Идти на ощупь

Сердце ушло в пятки. Откуда она знает? Как догадалась? Наверняка, просто ткнула пальцем в небо. Видать, совсем с деньгами туго. Главное ни в чем не сознаваться, и она отстанет.

* Ты что несешь, убогая? А ну выметайся отсюда! Еще одно такое слово, и будешь на ступеньках своих жертв поджидать.

* Брось, не злись, - попыталась успокоить ее Вера. - Я же никому не скажу. Ну если, конечно, ты меня выгонять не станешь. Меня не проведешь, я таких как ты сразу вижу. Взгляд у вас какой-то другой. Жесткий не по-женскому. А нервы у тебя от неудовлетворенности. Еще бы. Старикан-то твой, кошелек с ушами, совсем тебе не подходит. Ну это мы поправим, только скажи.

Вера спрыгнула с неудобной табуретки на пол и неуловимым движением вложила в руку Илоне салфетку, на которой крупным почерком был написан ее номер телефона.

* Звони, не стесняйся, - прошептала девица у самого ее уха и, еще раз ухмыльнувшись, выплыла из зала.

А Илона так и осталась стоять посреди пустого ресторана, растерянная и ошарашенная. Потом быстро вернулась в кабинет и, почему-то, засунула салфетку к себе в сумку.

На протяжении многих лет она не позволяла себе даже думать об этой стороне ее личности. Ей казалось, что стоит еще немного потерпеть, и она станет нормальной, как другие люди. Все само собой пройдет, словно неприятная болезнь, с которой так не хочется идти к врачу. Размеренная жизнь по строгому распорядку, где нет лишней минуты для порочных мыслей, успешная карьера, уважение подчиненных и партнеров - все это может исправить ее, перевоспитать, изменить ее природу.

Но природу не проведешь. Два месяца Разумовская носила в сумке злополучную салфетку. Она понимала, что нужно ее выбросить и перестать искушать себя. Но почему-то всегда находилось какое-то срочное дело, и бумажка с номером так и оставалась лежать на дне сумки.

В конце октября Кораблев собрался с женой на неделю в Европу. Мадам Кораблева намеревалась послать дочерей учиться за границу, и нужно было лично проинспектировать предполагаемые ВУЗы и выбрать лучший. Роман Ильич не возражал, хотя и не понимал, зачем это нужно. Бизнес у него был налажен, и для того, чтобы унаследовать его, девочкам совершенно необязательно было изучать какую-нибудь французскую поэзию семнадцатого века в какой-нибудь Сорбонне или квантовую физику в Оксфорде. Но он чувствовал вину перед женой за свою двойную жизнь и старался ни в чем ей не отказывать. Накануне он наведался к Илоне домой. Она, как всегда, приготовилась быть идеальной гейшей, но оказалось, что Кораблев спешит, и заехал только чтобы отдать необходимые распоряжения. Закрывая за ним дверь, Илона испытала такое облегчение, такую радость от того, что ей не придется проводить с ним вечер, что это стало последней каплей в чаше ее терпения. Она решила: сейчас или никогда, достала из сумки потрепанную салфетку и набрала номер.

Встречались Вера с Илоной очень редко, за год всего раз пять, и только когда Кораблева не было в городе. Он часто приезжал в ЖК без предупреждения, а Илона панически боялась, что он узнает правду. Роман Ильич не был против того, чтобы она заводила романы на стороне, и даже как-то раз сказал, что неплохо бы выдать ее замуж за хорошего человека. Но одно дело роман с мужчиной, "хорошим человеком", и совсем другое - встречи с местной шлюхой. Узнав такую нелицеприятную правду, Кораблев с ней, наверняка, расстанется и, уж точно, перестанет ее уважать. И если расставание Илона пережила бы без особых проблем, тем более, что финансовую подушку она себе уже приготовила, то его уважением Разумовская дорожила.

За две недели до убийства Вера Войнич пришла к ней в кабинет, чего раньше себе никогда не позволяла. Она вошла без стука и с невозмутимым видом уселась в кожаное кресло у стола. Илона опешила:

* Ты что себе позволяешь?! Вон отсюда! Хочешь чтобы про нас слухи пошли?!

* Хочу? Ну а почему бы и нет... Мне, в общем-то, все равно. Это ты у нас секретность развела, а мою репутацию подобным, вряд ли, испортишь.

* Послушай меня, дорогая, - Разумовская попыталась взять себя в руки и заговорила тихо и медленно. - У нас с тобой был уговор: никому ни слова. Я тебе за это хорошо плачу. Все по-честному. Или же мы с тобой расстанемся. Сезон скоро закончится, кто тогда тебя содержать будет?

* А мы с тобой, Илоночка, в любом случае расстанемся, - ответила Вера, копируя ее тон. - Я из профессии ухожу. Буду новую жизнь начинать в другом месте. Там, где меня не знает никто. Может быть даже за границу подамся.

* На какие шиши? Тебе даже на билет до Москвы не хватит, не то, что за бугор, - усмехнулась Разумовская и тут же осеклась. Она поняла, к чему идет разговор.

* А вот в этом ты мне и поможешь. За верную службу мне положены отступные. Иначе, я расскажу о наших встречах всем в городе, причем, в мельчайших подробностях.

Несколько секунд Илона сидела, хмуро уставившись в стол. Вера ее не торопила. Наконец, Разумовская тяжело вздохнула и спросила:

* Сколько ты хочешь.

Вера взяла у нее со стола ручку, оторвала ярко-желтый листок с самоклеящейся полосой, написала на нем число и молча прилепила его на темный экран Илониного компьютера. Сумма была не просто большой, она была колоссальной. Это было почти все, что Разумовская успела скопить за годы встреч с Кораблевым, все, что было отложено на открытие собственного отеля. Илона прыснула:

* А ничего не треснет? Ты хоть понимаешь, что за такие деньги мне тебя легче убить и закопать?

* Понимаю, Илоночка, и поэтому буду очень-очень осторожна.

Вера Войнич наградила ее своим фирменным надменным взглядом и выпорхнула из кабинета. Разумовская на негнущихся ногах пошла вслед за ней. Ей хотелось удостовериться, что их никто не подслушивал. За дверью она обнаружила главного повара Антона Викторовича. Он озадаченно переводил взгляд с Илоны на уходящую Веру и обратно. Медицинская шапочка съехала с лысого затылка, а из пакета в руках торчал рыбий хвост.

* Вот, Илона Сергеевна, - он моргнул, будто отгоняя наваждение, - опять пересоленную прислали. Разберитесь.

Конечно же, Разумовская не собиралась никого убивать, и, хотя мысль такая проскочила, она отогнала ее от греха подальше. Выбор перед ней стоял незавидный: заплатить и лишиться всего, или послать Веру к черту и до конца жизни пожинать плоды своего позора. Был, правда, еще один вариант: уехать самой, и пусть тогда эта мерзкая девица говорит, что хочет, ей будет все равно. Однако, здесь было два "но": во-первых, нужно было как-то убедить родителей уехать с ней. Илона не могла бросить их на растерзание сплетникам, они бы этого не перенесли. А во-вторых, через месяц она ожидала от Кораблева премии по случаю окончания курортного сезона. Премия намечалась очень большая, и увольняться прямо перед выплатой было глупо. Нужно было только потянуть время, покормить Веру обещаниями, чтобы успеть получить деньги и организовать переезд родителей.

Узнав о ее смерти, Разумовская вначале испытала облегчение. Проблема решилась сама собой и не нужно никуда уезжать. Но потом к ней в душу стал закрадываться страх. А что, если повар слышал их разговор и знает о том, что Вера ее шантажировала? Подозрение может пасть на нее, Илону, не говоря уже о том, что весь город узнает ее тайну. Она нервничала, но старалась не подавать вида. Смерть Артема Левнюка отвлекла всеобщее внимание, и Разумовская уже начала было думать, что все обошлось. Но тут появилась Галина и во всеуслышание заявила, что Вера Войнич должна была получить деньги. Антону Викторовичу оставалось сложить два и два, и тогда ничего уже не спасло бы Илону от тюрьмы и позора.

Остальное она помнила как в тумане: как пошла вслед за Савиной в пустынный сквер, как ударила ее по голове обломком ржавой трубы, надеясь убить с одного размаха. Но в последний момент ей не хватило решимости, рука дрогнула, и удар получился несильный. Даже с ног не сбил. Как потом пыталась задушить, уже зная, что ничего не выйдет, да и смысла не было, Галина ни в чем не была виновата.