Страница 14 из 29
Итог скифской кампании македонского царя подвел Юстин: «Таким образом, добыча, захваченная в Скифии, точно на ней лежало проклятие, едва не принесла гибели македонянам» (IX,3). Несмотря на то что Филипп остался жив и его армия не была разгромлена, удар по престижу базилевса и Македонии был очень велик. Пока царь был прикован к постели, он передумал о многом и пришёл к выводу, что настало время нанести удар по своему главному врагу – Афинам. Филипп помнил, что именно афиняне помешали ему взять Византий и Перинф, что, в свою очередь, спровоцировало поход в Скифию, который столь плачевно закончился. И именно Афины всегда оказывались во главе коалиции, направленной против Македонии. Победив же афинян, с остальными недругами будет справиться намного легче.
Война с Афинами была решена.
Как только Филипп оправился от ран, началась подготовка к войне с афинянами. Базилевс нещадно муштровал войска, поскольку отдавал себе отчет в том, к каким последствиям может привести поражение. Слишком велики были ставки в затеянной им игре, где проигравший мог потерять всё. Но царь Македонии слишком долго шел к этой войне, чтобы отступить в последний момент. Ему нужен был только повод, чтобы открыть боевые действия. И здесь удача внезапно улыбнулась Филиппу. Совет амфиктионов объявил очередную Священную войну в Греции и поручил македонскому базилевсу покарать святотатцев. На этот раз в роли безбожников оказались жители города Амфисса в Локриде, как и фокейцы, они покусились на имущество храма Аполлона в Дельфах. Правда, сам храм не грабили, а просто распахали земли на священной равнине к югу от святилища. Только не учли, что сельским хозяйством там заниматься запрещено, и поэтому их поступок в глазах остальных эллинов будет выглядеть кощунством.
Повод для вторжения в Грецию и вмешательства в её дела был просто великолепный, поскольку привлечь на свою сторону эллинов в борьбе с теми же эллинами было для Филиппа очень заманчиво. И самое главное, афиняне не могли ничего против этого возразить. Им очень не хотелось пускать в Элладу своего злейшего врага, но Священная война была объявлена, и они были бессильны что-либо изменить. А Филипп не медлил. Понимая, что в сложившейся ситуации промедление смерти подобно, он сразу же выступил с армией на юг. Лучшие македонские полководцы вели войска в этот поход, и на этот раз Филипп взял с собой сына, которому недавно исполнилось 18 лет.
Вступив в Среднюю Грецию, царь не пошёл в земли локров, на Амфиссу, а неожиданно повел армию в Фокиду, где занял стратегически важный город Элатею, и начал спешно его укреплять. Получилось так, что Филипп теперь держал под ударом Фивы, до которых был один день пути, и Афины, куда мог дойти за три дневных перехода. Закрепившись в Элатее, базилевс сделал набег на Амфиссу и сровнял её с землёй, формально выполнив постановление амфиктионов и наказав святотатцев. Но своих позиций в Греции македонский царь покидать не спешил, по-прежнему располагаясь с армией в Фокиде. Зато в Афинах известие о занятии Элатеи вызвало настоящую панику, которую усилили прибежавшие ночью беглецы. Помимо рассказов о захвате города, они также говорили о том, что царь Филипп вот-вот выступит на Афины со всей своей армией.
Говорить, что афиняне были к войне не готовы, было бы неправильно, Демосфен им расслабиться не давал, постоянно напоминая об угрозе с севера. Мало того, неугомонный оратор колесил по всей Элладе, глаголом жёг сердца эллинов и в итоге склонил на свою сторону многие города, решившие поддержать Афины в борьбе с Македонией. Было набрано войско из 15 000 гоплитов и 2000 всадников, а афинские союзники охотно внесли деньги на плату наёмникам.
Всё было хорошо, но наиболее дальновидные из афинян, и среди них опять-таки Демосфен, прекрасно понимали, что для борьбы с грозным македонским царём этих ресурсов недостаточно. Но была в Элладе сила, способная дать решающее преимущество антимакедонской коалиции, и называлась она – Фивы. Фиванская армия на тот момент была одной из лучших в Греции, её боевые традиции восходили к временам легендарного беотарха Эпаминонда. Поэтому афинским политикам очень хотелось, чтобы фиванцы выступили вместе с ними.
Проблема была в том, что Фивы с Филиппом, в отличие от Афин, не враждовали, потому что их связывали особые отношения с царским домом Македонии. Филипп жил в этом городе в качестве заложника и многих фиванцев знал лично, да и во время войны с Фокидой македонцы не раз приходили к ним на помощь. Но что самое главное, у базилевса не было к Фивам никаких претензий и нападать на них он не собирался. Да и у самих граждан настрой был соответствующий и воевать желания не было, что и засвидетельствовал Плутарх: «Фиванцы ясно видели, в чем для них польза и в чем вред, ибо у каждого в глазах еще стояли ужасы войны, и раны фокейских боев были совсем свежи»[13]. Поэтому, когда к ним прибыли послы и от Филиппа и от Афин, то казалось, что шансы втянуть Фивы в войну с Македонией не велики.
Но именно здесь наступил звёздный час Демосфена, который превзошёл сам себя и совершил невозможное, втянув целый народ в совершенно ему не нужную и бессмысленную войну. Красноречие гениального оратора волной накрыло фиванцев, и они с трепетом внимали, что им изрекает с трибуны великий человек. А Демосфен вещал о чести и доблести, вспоминал славное военное прошлое Фив, великих стратегов Эпаминонда и Пелопида, победы фиванцев при Левктрах и Мантинее. Оратор заливался соловьём, разжигая мужество и честолюбие граждан Фив, и они, по словам Плутарха, забыв о страхе, благоразумии и благодарности всем сердцем и помыслами устремились к доблести. Никто из правящей верхушки города не сумел удержать своих сограждан от охватившего их безумия. Главная беда фиванцев заключалась в том, что они реально не оценили сложившуюся обстановку, а поддались волшебной силе ораторского искусства. Наслушались Демосфеновых речей и приняли роковое решение, которое в конечном итоге приведёт к полному уничтожению их родного города.
Можно представить гнев базилевса, когда он узнал об этом странном и непонятном для него решении фиванцев. Но отступать царь не стал, а решил сражаться против объединённой вражеской армии. Когда собрались все союзные контингенты, то войско Филиппа насчитывало 30 000 пехоты и 2000 всадников. Македонская армия выступила в поход на Фивы.
Под командованием стратегов Хареса и Лисикла начали выдвижение афиняне, они форсированным маршем прошли через Беотию, подошли к городу Херонея и соединились с фиванской армией. Вскоре у Херонеи появился Филипп, и противники стали готовиться к битве. По количеству пехоты противоборствующие армии не уступали друг другу, не исключено, что у союзников её было даже немного больше. Зато ветераны Филиппа, закалённые десятками походов и сражений, на голову превосходили афинских наёмников и ополченцев, поэтому главная надежда союзников была на фиванских гоплитов, которые обладали великолепной индивидуальной подготовкой. О том, сколько всадников выставили союзники, нам не известно, поэтому не исключено, что у македонцев было колоссальное преимущество в коннице. Но главной бедой эллинов стало то, что во всём объединённом греческом войске не было полководца, равного Филиппу как по боевому опыту, так и по таланту военачальника.
В свете всего вышеизложенного предприятие Демосфена выглядит довольно сомнительной авантюрой, с предсказуемым исходом. То был скорее шаг отчаяния, продиктованный безысходностью. Понимали ли это фиванские и афинские гоплиты? Скорее всего, да. Поэтому мужество тех, кто пришёл на равнину к Херонее, сомнений не вызывает, эллины видели македонскую силу, с которой вот-вот вступят в бой, и тем не менее не дрогнули. Если боги помогут, то они остановят вражеское вторжение и не допустят, чтобы ноги завоевателей топтали священную землю Эллады. В битве всякое бывает, да и Филипп не бессмертен, точный удар копья или метко пущенная стрела – и Греция спасена!
13
Плутарх. Демосфен, 18.