Фэнтези

Несмотря на такое лицо, Берольд слышал не раз, что уродом его не считают. Пугает не то, как он выглядит, а нечто, скрытое от человеческих глаз, но вполне ощутимое. Он, Звероящер из гокстедских Скал, очень долго считал, что причина их страха - в магической Силе, которой он был наделен от рождения. Но Собор клиров, куда он пришел добровольно, надеясь стать там человеком, лишил его Мощи, а ужас, внушаемый им, сохранился.

Достаточно бегло взглянув на собравшихся, Берольд почувствовал скуку. С десяток знакомых лиц, давно покинувших Двор, и извечная свита бездельников. Делая вид, что допущены к тайнам Властителя, эти болваны способны раздуть из любой ерунды грандиозную сплетню, которую будут неплохо использовать те, кто чуть-чуть поумнее.

- Затем их и держат! - с издевкой подумал Берольд.

Что до остальных, кто купил себе шарики, дабы попасть в "высший свет", то он просто не брал их в расчет.

Корнат, едва увидев Берольда, опешил. Приветствовав дядю Властителя легким кивком и манерным поклоном, (Берольд соблюдал этикет, хотя "наглость чудовища" стала одной из лонгрофтских легенд) он пробрался к нему сквозь толпу.

Разговор получился коротким. Не то Корнат знал от Властителя, что с госпожой Авилор все в порядке, не то понимал, что Берольд как-то связан с внезапным отъездом старушки, но только он сразу сказал:

- Госпожа Авилор нас оставила, дабы поехать к друзьям, в их поместье за городом. И мы не знаем, как скоро увидим ее. Я надеюсь, она нам напишет.

- Возможно, - ответил Берольд, почти сразу решив, что он скажет старушке о просьбе ее друга, но будет лично просматривать все ее письма. Покой Мирты - прежде всего, разговоры ему не нужны!

Убедившись, что все обошлось без нелепого шума, Берольд собирался уйти, но Корнат не хотел отпускать необычного гостя. Поняв, что старик не отстанет, Берольд, сказав, что через час должен быть в другом месте, прошел к столам с "каплями".

- Проще заняться игрой, чем без толку стоять, развлекая толпу, - решил он. - Две-три партии - и можно будет уйти, не рискуя нарушить приличия. (За годы жизни в столице Берольд усвоил одно: унижай кого хочешь, но только не тех, кто относится к роду Властителя. Эту оплошность тебе не простят.)

Равнодушно раздвинув толпу, Берольд прошел к столам.

- Золото, - тихо сказал он, едва игроки, завершив расклад, сбросили фишки, но это услышали все.

Тихий сдавленный вздох проскользнул по толпе: "Звероящер играет!" Берольд опустился на стул, не заметив, кто именно так торопливо вскочил, чтобы дать ему место. Взяв горсть золотых фишек, он не спеша разложил их по узким овалам лазурного цвета, потом перевел взгляд на алое поле партнера. Оно было пусто, никто не решался занять место рядом с Берольдом. Придворные знали, что Ящер играет по-крупному. Им было страшно ему проиграть, но еще страшней выиграть. Кто знает, как он на это посмотрит? А что до случайных гостей, то они трепетали при мысли о том, что придется сесть рядом с чудовищем Лонгрофта.

- Кто? - так же тихо спросил Берольд.

- Я. Я хочу сыграть.

Голос был женским.

Берольд удивленно взглянул на соседку, занявшую место у столика. Насторожила не столько решительность женщины, сколько напевный акцент, характерный для Гокстеда. Смуглая кожа, пронзительный, чуть настороженный взгляд карих глаз, смоль блестящих волос незнакомки опять подтвердили, что он не ошибся. Берольд полагал, что забыл те места, где родился и рос, забыл Черные Скалы, забыл ядовитую сладкую горечь, которую он дважды смог испытать в землях Гокстеда.

- Что она делает здесь? - раздраженно подумал Берольд, ощутив, как внутри, там, где некогда был центр магической Силы, рождается холод.

Берольд хорошо знал, что значит подобное чувство. Прошли времена, когда гнев Звероящера мог разнести все вокруг, но холодная ярость, которую он иногда ощущал, вызывала не меньший страх, чем приступ бешенства. Едва взглянув, он почувствовал, что не желает терпеть эту женщину рядом с собой. Что-то в ней вдруг напомнило Альдис, мать Мирты, которую он... Ненавидел? Любил? Берольд это не знал до сих пор.

Возраст женщины не позволял отнести ее к юным невестам, которые мчались в столицу, надеясь при помощи дальней родни найти важного мужа. По виду он дал бы ей лет двадцать восемь, а может, и тридцать. Вдова? Да, скорее всего. Черно-серое платье могло подтвердить эту мысль, если бы его лиф не был слишком открыт и заужен. Изящные ониксы круглых серег, как и брошь у плеча, не могли опровергнуть догадку о трауре. (Оникс - единственный камень, дозволенный вдовам.) А вот серый шелковый шарф вокруг пояса мог пробудить очень даже фривольные мысли.

- Явиться на бал в таком виде! - подумал Берольд. - Либо это отпетая халда, которой без разницы, что о ней думают, либо провинциальная дурочка... Ну и "красотка"!

Сарказм, который Берольд постарался вложить в этот самый последний эпитет, казался оправданным. Внешность соседки, по лонгрофтским меркам, была очень средней. Черты были крупными, краски лица слишком яркими, формы излишне округлыми. Берольд, как все остальные, считал, что красивой ее назовет лишь слепой... Но Орбекка и Альдис, мать Мирты, две главные женщины в жизни Берольда, они были очень похожи на эту партнершу по "каплям"! Берольда всегда волновал такой тип.

Вообще-то Берольд полагал, что не любит землячек. Нет зрелища хуже, чем это "дитя отдаленных поместий" в наряде для лонгрофтской модницы. Честно стараясь во всем подражать горожанкам, они забывают о мере и собственном вкусе. Однако соседка совсем не казалась смешной. Ее странный наряд очень шел ей. И он привлекал, вызывал любопытство, дразнил непонятной загадкой. К тому же она в самом деле умела играть. Незнакомка не думала, с кем она села за столик, ее занимала доска.

- Skervit... Fliss... Arbitles...

Она замедляла слова, придыхая на "р" и меняя "с" так, что оно становилось похожим на "ц". Берольд думал, что стал забывать этот гокстедский выговор, а теперь вдруг ощутил прилив странной тоски. Он не понял, когда отключился. Грудной тембр голоса, как и тягучий распев, воскресили картину, которую он не любил вспоминать.