Lurk

И Кира такая доступная, такая податливая в его руках, что от этого сводит низ живота. Стайлз вспоминает тот свой неудачный сон с Лидией, и внезапно ему хочется стереть ее из своих мыслей, хочется наложить на те воспоминания новые.

Все зашло слишком далеко. Кира права — эту привязанность нужно лечить. И Стайлз начинает прямо сейчас. Он прижимает к себе девушку, впиваясь в ее губы, так отчаянно будто хочет сказать: «Мне это необходимо сейчас, не отталкивай меня». Она и не отталкивает. Она обнимает за плечи и прижимается практически вплотную. Они оба понимают, что эти поцелуи намекают на продолжение, что кокаин в крови заставляет забыть о средствах предохранения, а горькое одиночество заставляет их обоих найти спасение друг в друге.

И, черт возьми, это правильно. И всемогущий боже, это приятно!

До дрожи приятно.

4.

Лидию накрывает еще во время семейного ужина. Она вначале не придает этому значение — ну бросает ее в жар, и бросает, что в этом такого? А потом она понимает, что не может просто есть, что до боли сводит колени и совершенно не слышит слов матери. Дыхание становится все труднее контролировать, а в голову лезут совершенно неприличные картинки.

В этих картинках она на заднем сиденье машины, и, несмотря на холодный вечер, ей жарко так, что кажется, будто плавится кожа. И руки — его руки — делают с ней что-то невообразимое.

— Спасибо, мам, мне нужно позвонить Эллисон. Я совершенно забыла про реферат на завтра, — она даже удивлена, что ей удается построить такие длинные предложения, но эта мысль мгновенно улетучивается. Лидия подрывается с места и со всех ног бросается в свою комнату, держась за живот. Она даже не знает, куда ей бежать — в ванную или в свою комнату. Ее мозг отключается, она забывает, о чем думала пару минут, и ей кажется, что она испытывает что-то среднее между алкогольным опьянением и сильной усталостью.

Девушка захлопывает за собой дверь и бросается в ванну. Она дрожащими руками включает воду, и следом за этим с ее губ срывается стон, крик — или как там называется тот звук, который вырывается из грудной клетки спонтанно? Лидия медленно оседает возле ванной, вода шумит, а Мартин закрывает глаза.

Она уже не здесь. Она в машине на заднем сиденье, и она совершенно не помнит, как приехала сюда и что это за место. Впрочем, анализ местности тут же обрывается, потому что кто-то целует ее. Целует непозволительно глубоко и страстно. Целует так, как никто не целовал — с болью, с каплями ненависти и вполне ощутимой благодарностью. Лидия ощущает сильные мышцы под своими пальцами, прикасается к выпирающим венам, вонзается зубами в обнаженное — до боли знакомое — плечо и слышит ответный стон. Она делает глубокий вдох, когда ощущает прикосновения. Такие желанные для них обоих прикосновения — к внутренней стороне бедра. Черт возьми, это почти больно, почти совсем невыносимо.

Она открывает глаза и видит перед собой недоуменной взгляд. Его недоуменный взгляд.

В следующую секунду ее выкидывает, Лидия открывает глаза и оказывается на полу в собственной ванне. Она вспотела, она хлопает глазами, пытаясь снять наваждение.

Это не реальность.

И это не иллюзия. Все по-настоящему.

Девушка медленно поднимается и опирается руками об умывальник. Она настраивает холодную воду и умывается. Ей хочется перестать думать о том, насколько ей приятно было пару секунд назад. Это было что-то необычно — чувство опасности и страсти. Словно у них слишком мало времени, словно кто-то за ними подглядывает, но вместе с тем им так хочется этого воссоединения, что они не могут пренебречь несколькими минутами.

Сумасшествие.

И Лидия понимает одно: та машина, тот Стайлз, который касался ее — это все реально. Он с какой-то другой девушкой, но его сознание рисует ее, Лидию. И постепенно их связь стала такой сильной, что она увлекла и саму Мартин.

Лидия взглянула в свое отражение в зеркале. Она понятия не имела, зачем это делает, но решила, что впервые подпишется на опрометчивость.

Она выключает воду и опять садится на пол, опираясь о ванну и закрывая глаза. Она понятия не имела, как правильно медитировать и очищать свой разум от посторонних мыслей, как концентрироваться на чем-то нематериальном.

Она не знала.

Но ей хватило секунды, чтобы снова оказаться на заднем сиденье той машины.

Стайлз уже не осмысливал случившееся пару минут. Он наслаждался Кирой в своих объятиях, которая восседала на нем и была такой легкой и желанной. Она позволяла ему лидировать, направляла его, ликвидировала возможные паузы и заминки. Кира словно решила стать его наставником во всем. И Стайлз быстро усваивал ее уроки.

Но ровно до того момента, как он вновь увидел перед собой Лидию. Он даже не знал — реальность это или просто состояние кайфа, но взгляд Лидии трудно было спутать с чьим-либо еще.

— Что такое? — надорванный голос Киры доносится откуда-то издалека. И Стайлз даже сплетает какие-то слова в жалкое оправдание. Он смотрит на Лидию, такую реальную Лидию и боится опустить взгляд.

А потом в этом отпадает необходимость, потому что Мартин никнет к нему и целует его. Ее поцелуи совершенно другие — более чувственные, менее требовательные. Стайлз не знает, кто двигается на нем — Кира или Лидия, но он знает, что обнимает Лидию. Она там, за третьим барьером его разума, ковыряется в его воспоминаниях, проникая в самые сокровенные тайны и желания.

С его губ срывает что-то вроде:

— О, черт!

Слышит смех Киры, но опять же издалека. Впрочем, он очень скоро обрывается. Когда Стилински закрывает глаза, когда эти болезненные фрикции продолжаются, а тело пробивает озноб в очередной раз — он снова видит Лидию. Как тогда, в их общем сне — живую, настоящую, страстную. Теперь это их общая реальность, теперь они в мыслях друг друга, и пусть не физически, но ментально они запредельно близки. И в этот раз все намного смелее — требовательные прикосновения, страстные поцелуи и внимательные взгляды, словно они стараются узнать реакцию, понять степени реальности происходящего, попытаться запомнить друг друга.

Все отошло на второй план. Киры не стало.

Стайлз перекидывает любовницу на спину, нависая сверху. Он даже не понимает, откуда в нем столько энергии и страсти, он просто старается увеличить темп до максимума, старается прижать ее руки к сиденью, чтобы хоть как-то взять ее под свой контроль. Не получается. Она вырывается, вцепляется в его плечи, издает полустон-полурык и потом губами припадает к его шее. От этого на мгновение сводит мышцы — Стайлз замедляется. Он просовывает руку под ее поясницу, прижимает к себе. Обнаженная грудь касается его грудной клетки.

И как дышать? Стайлз не помнит.

Лидия в его сознании смелая и дерзкая, словно бросает ему вызов: «А сможешь ли ты меня обуздать?». Может. Он касается ее подбородка, заставляя отвести голову назад. Тут же припадает к ее шее, желая оставить засос — отметину, благодаря которой завтра убедиться, с кем же он все-таки был: с Кирой или Лидией.

Она впивается ногтями в его плечи, оставляет продольные царапины, повышает тонус и градус. Стайлз не помнит себя, своих недавних желаний: ему хочется, чтобы происходящее было реальностью. Ему хочется, чтобы это не было очередным сном.

А потом его сознание снова очищается, потому что последние несколько фрикций приводят его и ее к финалу одновременно. Перед глазами темнеет, тело наполняется приятно-болезненной истомой, и Стайлз прикусывает язык, чтобы имя Мартин не слетело с его губ.

Ему хочется видеть перед собой Лидию, но ее выкинуло, их ментальная связь прервалась. Под собой Стилински видит Киру, с немного потрескавшимся фарфоровым безразличием — теперь она даже будто удивлена, словно оценила Стайлза по-новому.

Он медленно поднимается. Для них двоих тут слишком мало место, и обнаженная Кира — после обнаженной Лидии — теперь кажется ему не такой совершенной.

— Мне нравится твой джип, — улыбается она, не спеша хоть как-то прикрыться или подняться. Она распластана, одета, она шикарна и отвратительна, доступна и недосягаемая, своя и в то же время чужая.