Страница 4 из 5
Александр даже вздрогнул от неожиданного вопроса:
- И откуда такая удивительная машина? Наверное, больших денег стоит?
- Американская машина, дедушка, называется "Хаммэр". Стоит около пять миллионов рублей.
- Это же сколько денег! Хорошая, большая машина, только больно маркая.
- Не понял?
- Я говорю цвет у неё белый, маркий, если по нашим дорогам ездить, каждый день мыть придётся, краску всю обдерёшь, да и о кусты поцарапать можно, вон какая широченная, а дороги у нас узкие. Надо было купить "Уазик", на нём хоть куда проедешь, да он и дешевле.
И откуда такие деньжищи, чтобы такие машины покупать?
- Я, дедушка, бизнесмен, занимаюсь бизнесом.
- Это что, олигарх, что ли?
- Почему олигарх?
- У нас в деревне говорят, что все, кто на крутых машинах ездят да бизнесом занимаются - все олигархи.
- Вас как зовут?
- Меня-то? Кто Анатолием, кто Толяном.
- А полностью по имени, отчеству?
- Так мы Анатолием Петровичем величаемся.
В это время подбежал огромный пёс.
- Свои! Сидеть! - строго сказал он.
Пёс послушно сел на задние лапы.
- Его зовут Зим. Мне его сосед зимой подарил, сказал, что эти собаки охраняют овец на Кавказе. Я поэтому его и назвал Зим. Ничего, хорошая собачка. Я без него с коровками бы не сладил. Мне даже ничего говорить не надо - он и без меня управляется, а коровки его слушаются .
- Это мы, дедушка, видели, хорошая собака.
- Ты его не бойся, он умный, всё понимает, зазря не тронет.
- Анатолий Петрович, а сколько вам лет?
- Нынче зимой 85 стукнет.
Александр с изумлением посмотрел на пастуха:
- А ты меня не обманываешь?
- Да разве ж можно в таком деле обманывать. Вот тебе, истинный крест, - 25 декабря исполнится 85 лет, - и он перекрестился.
- А на вид вам больше 75 не дашь.
- Так я роста небольшого, в молодости 165 с кепкой был и всё такой худой, как сейчас. Как говорят: маленькая собачка до старости щенок.
- Воевал?
- А как же, как все. Правда, не с начала войны. В 41-42-то я ещё пацаном был, а с 43 по 46 в пехоте.
Заметь, мил человек, за всё время ни одной царапины, хотя пулям и снарядам не кланялся. Потом уже, когда домой пришёл, бабка Пелагея сказывала, что она оберег зашила в воротник моей шинельки, может это и спасало.
- И награды есть?
- А как же, как у всех: орден Красной Звезды и медаль "За отвагу".
- Давно, Анатолий Петрович, пастухом работаете?
-Да что ты мене выкаешь, уши вянут, прости, Господи.
- Хорошо, можно буду Петровичем называть.
- Ладно, Петровичем, так Петровичем. В пастухах недавно, пять-шесть лет, а до этого слесарил в мастерских. Потом зрение ухудшилось, ну я и напросился в пастухи.
Свежий воздух, коровка моя тоже со мной. Вон та чёрная с белым пятном на морде, я её арендую у одного товарища. Сам понимаешь, с нашей пенсией не купить. Баба моя - Матрёна - тоже уже старая стала, тяжело ей доить коровку.
Вот и решили до зимы денег на молоке подкопить, да козу купить, всё же легче.
Тебя-то, кстати, мил человек, как зовут?
- Александром.
- Лександром, Сашкой, значит. Как моего единственного сыночка звали, утоп он в этих местах, когда ещё был совсем маленьким. Один убежал на речку весной смотреть на буруны и утоп, царство ему небесное. - Он с тоской посмотрел на реку, словно пытаясь ещё раз увидеть своего сыночка. - Я думал, не выживем мы с Матрёной, шибко долго она после этого болела, да и я прихворнул.
Если бы что с ней случилось, то я бы, наверное, не выжил.
При этих словах у Александра перехватило горло, попытался что-то сказать, но не смог, ноги подкосились, опустился на землю, закрыв голову руками.
- Что ты, что ты, мил человек, не жалей ты нас так, всё уже прошло, почитай, 50 годков минуло.
- Он подошёл к Александру, наклонился.
- Вставай, мил человек, не надо так расстраиваться. Али у тебя самого
что случилось? Так ты расскажи, не мучай себя, поплачь немного. Когда у
обоих горе, они лучше понимают друг друга. И не стесняйся меня.
Я много горя за свою жизнь повидал и знаю, как это тяжело, когда в себе носишь и некому поведать.
Долго Александр не мог успокоиться, сидел, закрыв лицо руками, а сквозь пальцы просачивались слёзы, капая на грудь. Отдышавшись, встал.
Когда рассказал свою историю, Петрович долго молчал.
- Вон оно как. Видно, и у вас - олигархов, жизнь не мёдом мазаная.
Тоже случается всякое. А мы думаем, что всё у вас всегда хорошо, купаетесь в роскоши, деньгами сорите и на нас, нищих, плюёте. Вон по телевизору говорят, что олигархи всё скупают, говорят, скоро целые страны покупать будут. И у тебя, наверное, денег куры не клюют, девать не знаешь куда. Так ты уж определись и зря не сори, чай, сам говоришь, заработал, не с неба упали, и дело своё не бросай, коль оно на пользу людям.
- Определюсь, дедушка, - с улыбкой сказал Александр, - теперь точно определюсь. Спасибо тебе, Петрович, за всё, что выслушал, что правильно понял.
- Да ладно, чего там, - махнул тот рукой, - люди должны помогать друг другу.
Потом сказал:
- Хорошие у тебя товарищи, Лександр. Я их давно знаю. Михалыч с Санычем завсегда мне помогают. И домик помогли отремонтировать, опять же с коровкой Саныч договорился. Он ведь раньше секретарём партии был, большим начальником, а смотришь, остался нормальным человеком. Очень душевные ребята. Они почти каждую неделю тут находятся, когда рыбачат, а когда просто так сидят у костерка беседуют, ну, я с ними иногда сумерничаю.
- Александр успокоился, молча, слушал Петровича, и на душе становилось всё
теплее и светлее.
- Со вчерашнего вечера я как будто потихонечку целебный эликсир пью, -подумал он, - и чувствую, как силы и уверенность понемногу ко мне возвращаются.
- Скоро рыбаки придут обедать, - сказал он. - Ты, Петрович, тоже подходи, пообедаем вместе.
- Да у меня тоже обед есть, Матрёна приготовила.
- Приходи, Петрович, я тебя прошу.
- Ну ладно, как увижу твоих, так приду. А пока пойду коровок посмотрю, больно они у меня далеко учесали, надо будет маленько приструнить.
- Эй ,Зим, вперёд!
Набрав в котелок воды, Александр поставил на огонь.
Через час обед был готов. Михалыч с Санычем показались из кустов.
- Как улов? - спросил Александр.
- Да так, есть немного, - и Михалыч положил на траву двух больших лещей .
- Ого! - воскликнул Александр.
- К сожалению, ни судака, ни щуки не было, так как кое-кто не стал демонстрировать импортные рыбацкие принадлежности, а на наши только приплыли вот эти лещи, - констатировал Саныч.
- Александр, ты что, совсем не рыбачил?
- Да пока возился с удочкой, уж больно сложная, потом готовил обед.
- Да ну, у нас уже готов обед?!
- Да, к вашему сведению, мы тоже кое-что умеем.
- Ну, ко, дайте ложку, я первый попробую, - сказал Саныч.
- Дед, а кто за тебя руки будет мыть?
- Понял, товарищ повар. Михалыч, пошли обратно на речку мыться.
Когда все уселись, подошёл Петрович.
- Анатолий, здравствуй, - поздоровался Саныч. - Ты почему плохо за коровками смотришь? Ещё немного бы и Михалыч остался без головы, как бы он в понедельник людьми руководил.
И они вместе с Михалычем, перебивая друг друга, рассказали, как одна из коров будила его, естественно, приукрашивая случившееся. Хохот стоял на всю поляну, даже коровки, как по команде, встали и повернули головы в их сторону.
- Ну, всё, - сказал сквозь смех Михалыч, - вся рыба ушла километров на пять от этих мест. - И добавил: - Товарищи, на рыбалке надо соблюдать тишину. Ну, ладно, пока обедаем в тишине, я думаю, вернётся какая-нибудь одна плотвичка.
Александр стал разливать приготовленный обед на четырёх человек.
Петрович также начал вынимать из своей старой, ещё отцовской кожаной сумки, приготовленный обед.
И тут все притихли, внимательно наблюдая за его действиями. Делал он всё обстоятельно, приговаривая: