Lurk

— Что ты думаешь о «Плацебо»?

— Чушь все это*, — устало отвечает Стайлз. Кира улыбается, а потом выпрямляется и поспешно засовывает свои учебники в сумку, отставляя кофе. Впрочем, Стилински к своему кофе тоже не притронулся.

— Я о песнях Брайена Молко, — поясняет Юкимура. — Очень шикосный парень, повернутый на сексе и наркотиках. Кстати, у меня целый недавний его альбом закачен.

Она поднимается, увлекая за собой Стайлза. Стайлз (от/у)даляется с Кирой, но Лидия не смотрит им больше вслед. У нее самой аппетит пропал. И почему тогда на песчаной отмели случилось то непоправимое: не поведи себя Эйдан как мудак — может, сейчас Мартин и не обращала бы внимание на Стилински, не придавала бы его новому амплуа так много внимания.

Ненависть к Кире перетекает в ненависть к Эйдану, и контролировать это тягучее чувство становится тяжелее. Двери столовой хлопают по-особенному громко. Лидия отставляет свой ланч и больше не видит смысла пытаться избавиться от этой головной боли.

— Ты говорила, что можешь проникнуть в его мысли? Что можешь узнать, в чем дело?

Айзек и Лиам обсуждают что-то совершенно постороннее, пока Хейден отчаянно пытается вникнуть в суть их разговора. И только Эллисон, кажется, немного озадачена такими перешептываниями Лидии и Скотта. А еще она тоже заметила отсутствие Стайлза за их столиком, но теперь она слишком отдалена, чтобы интересоваться подробностями. А Лидия разбита, это видно.

— Ты ведь только что слышал, — цедит сквозь зубы, с ее языка капает яд отчаяния, он заражает Скотта, который тоже становится разбитым — правда, постепенно. — Он больше не хочет общаться со мной. И он… он установил что-то типа ментального блока.

— Ты могла бы воспрепятствовать этому, — он говорит с укором. Лидия смотрит на него из-подо лба. Такой взгляд впервые видят и Скотт, и Эллисон, но просто принимают его, не решая никак комментировать. А вот Лидия срывается. Еще чуть-чуть — и рухнет в эту пропасть.

И название этой пропасти — тоска.

— Он тот же, что и раньше, Скотт, — она поворачивается к нему всем корпусом, невольно привлекая внимание даже Хейден. — Ты думаешь, он не будет за тебя стоять горой? Думаешь, захочет какой-то власти? Или крови? Или ты думаешь, он способен еще на что-то подобное, как Питер и остальные?

Хейден толкает под столом Лиама. Он и Айзека замолкают. Впервые все взгляды обращены на Лидию. Она кричала — ее никто не слышал, она стала шептать — и все начали прислушиваться. Мир всегда работа по закону подлости, уже пора смириться с этим.

— Нет! — громче проговаривает она, насыщая Скотта своими отрицательными эмоциями, выливая на него весь свой негатив. Нет, ей не становится легче. Просто она на эмоциях. Просто она впервые не может разобраться со своими чувствами к Стайлзу и впервые понимает, насколько была глупа и слепа. Насколько глуп и слеп Скотт. — Он тот же, что и раньше. Он остается твоим лучшим другом даже тогда, когда ты хочешь исправить его, как какую-то поломанную игрушку. Он будет защищать тебя. Эллисон. Малию. Всех вас. Только меня он хочет забыть, и это вполне обоснованно.

— О чем ты? — теперь провода замыкает к МакКолла, который старательно запоминает информацию, но пока плохо ее осознает.

— О том, что он имеет право общаться с тем, с кем пожелает и любить того, кого хочет. Ни я, ни ты больше не будем стараться его исправить, ясно? — она только счас замечает, что все внимание приковано к ней, и ее впервые сковывает чувство неловкости. Она смиряется с ним, снова начиная маскироваться. И свою пламенную речь она завершает самыми нужными словами для Стайлза, пусть он их и не услышит: — Мы дадим ему свободу и право выбора. Мы все оставим его в покое, — она обводит взглядом каждого, а потом решительно поднимается, хватая сумку.

— Можно подумать, ты сможешь его отпустить, — слышит она в спину уже у самых дверей столовой. Лидия замирает на какие-то секунды. Ей хочется обернуться и сказать еще тысячу слову, но она тихо шепчет себе под нос:

— Уже отпускаю, — зная, что Скотт ее услышит, а потом она покидает пределы столовой и снова почему-то думает о тех цветах, которыми завалена ее комната.

2.

В коридоре Лидию кто-то нагоняет и хватает за плечо. Девушка быстро оборачивается, моментально избавляясь от прикосновения и несколько удивляясь: перед ней стоит Эллисон, а не Скотт, как следовало бы ожидать. Эллисон. Когда они в последний раз общались?

Голова разболелась еще сильнее.

— Я хочу поговорить с тобой, — быстро произносит Арджент. — Ты ведь можешь довериться мне.

Лидия устала. Устала от всех этих эмоций, этой неопределенности и каких-то непонятных ноющих чувств по Стайлзу. Раньше ей хотелось поделиться, правда. А теперь ей хочется домой, залезть под одеяло и досмотреть-таки тот сериал. Чтобы позволить мозгу немного отдохнуть.

— Не знаю, могу ли, — она качает головой, то ли извиняясь, то ли оглашая очевидное. Ее разрывает, сегодня она прогуляет уроки. И вообще, ей нужно просто немного побыть одной, чтобы собраться с мыслями и распознать природу этих сносящих с ног переживаний.

— Мы ведь подруги, — отчаянно произносит Эллисон, снова тянется к Лидии, но та поднимает руки в примирительном жесте и отступает на шаг.

— Боюсь, что уже нет. И мы обе это понимаем. У нас появились секреты, которые мы пережили в одиночку. Так стоит ли все портить?

Она быстро разворачивается и идет по школьному коридору. Возле шкафчиков замечает Киру и Стайлза, беседующих о своих планах на выходных. Лидия не плачет, но угибается и идет как можно быстрее. Лидия не плачет, но ей хотелось бы. Лидия не плачет, но ей так чертовски больно, что лучше бы она зарыдала навзрыд.

Девушка проносится мимо новоиспеченных друзей как фурия и скрывается за поворотом. Стайлз провожает ее взглядом, едва-едва успевая ухватить остатки ее мыслей — кажется, она собралась прогулять уроки и просмотреть последние серии сериала. Стилински все еще ощущает ее боль, все еще помнит минувшую ночь, и ему хочется избавить от чувств к ней сильнее, чем прежде.

— От нее так и воняет тоской по тебе, — Кира спокойна, Кира весьма тактична, хотя позволяет себе такие экспрессивные слова, что делает ее еще более непонятной. Стайлзу хотелось бы узнать, что за мысли в ее голове.

— Ты говорила, что у тебя есть планы? — произносит он, поворачиваясь к ней всем корпусом. Кира клеит к губам фарфоровую улыбку. Стайлз вновь ощущает запах хвои и свежести, вспоминая свои первые встречи с этой девушкой.

— Все зависит от того, как далеко ты готов зайти, — произносит она, и в это время звенит звонок. Она улыбается, потом целует его в щеку — почти невесомо — и уходит. Стилински остается стоять у шкафчиков. Он на распутье. Ему хочется кинуться за Лидией. Ему нужно пойти за Кирой. Ему лучше остаться одному и вернуться в стаю.

Он потерян, растоптан и впервые не знает, что делать.

3.

Кира говорит, что самая большая слабость человека — это его привязанности. Согласно ее мировоззрению, нет ничего плохого в любви, но есть нечто низменное в привязанности. Привязанность — по ее словам — трансформирует человека до неузнаваемости. Она делает его слабым, уязвимым, жалким. Она превращает красивого парня или красивую девушку в ходячий труп, лишает жизненной энергии, шарма, своеобразия.

— Ты теряешь былую особенность, — говорит Кира, выдыхая дым облаком и гипнотизируя Стайлза. — Ты становишься ручным псом.

Стайлз находит в словах Киры правду. Нет, дело не в том, что он слишком легко поддается чужому влиянию. Дело в том, что Кира права. Она обращает внимание на такие вещи, над которыми раньше Стилински даже не задумывался. Но теперь он умеет принимать мир таким, какой он есть, во всем его многообразии: во всем его великолепии, во всей его омерзительности. Теперь он не дает названия всему необычному, теперь он немного спокойнее реагирует на все эти: «С тобой что-то не так, Стайлз», «Ты должен стать прежним, Стайлз», теперь он даже не беспокоится, что отошел на периферию стаи. Теперь он спокоен.