Страница 15 из 16
– Вот как сражаются казаки, – сказал Черноярец. – Я ранен, возьми себе панцирь, мне он не нужен, – обратился он к одному казаку.
Казак громадного роста бросился к Фролу и начал снимать с него доспехи.
В соборе слышали битву у церковных дверей. Все трепе-тали.
Но вот битва прекратилась, ломают двери.
– Верно, убили всех, – сказал кто-то, стоящий ближе к входу.
Вот уже сломаны двери собора, осталась одна решетка, сквозь нее видны казаки.
Все бывшие в церкви бросились ближе к иконостасу, они не надеялись спастись, но хотели, по крайней мере, умереть не первыми. Обезумевшая от страха толпа чуть было не смяла лежавшего среди собора воеводу.
Грянули выстрелы сквозь решетку дверей; одна пуля по-пала в икону Богоматери, а стоящая перед иконой старушка со страху упала без чувств на пол. Другая пуля попала в ребенка, которого держала на руках жена дьяка Фролова. Ребенок вскрикнул и вытянулся всем телом: его убило наповал. Мать также упала от страха.
– У кого есть мечи, защищайте церковь! – раздался громовой голос боярина Петра Васильева. Он силился подняться, но раненая нога опухла и отказывалась служить. Но его никто не слушал, хотя в церкви было до полусотни мужчин, способных к бою и вооруженных. Все прощались с своими семьями и обнимали детей.
Но решетка разломана – и казаки ворвались в собор. Никто не защищался.
– Вяжи их! – раздалась команда Черноярца.
Но довольно об ужасах около собора… Скажем только, что все искавшие спасения в соборе были убиты. Убитых около собора было четыреста сорок один человек.
Посмотрим, что делается в других концах города.
Еще не вся Астрахань была во власти Разина: оставалось два пункта, не занятых казаками. Персидский посол Абдул Насыр-хан с своей свитой отсиживался еще в одной из башен города. К нему примкнули все персияне, жившие в Астрахани: они знали казаков и их проделки в Дагестане и Персии и решились отсиживаться, покуда есть возможность. С ними был и купец Ахмед-мулла, переводчик, служивший при посольской избе, подьячий Наум Колесников и брат Земиры – Шабынь-Дебей. Всего было до сотни человек.
Фрол Разин и Шелудяк повели казаков на приступ. Башня была хорошо укреплена. После нескольких выстрелов с той и другой стороны Шелудяк предложил персиянам сдаться.
На переговоры вышел старик Ахмед-мулла.
– Силы у вас достаточно, – сказал Шелудяк, – башня крепка, но вы не сможете устоять. Мы подожжем башню или голодом вас морить станем – лучше сдавайтесь.
Старик выслушал и молча удалился.
Положение осажденных осложнялось тем, что среди них были женщины и русский чиновник – их друг, но с точки зрения казаков – предатель. Персияне решили на крайний случай откупиться немалыми деньгами, но выйти все вместе. Русский чиновник им был необходим как свидетель их несчастий и притеснений со стороны казаков на тот случай, если придется бежать в глубь России, ведь путь на юг, в Хвалынское море, был отрезан.
Собрав достойную сумму, осажденные запросили к себе русского толмача.
Посланный ушел на совет и, воротившись через полчаса, объявил, что Абдул Насыр-хан готов сдаться на тех условиях, чтобы никого из них казаки не тронули и чтобы русский подьячий Колесников тоже был отпущен.
– Подьячему смерть, – выкрикнул Шелудяк.
– Вас не тронем, – отвечал Фрол Разин, – но подьячего убьем.
– Атаман, отпусти подьячего, – сказали находившиеся в отряде стрельцы и посадские, – он хороший человек, никому обиды не делал.
– За нас стоял, – подтвердили другие.
– Мы им много довольны, – кричали третьи.
– Что делать, старшина? – спросил Фролка Шелудяка.
– Твоя воля, атаман, – отвечал Шелудяк, – коли просят за него сами жители, то, пожалуй, оставь его.
– Ну, я помирю вас, – засмеялся Фролка.
– Пусть и подьячий будет жив, но пусть оставит здесь всю одежду и идет домой нагишом.
Все казаки захохотали: им понравилась такая проделка.
Переговоры окончились, стороны пришли к согласию о капитуляции, позвали попа. Фролка и Шелудяк приложились к кресту на глазах персиян.
Башня была сдана, и персияне пошли по своим квартирам, а подьячий Колесников, при общем хохоте, нагой побежал домой. В то время как он бежал мимо Ахмед-муллы, старик бросил ему свой верхний халат, и он, завернувшись в ткань, мирно дошел до дому.
В другой, пыточной башне было не то. Там засели черкесы князя Каспулата Муцановича с своим предводителем Казан-беем, родственником князя – молодым горцем. Тут же было несколько пушкарей, в том числе и Томило. Всего было десять человек.
Васька Ус отправился добывать башню. Черкесы сражались как львы. Ни один их выстрел не пролетал даром, и много лежало казацких и стрелецких трупов возле башни. Казаки хотели пустить в дело бревно, чтобы выбить дверь, но Казан-бей велел стрелять в тех, кто нес бревно.
Взъярился Ус и велел стрелять в окна. До полудня продолжалась перестрелка.
У защитников было много пороха, но не хватило пуль.
– Заряжай деньгами, – сказал Казан-бей, высыпая из мешка серебряные монеты. И монеты полетели вместо пуль. Попадет монета ребром – уходит вся, попадет плашмя – отскакивает рикошетом. Но и деньги все кончились.
– Пойдем напролом, – сказал Казан-бей, – выйдем из города, хоть не все, а там – что Аллах даст.
Стрельба затихла. Двери башни отворились, и все черкесы с криком «Алла!» кинулись через толпу казаков. Последовал залп из всех ружей разом. В рядах сделался коридор; черкесы, закинув ружья за плечи, саблями бросились прочищать дорогу. Казакам нельзя было стрелять в них, они могли убить своих. Ловко рубились черкесы, но сила одолела. Пушкари были убиты прежде: они не могли так ловко отбиваться. Четверо черкесов во главе с Казан-беем пробились сквозь толпу и побежали по улице, но тут грянули казацкие ружья – и они упали замертво.
Теперь вся Астрахань была в руках казаков.
Капитан Бутлер после бегства своего из собора с Виовским поторопился на свою квартиру. Там он наскоро выкрасил себе бороду, подвязал щеку и переоделся в рваный кафтан простого рабочего.
– Если стану прятаться, будет хуже. Меня здесь немногие знают, и я буду шляться по улицам, покуда не убегу. Это будет безопаснее, – рассуждал он. Вышел и пошел бродить по улицам Астрахани.
Толпа народа валила к Ямгурчеву-городку. Бутлер отправился туда же.
Много возов, навьюченных разным добром, тянулось к Ямгурчеву-городку. Туда везли и награбленное в воеводских и боярских хоромах добро, и товары из лавок и с дворов: бухарского, персидского и индийского. Казаки собрались там дуванить награбленное добро. Каждая сотня стояла отдельной кучкой. С казаками стояли и стрельцы, они также участвовали в дуване. Посадские и холопы стояли особо. Бутлер встал с ними.
Все привезенное добро сортировалось в три кучи. Разин сам был при дележе.
– Братья атаманы, – говорил он, – будем теперь дуванить взятое в честном бою добро бояр и купцов. Первая куча пусть идет в войсковой скарб, на нужды войска, вторая казакам, а третья – стрельцам. Делите по жребию, никого не обижайте. Самому мне ничего не нужно.
– Зачем обижать, – отвечали казаки.
– Ну, начинай дуван, – скомандовал Разин.
Начался дележ. Кто без спора брал по любви, кто спорил – тому кидали жребий.
Первая вещь была шуба воеводы, когда-то взятая им у Разина.
– Кому шубу? – закричал Черноярец, заведовавший дележом.
– Шубу эту уступите мне, атаманы, – сказал, выступя вперед, Красулин.
– Ему, что ли? – спросил Черноярец.
– Ему, ему! – кричали стрельцы.
– Вот перстень с руки воеводы, вещь тоже хорошая, его нужно отдать второму молодцу по голове. Кому выдать? – сказал Черноярец.
– Филатке Колокольчикову! – закричали стрельцы.
Филатка напялил перстень с алмазом на свою заскорузлую руку.
Бутлер смотрел на дележ. Он видел много дорогих и подчас знакомых ему вещей, щедро раздаваемых казакам и стрельцам. Он увидел, как один из стрельцов схватил его собственную лисью шубу. Не вытерпел этой обиды строптивый голландец, ушел в город и забился на ограбленный персидский двор.