Южный полюс

При отплытии из Норвегии у нас было 97 собак; из них десять сук. Этот факт давал нам право надеяться на прирост нашего собачьего населения за время плавания на юг, и ожидания эти оправдались очень скоро. Уже через три недели наступило первое «радостное событие». Такое происшествие, казалось бы, само по себе совершенно незначительно, но для нас, живущих в таких условиях, когда один день совершенно похож на другой, его было вполне достаточно для проявления чрезвычайного интереса. Поэтому радость была всеобщей, когда было доложено, что у Камиллы родилось четыре здоровых щенка. Двум из щенков, оказавшимся кобельками, была дарована жизнь, сучки же были отправлены на тот свет еще задолго до того, как у них открылись глаза на мирские радости и печали. Можно, пожалуй, подумать, что при сотне взрослых собак на судне не стоило заботиться еще и о щенках, но все же о них позаботились, и притом со всей рачительностью. Причиной этому была прежде всего трогательная нежность к щенкам помощника начальника. С первой же минуты он выступил в роли признанного защитника. По мере увеличения числа щенков могло не хватить места на палубе корабля, которая и без того уже была вся занята. «Я возьму их к себе на койку», – говорил помощник начальника. До этого дело не дошло, но если бы понадобилось, то он, наверное, так и поступил бы.

Примеры заразительны. Позднее, когда щеночки перестали сосать материнское молоко и начали питаться другой пищей, регулярно после каждого обеда на палубе можно было видеть то одного, то другого из нашей команды с какими-нибудь заботливо собранными остатками обеда на тарелке. То, что оказалось лишним, должно было попасть в маленькие голодные рты.

Во всем том, о чем я сейчас говорил, обнаруживались не только одна выдержка и сознание своего долга. Нет, это была любовь к работе и живой интерес к своему делу! На основании всего того, что я видел и слышал каждый день, я пришел к убеждению в существовании необходимой закваски, хотя ведь большинство команды все еще считало нашей целью нечто очень далекое – многолетний дрейф во льдах Северного Ледовитого океана. Расширение плана, предстоящее нам гораздо более близкое сражение с ледяными громадами на юге меньше всего приходило им в голову. Я считал нужным молчать еще некоторое время – до нашего ухода из той гавани, куда мы сейчас шли: до Фунчала на Мадейре. Многие, вероятно, подумают, что я подвергал себя весьма большому риску, откладывая до последней минуты сообщение своим товарищам о том значительном уклонении с пути, которое мы должны были сделать. Что, если часть команды, а может быть, и вся она будет против? Согласен, что тут был большой риск, но сколько раз нам приходилось рисковать в те дни!

Узнавая за эти первые недели нашего длинного путешествия все больше и больше каждого человека, я все же скоро пришел к убеждению, что на борту «Фрама» не найдется никого, кто бы стал чинить мне препятствия. Наоборот, у меня являлось все больше и больше оснований надеяться, что все с радостью примут это известие, узнав о нем. Ведь все представится сразу совсем в другом свете. Пока все шло изумительно хорошо и гладко, а потом пойдет и еще лучше.

Не скрою, что я с некоторым нетерпением ожидал прибытия на Мадейру. Как хорошо наконец будет высказаться! Остальные знавшие ждали этого с не меньшим нетерпением. Хранить тайны и неприятно, и нелегко, – во всяком случае, на таком судне, как наше, где всем приходится жить в тесном общении друг с другом. Ведь мы беседовали ежедневно; непосвященные постоянно заводили разговоры о больших трудностях, могущих испортить нам существование и помешать нашему плаванию у мыса Горн. Весьма вероятно, что и нам, и собакам удастся благополучно пройти через тропики один раз, но еще сомнительно, удастся ли это во второй раз, и т. д. до бесконечности. Легче представить себе, чем описать, как все это было утомительно и как тщательно приходилось выбирать свои слова, чтобы не сказать слишком много. Имей мы дело с людьми несведущими, это было бы не так уж трудно, но ведь нужно помнить, что на борту «Фрама» были люди, которые почти все годы своей жизни провели в плаваниях в полярных областях. Какой-нибудь слабый намек мог выдать им все. То обстоятельство, что ни команда «Фрама», ни люди посторонние не обнаружили всего преждевременно, можно объяснить только тем, что все было слишком уж очевидно.

Наш корабль слишком зависел от ветров и погоды, чтобы можно было с уверенностью высчитать, сколько нам потребуется времени на переход лежащего перед нами пространства, особенно в тех широтах, где состояние ветров непостоянно. Предварительный расчет, имевший в виду все плавание, был основан на предположении среднего хода в четыре узла. При такой, по-видимому очень скромной, скорости мы могли быть у ледяного барьера около половины января 1911 года. Как мы увидим позднее, это предположение оправдалось с удивительной точностью. Мы рассчитали, что до Мадейры нам понадобится месяц плавания. Вышло даже несколько лучше, чем мы ожидали, так как мы покинули Фунчал ровно через месяц после своего ухода из Кристиансанда.

Всегда допустимо, если расчеты бывают ошибочны в другую сторону.

Опоздание, которое у нас было в Ла-Манше, мы удачно наверстали во время плавания вдоль испанского берега и дальше на юг. Северный ветер держался, пока не перешел в северо-западный пассат; с ним мы и дошли. Вечером пятого сентября мы на основании полуденных наблюдений рассчитывали увидеть маяки, и в 10 часов вечера с такелажа было сообщено, что виден мигающий свет Сан-Лоренцо на островке Фора у Мадейры.

На следующий день ранним утром мы бросили якорь на Фунчалском рейде. Я сговорился со своим братом, что он прибудет в Фунчал с таким расчетом, чтобы быть там раньше нас. Однако прошло порядочно времени, а его все не было; мы уже стали было льстить себя надеждой, что прибыли первыми, как вдруг заметили его в одной из лодок, шедшей рядом с «Фрамом». Мы рассказали брату, что на судне у нас все обстоит хорошо и благополучно, а он привез нам изрядную связку писем и газет с известиями из дому. Какой-то суетливый человечек, сказавший, что он доктор и в качестве такового явился исполнять свои служебные обязанности и освидетельствовать состояние нашего здоровья, заметно заторопился уйти поскорее с корабля, так как, поднявшись по трапу, очутился прямо перед двумя десятками собачьих пастей, широко разинутых по случаю довольно жаркой погоды. Интерес ученого мужа к состоянию нашего здоровья как ветром сдуло; ему пришлось подумать о своей собственной безопасности, охраняя свою жизнь и здоровье.

Фунчал был последним местом, где мы могли войти в связь со внешним миром, поэтому здесь были приняты все меры, чтобы всячески пополнить свои запасы; главным образом необходимо было забрать на судно как можно больше пресной воды. Нас ожидал огромный расход ее, а мы должны были во что бы то ни стало избегать малейшей возможности ее нехватки. Нам пришлось наполнить всевозможные вместилища и сосуды этой драгоценной влагой. Так мы и сделали. В громадную шлюпку, помещавшуюся как раз над большим люком, мы налили около 5 тысяч литров. Это был довольно рискованный эксперимент, чреватый последствиями в случае крена; но мы утешали себя надеждой на хорошую погоду и тихое море в ближайшие недели. Во время нашей стоянки в Фунчале собаки получили в виде весьма желательной перемены в пище две солидные кормежки свежим мясом.

За каждым таким праздничным пиршеством исчезала с внушительной быстротой порядочная лошадиная туша. Сами мы, конечно, роскошно угощались имевшимися здесь в громадном изобилии фруктами и овощами; нужно было использовать последнюю представившуюся теперь нам возможность и насладиться подобными прелестями.

Наше пребывание в Фунчале затянулось на несколько больший срок, чем предполагалось раньше. Машинисты нашли нужным снять винт, чтобы осмотреть подшипники. На эту работу пошло два дня, и пока три машиниста старались изо всех сил выполнить ее, изнемогая от жары, остальной экипаж воспользовался случаем поближе осмотреть город и его окрестности; половина команды поочередно спускалась на берег на целый день. Была совершена экскурсия к одному из многих отелей для туристов, расположенных на горах, окаймляющих город. Наверх, на высоту нескольких сот метров, поднимаются очень легко при помощи зубчатой железной дороги; за те полчаса, которые продолжается подъем на гору, представляется прекрасный случай любоваться пышным плодородием этого чудесного острова; в отелях прекрасный стол и, конечно, еще более прекрасное вино. Нужно ли говорить, что мы оказали большую честь и тому и другому! Для спуска применяется более примитивный способ передвижения – он совершается на санях. Пожалуй, читатель изумится, услышав о санных поездках на острове Мадейра; для пояснения сообщу, что у саней деревянные полозья, а улица или дорога вымощена черным, очень гладким камнем. Нельзя пожаловаться на медленность спуска по крутым склонам; каждые сани тянутся или толкаются тремя-четырьмя черномазыми туземцами, которые, надо полагать, обладают первоклассными ногами и легкими.