Страница 26 из 75
- Доложил, сволочь! - непонятно кого ругнул Болтунов, когда мы вышли на улицу.
- А что случилось? - решил уточнить я, догадываясь, где был Андрей.
- Знаешь, кто вчера вечером звал меня к телефону?
- Невеста?
Андрей кивнул.
- Она у проходной меня ждала. На своей машине из Кишинева прикатила. Соскучилась. Посидели в машине, поговорили. А потом ей плохо стало, рвота началась. Я хотел за врачом бежать, она не пустила. Говорит, все нормально, это от того, что ребенок будет. - Помолчал. - Вот такие пироги. Спрашивает, что делать будем. А я от радости во все горло рявкнул: "Свадьбу гулять будем!" Я смеюсь, а ей не до смеха. Попросила, чтоб домой её отвез. Я к дежурному, чтоб командиру позвонить. А тот: "Зачем беспокоить? К двенадцати вернешься и делу конец". Я и махнул в город. Альбина передумала ехать домой, к подруге уговорила её завезти. Пока там чайку попили, в постельке побаловались, глядь - двенадцатый час. Автобусы уже не ходят, у таксистов пересмена, да и не очень-то охотно они нынче за город ездят. Короче, пришлось остаться до первого автобуса.
За нами шел майор Золотухин и весь разговор он, конечно, слышал. Но молчал, как и в клубе, когда Вайкулевич отчитывал второго пилота. И мне позиция невмешательства командира экипажа очень не понравилась: у нас в полку, когда я летал, было не так - один за всех, все за одного, независимо от звания и ранга. Я посочувствовал Андрею:
- За тебя почему-то никто даже голоса не подал. Так в порядочных экипажах не поступают.
Золотухин и на этот раз промолчал. Но когда мы остановились около штаба эскадрильи, подошел и сказал с обидной ехидцей:
- Ты вот что, сынок, в другой раз о своих подвигах раньше командиру экипажа докладывай.
- Да не успел я. Пока помылся, побрился, еле на завтрак успел. И вас там уже не было... Да и не думал я...
- А думать надо, - перебил Золотухин. - Всегда. Теперь ты по нарядам ходить будешь, а нам какого-нибудь эквилибриста подсунут.
- Надо объяснить командиру полка ситуацию, - подсказал я.
- Объяснить, - усмехнулся майор. - Вы слышали как он разговаривает с нами?
- А вы попробуйте хамству юмор противопоставить. Нам однажды удалось такого грубияна в нашем полку от умиления прослезиться. - И я рассказал комичный случай из своей жизни: - Однажды я опоздал на летно-тактические учения. Проспал. И наткнулся на аэродроме на командира полка, наподобие вашего Вайкулевича, владеющего только двумя языками: командирским и матерным. "Ты почему, так твою... разэтак опоздал?" - заревел полковник. "Роды пришлось принимать, товарищ полковник! - радостно докладываю я. - Сын родился. Хорошая примета. Летчиком будет. А поскольку вас первого встретил, разрешите вашим именем назвать?"
Сослуживцы, слышавшие наш диалог, затаили дыхание: а если командир дознается, что у меня ни жены, ни невесты нет?
Но суровость с лица полковник, как ветром сдуло. Глаза даже от такого почтения повлажнели.
"Роды - дело серьезное, - сказал он совсем ласково и пожал мне руку. Поздравляю. Разрешаю назвать моим именем, коль есть такая примета"...
А в кабине самолета командир экипажа схватил меня за грудки.
"Ты когда это успел жениться и сына родить?"
"Разве я сказал, что моя жена родила? - сделал я наивное лицо. - Я доложил, что принимал роды. - И после небольшой паузы дополнил: - Хозяйка квартиры родила".
Потом, когда гнев моих начальников прошел, я покаялся и они простили меня.
Золотухин ничего не сказал по поводу моего рассказа, но на розыгрыш полетов привел и Болтунова.
- А ты почему здесь? - удивленно вскинул вверх рыжие брови Вайкулевич.
Золотухин выступил вперед, заслоняя собой старшего лейтенанта.
- Это я приказал ему быть на розыгрыше, товарищ подполковник. Мы с вами не разобрались, в чем дело.
- Именно? - глаза подполковника наливались гневом.
- Не надо горячиться, товарищ подполковник, - веселым тоном продолжил майор, словно не замечая состояние командира. - Человек, можно сказать, подвиг совершил, а мы его - по загривку.
- Какой ещё подвиг?
- Болтунов девушку спас, дочку президента.
- Кого? - глаза Вайкулевича, казалось, вылезут из орбит.
- Разрешите? - пришел Андрей на помощь майору. - Это моя невеста. Действительно - дочь президента, - Андрей сделал затяжную паузу, окончательно повергая Вайкулевича в смятение, - спортивной ассоциации.
Зал загремел от хохота. Улыбнулся и Вайкулевич.
- Ничего смешного, - обиженно насупился Болтунов. - У нас скоро будет ребенок.
От нового взрыва хохота зазвенели маленькие оконца. Болтунов выждал, когда шум немного стихнет, и громко заключил:
- В День авиации у нас состоится свадьба. Приглашаю всех.
- Ура! - закричали летчики. - Поздравляем! Молодец! Давай комсомольскую! Все придем...
Оригинальный человек Вайкулевич. Личность, как охарактеризовал его Андрей, - будто и не было гнева на лице; тучки рассеялись, губы расплылись в добродушной улыбке.
- Тихо, тихо! - примирительно поднял он руку. - Ладно, коль такое дело: дочь президента, - он тоже сделал паузу, - жаль, правда, что не президента Молдовы или России, - ребенок, комсомольская свадьба... так и быть прощаю на первый раз, отменяю свой приказ. Запомните. А теперь дебаты закончены, приступаем к розыгрышу полетов...
Когда мы выходили из клуба, Болтунов крепко пожал мне руку.
- Спасибо. Помогла твоя байка...
5
Рано утром экипажи улетели в Вюнсдорф, а я остался на аэродроме и продолжил журналистское расследование. В полку наверное не осталось ни одного человека, который не знал бы, что приехал корреспондент центральной газеты, и тот, кто послал в редакцию письмо, имея благие намерения, непременно разыскал бы меня и проинформировал более подробно. Но никто меня не разыскивал, никто и намека не подавал о том, что командир взяточник, экипажи, летающие за границу, занимаются спекуляцией. Все, с кем я беседовал, говорили почти одно и то же: да, командир грубоват, жестковат, но справедлив; почему за границу летают одни и те же экипажи, понятно: плохих туда не пошлют - чтоб и в летном мастерстве не осрамились перед иностранцами, и моральные достоинства не уронили.
Все верно. Любой умный командир поступил бы так. Вот и выходило письмо послал кто-то из обиженных. Но кто?
Дежурным по аэродрому в этот день был как раз старший лейтенант Иван Скородумов, тот самый отстраненный летчик, "хмырь болотный" как назвал Болтунов новоявленного коммерсанта, решившего разбогатеть на спекуляции. Я разыскал его на командно-диспетчерском пункте и познакомился. Это был симпатичный, голубоглазый брюнет с волнистым чубом, невысокого роста, общительный и откровенный. Мы поговорили вначале на отвлеченные темы: о Молдавии, о природе, квартирных проблемах, а когда я заговорил о Балашовском училище, Скородумов проникся ко мне доверием - он тоже, оказывается, его закончил; и мы почувствовали себя давними знакомыми. Повспоминали инструкторов, командиров, балашовских девчат, приходивших к нам на танцы, ставших женами летчиков и оставленных в вечных невестах. А когда я спросил Ивана о его службе и перспективе, лицо летчика заметно погрустнело, и он признался, что отстранен от полетов.
- Как же это случилось? - сделал я сочувственное лицо.
- Жадность фраера сгубила, - с ухмылкой ответил Скородумов.
- И чистосердечное признание не смягчило сердце командира?
- Армия - не детсад, и мы не в том возрасте, чтобы каждому разъяснять, что такое хорошо, что такое плохо. Тут я с командиром согласен и зла на него не держу. Что заслужил, то и получил. Теперь надо потом смывать грязь...
Как было не поверить такому чистосердечному покаянию? И на лице Скородумова ни тени обиды или фальши; голубые глаза, как утреннее майское небо, без облачка, без пятнышка. Мой пристальный, а может, и недоверчивый взгляд смутил старшего лейтенанта, он даже покраснел и опустил голову.