не могли понять их природу.

Когда она подошла к шкафчику, то почувствовала его — его — руки на своей талии и тут же обернулась. Она вспомнила минувший вечер, вспомнила поддержку Стилински и его молчаливое: «С тобой все будет хорошо, только позволь мне заботиться о тебе». Она вспоминала тот автобус, то тепло и то спокойствие, в котором так сильно нуждалась.

Вспомнила, но все же нырнула в объятия Эйдана снова.

Второй урок, который вынесла для себя Лидия — надо уметь прощать. Ошибаться может каждый. И пусть она не перед кем не провинилась так, чтобы быть настолько великодушной, она решила пойти на компромисс. В конце концов, ей комфортно с Эйданом, и одна его оплошность ничего не меняет.

Лидия повернулась к парню, тепло ему улыбнулась, заранее зная, что такие вот ссоры заканчиваются примирительным сексом в кабинете тренера. Или в кабинете психолога. Или еще где-нибудь. И нет, Мартин не испытывала к себе отвращения, не испытывала отвращения к Эйдану и вчерашнему его поступку, она просто перешагивала и шла вперед.

Она улыбается, вглядываясь в глаза Эйдана, отмечая про себя лишь то, что молчание Стайлза было другим.

А потом она хватает Эйдана за руку и ведет прямиком к подсобке, выкидывая из памяти все ненужные мысли. Она слишком хороша для депрессий и меланхолий.

И она слишком хороша для Стайлза.

Девушка затаскивает своего горе-любовника в маленькое, тесное пространство, которое тут же начинает будто сдавливать. Дверь за спиной захлопывается — путей для отступления не остается. Лидия оборачивается, глядит на Эйдана, а потом целует. Целует так, что Эйдан ощущает боль, от которого подскакивает давление. Лидия прижимается, обвивает руками плечи и дарит всю себя, затирая события минувшего вечера.

Лидия целует, и это восхитительно.

У Лидии — теплые руки, которые прикасаются к возбужденному члену через ткань джинс, и это возбуждающе.

Лидия позволяет себя раздеть, и это невероятно.

Эйдан чувствует, что не может контролировать ситуацию, и Лидия нужна ему прямо сейчас. Если Мартин забывает о том, что случилось на песчаной отмели, то Эйдан и подавно. Он просто прикасается к совершенному телу девушки, прикасается к той хрупкости, которую вчера по неосторожности разбил, а сегодня залатал.

(Ему хватило пары смсок, букета цветов и сухих извинений — это так, по секрету).

Он прикасается к Лидии — и весь мир остается где-то за границами вселенной.

Эйдан усаживает Мартин на стол или еще какую-то поверхность, умело располагаясь между ее ног. Примирительный секс делает любой контакт более чувственным и страстным. Лидия снова прижимается, впиваясь в губы так, словно хочет растерзать их до крови, словно ей мало…

Она тянется к ремню, расстегивает его, оставляя засос на шее, словно клеймо, которое уже через секунду исчезает. Мартин не расстраивается, снова припадает к коже и в это время умело — почти профессионально, как отмечает про себя Эйдан — расправляется с ремнем. Пряжка лязгает, добавляет своеобразный шарм к мелодии сбитых дыханий.

Штаны падают, и парень хватает Лидию за бедра, приближая ее к себе.

А потом кто-то нагло отворяет дверь, и в пространство врывается свет, шум, чужие взгляды и Стайлз-мать-его-Стилински.

Он хватает Эйдана за шиворот и с какой-то нечеловеческой силой отталкивает его от Мартин. Парень путается в штанах, падает на пол, пока рядом возле двери начинают собираться зеваки. Лидия спрыгивает со стола, быстро оправляет юбку, и кричит то ли: «Нет», то ли: «Прекрати», то ли: «Стайлз!».

Стайлз хватает соперника за шиворот и вытаскивает его в школьный коридор, а потом склоняется над ним и замахивается.

Эйдан обескуражен во второй раз — со спущенными штанами на глазах у всей школы он просто со спокойствием принимает удар, не пытаясь даже защититься, не то что отбиться.

— Стайлз! — кричит Мартин откуда-то издалека. Стилински чувствует ярость, которая клокочет, дробя ребра и разрывая кожу по шву. В ушах — шум, а крики, требующие продолжения, сливаются в хаотичную дисгармоничную музыку. Кровь горячими каплями жжет кожу, и Стайлз наносит еще два удара прежде, чем кто-то хватает за плечи и оттаскивает в сторону.

— Успокойся, Стайлз! Ты меня слышишь?! — хватка у Скотта крепкая, Стилински не может из нее вырваться, но пытается, сжимая кулаки. Он видит, как Лидия припадает возле Эйдана, помогая ему подниматься и с сочувствием на него смотря.

— Отпусти! — он вырывается и пытается снова ринуться в драку. Эйдан натягивает штаны, а Мартин рассматривает его разбитое лицо, словно и не замечая образовавшейся вокруг толпы.

— Да что ты с собой делаешь, Лидия? — ее имя вылетает из его уст с пренебрежением и злобой. Мартин переводит взгляд на Стилински — уничижающий и агрессивный, но в тоже время так и молящий: «Не проболтайся». Стайлз перестает вырываться, но Скотт все еще его не отпускает.

— Он же! Он же не ценит тебя, — процеживает сквозь зубы, а Эйдан уже тем временем готовится взять реванш. Лидия держит его за руку.

Лидия. держит. его. за руку.

Его.

За руку.

— Не лезь не в свое дело, Стайлз, — она не повышает тон голоса, демонстрирует лишь свое пренебрежение, свою обиду, свое неодобрение. Стилински чувствует учащенное сердцебиение и ярое желание уничтожить и Эйдана, и щенячью привязанность Мартин и себя вместе с ними заодно.

— Стайлз, пойдем, — Скотт пытается увести Стилински. Скотт благоразумен, он поступает так, как поступает настоящий друг. Но в эту самую минуту Стайлз готов променять лучшего друга на просто хорошего приятеля, который поддержал бы его стремление избить этого ублюдка до потери сознания.