Обуглившиеся мотыльки

— Ну… Я просто думаю, что эти детали важны в контексте какого-то более значимого события, — она оперлась руками о столешницу, медленно поднимаясь со стула. Плавность в ее движениях была обусловлена не алкоголем, а тем, что Форбс было некуда спешить. — Например, если бы ты попросил передать что-то очень важное…

— То есть, ты живешь сегодняшним днем? — он прищурился, а на его губах появилась улыбка. Кэролайн оперлась о столешницу бара. С секунду она смотрела на него, явно не понимая вопроса, а потом расплылась в улыбке.

— Нет, я довольно… как бы сказать… человек, живущий по расписанию. Я считаю, что очень важно смотреть в будущее, но не стоит придавать значение мелочам.

— Наш разговор — мелочь?

Голос Бьенсе сменился на голос Хэлси. Улыбка Кэролайн растворилась, а Тайлер вновь ощутил, что он врывается в прежний ритм своей жизни. Очередной клуб, очередная выпивка, очередной спор, очередная тень в красивой оболочке, которая для него ничего не значит. «Очередное» вновь ворвалось в его действительность.

— А что насчет тебя? — она забыла о Б-52. Любопытство трансформировалось в интерес. Интерес к Тайлеру не как к представителю противоположного пола, а как к человеку, с совершенно иным мировоззрением. — Ты не думаешь о завтрашнем дне?

— Я думаю, что завтра утром мне будет паршиво от того, что я смешал в своем организме виски, Б-52 и еще кучу коктейлей, но я думаю, это не важно, потому что сейчас мне нравится быть пьяным и развязным.

— Это не важно потому, что это мелочь.

Кэролайн вносила коррективы в его теорию, именно поэтому его любопытство тоже трансформировалось в интерес. У Елены не было особых аксиом. Она просто жила-выживала, она просто умирала-вымирала, просто разъедала его как щелочь, не оставляя после себя ничего, кроме горьких воспоминаний.

Локвуд снова усмехнулся. Он уцепился двумя руками в столешницу, словно боялся упасть, а потом посмотрел на девушку. В его повадках была скованность.

— Из таких мелочей складываются судьбы, Кэролайн, именно поэтому важен процесс, а не результат, — потом парень резко подошел к девушке, схватил ее за плечи и вкрадчиво произнес: — Главное помнить не то, что будет, а то, что было. То, что скрепляло воспоминания тоненькими серебристыми цепочками, понимаешь?

— Бред, — девушка скинула руки с его плеч. Они одновременно — как-то не осознавая этого — перестали изучать друг друга, переключившись на разговор. Музыка все еще разливалась, нотами осыпаясь к ногам, и в этих тональностях хотелось утонуть… — Важно помнить самое существенное. Самое главное. Понимаешь, это как импрессионизм. Вблизи ничего, не видно, и лишь при дальнем рассмотрении собирается целостное изображение. Понимаешь, это как музыка…

Тайлер рассмеялся. Нет, не злорадство. Нет, не насмешка. Горечь. Кэролайн ощущала горечь на своих губах, и ей было не столько неприятно, сколько грустно от того, что этот парень был насквозь пропитан горечью. В неоновом полумраке она почти прониклась к нему…

— Да. Но помнить. Знаешь, почему распадаются браки? — резко повернулся к ней. Он выглядел вполне трезво, несмотря на количество выпитого алкоголя. — Почему дети уходят от родителей? Почему друзья становятся конкурентами, а любовники — врагами?

Он подошел снова ближе. Казалось, что он пытается объяснить ей то, что не мог объяснить никому. У Тайлера был интересный взгляд на жизнь, и Кэролайн хотела узнать его в полной версии.

— Потому что они забывают, сколько эмоций испытывали, когда придумывали новую ноту, когда рисовали новый мазок, когда создавали новое движение для танца. Понимаешь? Важен процесс, ведь только он позволяет ощутить жизнь в полной мере и заставляет понять, что негативные воспоминания — ничто, потому что их всегда меньше. А результат заставляет нас вечно смотреть в будущее, упуская настоящее…

Девушка отступила на шаг. Она взяла бокал Б-52, поднесла его к губам. Слова Тайлера показались ей оправданием, показались лишь попыткой объяснить необъяснимое. Но кто сказал, что эти оправдания и попытки не понравились Форбс? Кто вообще придумал, что оправдания — это низко? Что желание объяснить свои поступки — это дешево? В неправильном мире были неправильные законы, это вполне ожидаемо. Неожидаемо то, что эти неправильные законы все равно кем-то замечаются.

— И тем не менее, не стоит циклиться на мелочах…

Тайлер выхватил бокал из ее рук, а потом схватил девушку за запястья. Кэролайн округлила глаза, чувствуя подступающее к горлу возмущение. Девушка хотела вырвать руки, мимолетное очарование растворилось…

Но Локвуд встряхнул девушку, вновь концентрируя ее внимание на себя.

— Давай на спор, Пенелопа. Что важнее — процесс или результат? Не будет победителей и проигравших. Давай просто попробуем переубедить друг друга?

Кэролайн замерла. Внимательно — и все еще ошарашенно — глядя на парня, она почему-то смогла выдавить лишь одно:

— А давай! — и это решение в этом неправильном мире казалось ей вполне логичным, будто именно в эту ночь все имело право на логику и рациональность. Может, дело заключалось в том, что и Тайлер, и Деймон с Еленой, и даже Кэролайн вдруг приняли жизнь такой, какая она есть. Просто перестали ориентироваться на шаблоны. Просто перестали цепляться за те иллюзии, что навязало общество.

— И с чего начнем? — произнесла она, внимательно смотря на парня и уже забывая о своих руках в его руках. Кэролайн увидела улыбку на его губах и загорающийся огонек в глазах.

— С Б-52, который мы не допили, — ответил Тайлер, а потом перевел взгляд на дымящийся напиток. Когда Кэролайн тоже посмотрела на коктейль, она тоже улыбнулась, уже и не вспоминая о своей обиде на Мэтта, который слился в самый разгар вечеринки. Ей отчаянно захотелось распробовать, а каково оно на вкус, одинокое веселье.

2.

Когда дым вновь проник в легкие, поломанная ностальгия причинила приятную боль. Алкоголь и никотин вновь вернулись в его жизнь как верные любовницы. Любовницы, иссушающие его сущность.

— Я думала, ты бросил.

Деймон взглянул на девушку, которая прислонилась к стене и внимательно на него смотрела. Она скрестила руки на груди то ли из-за холода, то ли из-за желания не раскрываться до конца. Глупая, не понимала ведь, что все ее загадки им уже разгаданы.

— Я тоже так думал, — произнес он, делая очередную затяжку. Было немного странно, стоять вот так в прокуренном коридоре совсем близко, делая вид что ничего не произошло примерно час назад. Было странно больше не претворяться, больше не скрывать своих эмоций и чувств. Было странно рассказывать о них. Теперь у обоих будто появилось время для задушевных бесед. Им некуда было бежать, некуда было торопиться.

Они остановили время.

— Почему снова начал? — Елена приблизилась к нему. Нет, теперь ей не казалось это кощунством. Теперь ей казалось это правильным. Они ведь имеют права нравиться друг другу, имеют право говорить об этом. Пусть у них нет возможности быть вместе по-настоящему, но у них есть право на откровение.

— Не начал, — обнял ее за плечо, прижимая к себе, — просто на пару минут решил вернуться к прежним привычкам…

Елена обняла его, положив ему голову на плечо, желая согреться в его объятиях. Курящий Деймон вновь стал ее Деймоном на какие-то вырванные пару минут. И его объятия, столь непривычно-нежные, успокаивали, возвращали в прошлое. В то прокуренное-поруганное прошлое, в котором они жили в одной квартире, спали в одной постели, вдвоем встречали блеклые рассветы и провожали тусклые закаты.

— Я — тоже твоя привычка? — Елена ощутила его руки на своей талии. Она понимала, что они давно вышли из моды, что они выдохлись, что они потеряли былой вкус. Она понимала и продолжала стоять рядом с ним, наслаждаясь какими-то дружескими и теплыми объятиями. Может, у них получится нормально общаться? Без ненависти, страсти и истерик? Может, у них все-таки получится?

— Ты — моя головная боль, — сделал затяжку, а потом выбросил окурок. Аромат сигарет въедался в Елену, вновь как бы ставя печати, вновь как бы приписывая ее ему. Она пропитывалась его запахом, перенимала его привычки, пришивалась к нему. От этой мысли становилось как-то спокойно на душе. Будто жизнь постепенно возвращалась на круги своя…