Страница 4 из 69
Для всех оставалось загадкой, что так пугало малышку, но по всем признакам это не был бессмысленный детский саботаж – ее глаза наполнялись страхом, слезами и таким невыразимым страданием, что всем становилось не по себе. С возрастом эта странность прошла, но Майя и сейчас не испытывала радости, покидая загазованный и шумный центр в пользу очаровательных пригородных лугов. Особенно савельевских.
Места здесь были таинственные. С одной стороны деревню украшало озеро, получившее название Туманного из-за вечно висящего над ним полупрозрачного облака. Облако не отступало ни в жару, ни в непогоду. Даже зимой над коркой льда скапливался этот призрачный дым. С трех других сторон к Савельево подступали густые, прямо-таки берендеевские леса. По непроверенным данным местных старожилов, в них водился весь пантеон героев сказок, былин и народных преданий. Периодически кто-то своими глазами видел жабу размером с «Запорожец», а кто-то божился, что своими ушами слышал, как эта самая жаба разговаривала человеческим голосом. Потом молва доносила, что повадками жаба сильно смахивала на местного председателя Федора Степаныча Полицейко, ему припоминали, что он продал лучший кусок родной земли каким-то черноусым и носатым людям, и по деревне проносилась волна негодования, замешанная на сладком ужасе. Позже история с жабой теряла свое очарование, потому что сразу в трех домах видели, как расступался лес и из него выходил сначала пар, а потом дух одного из умерших жителей этой деревни…
Все это довольно сложно было проверить. Рассказчики бледнели, краснели, тряслись, убедительно прикладывали руки к сердцу и периодически хлебали то валерианку, то водку. От такого коктейля ужасающие детали только множились, и жаба раздувалась до размеров индийского слона, а оживший покойник начинал пророчествовать и все не в пользу Полицейки.
Однако, несмотря на буйство фантазии, приправленной плохим алкоголем, приходилось признать – в этой деревне порой действительно творились странные вещи. Объяснения некоторым не было. Например, каждую весну то тут, то там из земли вытягивались невиданные растения. Ростки выглядели твердыми, черными и совершенно мертвыми. Стояли они недолго, ветер, солнце и дожди довольно быстро приканчивали сухие побеги. По правде говоря, одного неосторожного движения пальцев было достаточно, чтобы эти жесткие на вид листья и стебли превратились в черную пыль. Ветер подхватывал ее и уносил по воздуху в неизвестном направлении.
Никто не мог сказать, что это за растения. Деревенские знатоки, различавшие деревья по запаху почек, разводили руками, тех же умников, что бросались рыскать по энциклопедиям, ждал неприятный сюрприз – ничего подобного ни толстые, ни красные книги не знали. Не находилось ни вида, ни семейства, ни авторитетного названия этим высохшим цветам.
Пара дипломированных ботаников, привезенных местными энтузиастами в савельевские сады и огороды, не смогла сказать ничего определенного. Оба ученых, перегруженных собственным избыточным весом, полдня потели, с умным видом щупали землю и изо всех сил старались произвести впечатление на местных барышень. Барышни тучными специалистами в области гербариев не заинтересовались, ботаники бесславно протоптались по деревне до заката, стрясли пару щепоток черной пыли в конверт и заявили, что необходимы лабораторные анализы. Местный Полкан покрутил хвостом им вслед, и больше их никто в деревне не видел. Ходили слухи, что их вообще больше никто никогда не видел, что машина, на которой они ехали, через месяц всплыла где-то в Балтийском море, а лаборатория тем же вечером сгорела. Но поскольку эту информацию сопровождал все тот же устойчивый запах водки и валерианы, скорее всего, ботаники просто забыли обо всем за поворотом, конверт выкинули и вернулись к своим насущным делам.
Прославить савельевскую землю опять не удалось, и интерес к странным побегам закончился сам собой. Теперь большинство воспринимало их как разновидность новомодного сорняка, и только здешний священник отец Исидор со своей женой Галиной и кучкой прихожан каждый год по весне отправлялись крестить подтаявший снег. Однако «поганые метелки», как они их называли, никуда не исчезали и с первыми оттепелями начинали лезть из земли.
Поговаривали о какой-то женщине, которая увидела один такой черный куст и ушла в монастырь. Правда, по другим источникам выходило, что коварная бабенка обворовала ближайший колхоз и скрылась за монастырскими стенами от правосудия. Что такого можно было украсть в давно и профессионально разграбленном хозяйстве, оставалось тайной, но мысль о том, что нечистая сила, вместо того чтобы отвратить от бога, к богу и привела, не на шутку воодушевляла савельевских безбожников и алкашей.
Так, из разговоров о крупных жабах и несуществующих растениях, складывалась репутация деревни. От этого и по другим причинам жили теперь здесь в основном те, кому терять было нечего и чьи родные избушки уже склонялись крышами до земли, и другие, у которых было столько средств, что ни черт, ни пес, ни Полицейко в ступе были им нипочем. Воображение у этих товарищей отсутствовало, поэтому жили они беспечно и спали крепко. До поры до времени…
В тот день, после недели изматывающей жары, над Савельево, наконец, скопились дождевые тучи и предгрозовые сумерки. Гром ворчал в серой небесной массе, как в переполненном животе. Порывы сильного ветра рвали дверь в сторожку, стоявшую на отшибе деревни. Внутри было довольно темно, свет едва проникал в небольшое помещение через окно, затянутое марлей от комаров. Высокий мужчина в накинутом на плечи темном плаще, ссутулившись, стоял над большим конторским столом и перебирал бумаги – квитанции об оплате, записки с фамилиями должников, какие-то договоры, списки, купчие с ятями, фотографии и пожелтевшие страницы, заботливо уложенные в прозрачные папки. Мужчина торопился и явно был раздражен. Одни бумаги он небрежно скидывал со стола за ненадобностью, другие приближал к глазам и, убедившись в чем-то, откладывал в сторону. Он был так увлечен этим занятием, что не заметил, как чья-то рука поймала беспокойную дверь в сторожку. На пороге встал старик, помощник знаменитого председателя.
– Эй, вы! Что вы здесь делаете? Я вас сюда не впускал. Разрешения не давал. Товарищ…
Он не успел договорить. Мужчина резко развернулся. Что-то произошло между ними. Старик застыл. Вена набухла и застучала на его виске. Он бессмысленно таращил на незнакомца вылинявшие от времени глаза, но уже не видел его и вскоре рухнул на пол. Мужчина спокойно отвернулся к столу и продолжил разбор бумаг.
Наконец он, видимо, нашел все, что искал, еще раз бегло просмотрел несколько отложенных документов, бережно сложил их и спрятал во внутреннем кармане плаща. Затем скомкал оставшиеся бумажки, разбросал их вокруг тела старика, достал спички и, не раздумывая, подпалил. Огонь быстро охватил иссушенные временем страницы. Одна из них взлетела и в потоке горячего воздуха пронеслась совсем близко от виска мужчины, склонившегося над лежащим телом. Однако, он не обратил на это никакого внимания. Он следил за тем, как занимается одежда старика, и, только когда огонь набрал необратимую силу, и дым начал заполнять сторожку, мужчина поправил плащ на плече и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Струйки дыма уже сочились из всех щелей ветхой постройки. Незнакомец отступил в сторону и исчез, словно растворился. За все то время, пока он был в сторожке, его лицо ни разу не попало в лучи света. И дело было не в том, что после недели изматывающей жары над Савельево, наконец, скопились дождевые тучи и предгрозовые сумерки…
Майя передумала ехать смотреть штативы. Она взглянула на часы и достала телефон. – Это я, – сказала она в трубку, уверенно направляя одной рукой машину в плотном потоке. – Можешь говорить?
Синий бок дорогой иномарки начал притирать Майю к обочине. За рулем, высоко задрав подбородок, сидела надменная белокурая принцесса.
– Куда же ты лезешь? – сквозь зубы процедила Майя, рискованно прижимаясь к машине. – Нет, это я не тебе. Скажи, у тебя был вариант где-то на набережной. Помнишь, ты говорила – небольшая квартира с балконом? Она еще не ушла? А ты мне можешь ее сейчас показать? Отлично. Какой точный адрес? Поняла. Все, встретимся внизу. Ну, пока.