Страница 9 из 16
Они разошлись по домам.
Воевода с митрополитом и гостями заперся в своей палате.
– Сегодня ко мне в соборе, в час рассвета, прибежали караульные стрельцы, – поведал митрополит. – Они держали караул у Пречистенских ворот и видели на небеси чудо: все небо растворилось над Астраханью, и на город посыпались искры.
– Что же все сие предвещает, владыко? – спросил воевода.
– Пути Господни неисповедимы: на нас излиет факел гнева Божия, – отвечал митрополит.
– На Тебя единого вся надежда, – вздохнул воевода, взглянув на икону Спасителя.
– Надо побеспокоиться, чтобы жители и стрельцы не сносились с ворами, – сказал брат воеводы, Михаил Семенович.
– С юга Астрахань укреплена надежно, – напомнил Бойль.
– Я велю монастырским рабочим провести воду к солончакам из своих прудов, – сказал митрополит, – затопить проход.
– Там виноградные сады, по ним ловко пробираться во время приступа, – не мешало бы их вырубить, – продолжал Александр.
– Рубить не след: владельцы садов затаят на нас злобу, – вставил князь Михаил Семенович.
– Но, боярин, неужели ты оставишь без наказания сегодняшний бунт стрельцов? – спросил Бойль.
– Нельзя наказывать, они наши защитники, – сказал воевода.
– Зачем всех? Главное – наказать зачинщиков, – отвечал Бойль.
– Да, стрельца Колокольчикова следовало бы наказать, он, видно, всему делу голова, – подытожил князь Михаил Семенович.
Воевода послал за дьяком и велел написать бумагу губному старосте об аресте Колокольчикова.
Гости разошлись. Часа через два к воеводе явился губной староста астраханской губы Федор Фадеевич Зубов, человек высокого роста, с седыми усами и бородой, сутуловатый, с строгим взглядом старик.
– Согласно твоему письменному приказу от дьяка Табунцева я пошел задержать бунтовщика, стрельца Филатку Колокольчикова, – сказал он воеводе и замолчал.
– Ну? – торопил воевода.
– Но стрелецкий голова Красулин воспротивился сему, поелику, говорит, есть наказ Москвы стрелецким головам, дабы они не давали в обиду воеводам стрельцов, а управляли ими сами, – продолжал губной староста.
Воевода молчал. «Красулин-то, верно, сам подучил стрельцов, он-то и есть главный бунтовщик», – думал он.
– Что ж прикажешь теперь делать, боярин? – спрашивал губной.
– Я сам повидаюсь с Красулиным, – сказал воевода. Он знал, что свидание ни к чему не поведет, но не хотел уронить себя в глазах губного, оставив совершенно это дело.
Между тем голландский капитан Бутлер и немец, капитан Видерос, направлялись к низенькому дому, стоящему на южной стороне города близ ворот. На крыльце их встретил человек небольшого роста, опрятно одетый, с небольшой лысиной на голове – одним словом, тот самый немец-доктор, которого мы видели в прошлом году в Самаре, на квартире Кузьмина. С ним был молодой человек, лет тридцати, высокий, с задумчивым взглядом. Это был младший корабельный мастер Страус, будущий описатель гибели Астрахани и тогдашних кровавых дней.
Они вошли в чисто убранную комнату, квартиру доктора.
– Что нового? – спросил доктор.
– Да что ж, Ягонь, дело плохо – стрельцы бунтуют, – отвечал Видерос.
Бутлер рассказал доктору и Страусу подробности бунта.
– Что ж теперь нам делать, Ягонь? – спросил Бутлер по окончании разговора.
Доктор молча хлебнул пива из своей кружки и взглянул на Страуса.
– Дожидаться, когда с нас кожу сдернут, – с усмешкой отвечал Страус.
– Не шути, герр Страус, – сказал Видерос, – я знаю Стеньку, ведь нам несдобровать.
– Я давно, не шутя, говорил, что нужно бежать в море, а вы не слушались: срам морякам пускаться с боязнью в открытое море, – отвечал Страус.
– Да, не минуешь, верно, бегства, – проговорил Видерос.
– Это одно средство к спасению, – сказал доктор.
– Ну, если мы погибнем в открытом море – вы будете причиной, а не я – я только согласен с большинством, – сказал Бутлер. – Страус, собери сегодня же всех мастеров на лодку и жди нас: мы вечером с Видеросом и доктором пойдем осматривать укрепления и бежим к вам, – обратился он к Страусу.
Вечером того же дня в реке Кривушке стояла небольшая лодка с пятнадцатью корабельными мастерами и Страусом. А по городским стенам шли четыре человека в дорожных плащах. Это были: Бутлер, Видерос и доктор, а четвертый был слуга Бутлера, молодой человек, из пленных персиян.
– Как хотите, Астрахань укреплена хорошо, взять ее будет нелегко, – говорил Бутлер своим товарищам. – В открытом море нам больше будет опасностей, да к тому же неловко бежать, когда нам так доверяет князь.
– Как хочешь, герр, я согласен и остаться, – отвечал Видерос.
– Остаться – так остаться; везде, видно, смерть, – проговорил доктор.
– Иди скорее к герру Страусу с нашими мастерами, скажи им, чтобы вернулись, – приказал Бутлер персиянину.
Персиянин скоро возвратился.
– Ворота заперты, я не мог пройти за город, – сказал он.
– Не уедут же они одни, – сказал Бутлер.
А там, на реке Кривушке, немецкие мастера все еще ждали прихода своих начальников.
– Условленный час прошел, нужно ехать одним, – сказал мастер.
– Подождем, – отвечал Страус.
Прошел еще час.
– Ну, теперь в путь, больше нечего ждать, – сказали мастера и ударили в весла.
Тихо скользя по волнам, плыла лодка немецких мастеров по устью Волги к открытому морю.
Поутру восемнадцатого июня Александр, выходя из своей квартиры, заметил на улицах города движение. Воеводские пристава неслись верхами с одного конца к другому. В церквах звонили в колокола.
Стрельцы шли толпами к площади.
– Что это такое? – спросил Александр проходившего мимо него Виовского.
– Разве ты не слыхал, боярин? Казаки подступили к Астрахани, – отвечал Виовский. – Сейчас приходили к воеводе рыбаки, он еще спал, его разбудили.
– Стало, приступ начинается?
– Нет, приступа еще нет, казаки остановились на урочище в Жареных Буграх.
Александр возвратился на квартиру, вооружился, сел на лошадь и отправился к воеводе.
Воевода съезжал уже со двора. Александр поехал за ним. Он ехал осматривать укрепления. Город был готов уже к бою. На стенах у пушек стояли пушкари. Фитиля зажигались. Посадские стояли на городских стенах. Они были вооружены чем попало: кто бердышом, кто топором, кто самопалом, а кто просто колом или дубиной. Иные таскали в кучу каменья, чтобы во время приступа бросать их в казаков. На стенах устраивали козлы, привешивали к ним котлы и таскали дрова, чтобы кипятить воду и кипятком обваривать казаков. Воевода начал осмотр с северной стороны.
– Казаки, говорят, на востоке и перебираются к Болдин-скому устью, – доложил осадный голова, боярский сын Лихачев.
– С востока взять Астрахань трудно, она окружена водой; вот с юга – другое дело, – сказал Бутлер.
– Я послал Фрола на разведку, – отвечал воевода.
Воевода подъехал к воротам, их закладывали кирпичом наглухо.
– Золожить все ворота, исключая Вознесенские, – приказал воевода сопровождавшему его Бутлеру.
Тот поклонился и уехал.
На восточной стороне им попался навстречу крестный ход, шедший по стене вокруг всего Белого города, окруженного стеной. Впереди несли икону Божией Матери, за ней другие иконы. Сам митрополит, в полном облачении, окруженный духовенством, шел тут же. Толпа народа, преимущественно стариков и женщин, шла за иконами. У ворот митрополит остановился и начал молебен.
Воевода и вся его свита сошли с лошадей и приложились к иконам. По окончании молебна крестный ход пошел дальше вокруг города. Воевода поехал на южную сторону. С этой стороны город не был окружен водой. За стеной шли городские виноградники, сады. Человек двести рабочих заступами рыли какую-то канаву.
– Боярин, вели вырубить сады! – сказал Александр, подъезжая к воеводе.
– Зачем? Митрополит и я решили провести воду из митрополитских прудов вплоть до солончаков. Вот видишь, роют канаву, – отвечал воевода.